— Мария Петровна, ваши пироги — просто произведение искусства, — сказала Лилия Максимовна.

— Да при чем тут пироги? — с досадой сказал Стернин. — Мария Петровна, я так понимаю, вы хотите, чтобы мы с Лилией Максимовной встретились с этим черт… да, женихом. Но адрес не скажете, верно?

— Иван Тимофеевич, а как вы считаете, это будет порядочно по отношению к Марине, если я обещала никому не говорить их адрес?

— Мне найти этот адрес, как говорится, раз плюнуть, — проворчал Стернин. — Не хочу накалять обстановку. Ну ладно, проходите на кухню, я коньячку принесу, там и поговорим обо всем.

Мария Петровна согласно кивнула, сняла пальто, повесила его в шкаф в прихожей, переобулась в домашние тапочки и пошла на кухню. Хорошо хоть не ругаются, не обвиняют ее в том, что поощряет некрасивые поступки дочери. Может, удастся уговорить Стернина, чтобы познакомился с Игорем?

Глава 22

Пальцы левой руки нервно барабанили по столешнице, в правой Пустовалов держал чашку крепкого кофе. Ночью плохо спал, раз пять просыпался, и теперь нужно было взбодриться. Едва приехал в офис, тотчас же приказал секретарше сделать крепкий кофе и принести. Киру не хотелось об этом просить, она баба простая, станет задавать глупые вопросы: почему уже пять дней он живет один в московской квартире, не приглашает ее к себе и, главное, почему перестал обедать в своем офисе? Ну и далее, со всеми остановками, как говорится. Она ему не нравится, нашел ей замену? Невкусно готовит?

К чертовой бабушке все это! Если бы Кира принесла ему кофе — а она умела делать очень вкусный, ароматный — и начала ныть, выгнал бы ее без раздумий. Да ладно, пусть поработает, в конце концов, свое дело она знает хорошо, вернее, свои дела.

Не приглашал ее потому, что все больше и больше думал о Марине Стерниной, думал и… не знал, что делать. Простить такое невозможно, это однозначно. Но и предпринимать какие-то экстраординарные меры нельзя. Три раза звонил Стернину, надеясь, что у папаши лопнуло наконец терпение, и слышал издевательское «подождем, посмотрим». Папаши в таких случаях могут и подождать, а он, жених, чья невеста трахается с каким-то нищим комедиантом?!

Можно искалечить его, сделать так, что всю оставшуюся жизнь будет на аптеку работать, пусть это опасно, но можно.

Если бы… отцом Марины был не Стернин! А вдруг она сделает что-то невероятное с собой, бабы могут в трансе натворить таких дел, на собственном опыте знает. Стернин поймет и уж точно — никогда не простит такое.

И получается, папаша, с одной стороны, издевается над ним: мол, как ты, мужик, терпишь такого соперника, ничего не можешь сделать? А с другой — только попробуй сделать что-нибудь нехорошее для моей дочки!

Так они же, бабы, если «западают» на какого-то смазливого хмыря, сумасшедшими становятся! Все, что ни сделаешь против него, будет для нее плохо, ужасно!

Он, математик, не привык решать подобные задачи. Собственно, решение тут могло быть одно — забыть Марину, жить и работать, как до нее. Но его самолюбие получило весьма чувствительную пощечину, он слишком сильно завелся, чтобы остановиться.

Пустовалов хлебнул кофе, забыв о том, что тот еще довольно горячий, болезненно поморщился, поставил чашку на стол.

Но этой ночью, такой тяжелой, кое-что удалось понять.

Он не психолог, предвидеть результаты прямой атаки на соперника не мог, но как математик мог просчитать результат четкой операции, в которой главным действующим лицом могла стать… Татьяна Сушина.

Да, она была любовницей артиста, и она же… влиятельный человек в кинобизнесе. Возможно, именно она соединила артиста и Марину, но вряд ли для того, чтобы они стали счастливой семьей. И значит, этим следует воспользоваться.

Пустовалов взял трубку телефона, набрал номер мобильника «влиятельного человека в кинобизнесе».

— Да, слушаю вас, — раздался в трубке сухой женский голос.

— Добрый день, Татьяна Илларионовна. Беспокою вас по очень важному для нас обоих делу, нельзя ли, чтобы вокруг вас никого не было?

— Представьтесь, пожалуйста! И учтите… Я не намерена разговаривать с незнакомыми людьми попусту!

— Я официальный жених Марины Стерниной, друг семьи уважаемого Ивана Тимофеевича. Этого достаточно?

— Да, вполне. Подождите минутку… И чего вы хотите?

— Встретиться с вами и поговорить. О наших общих потерях.

— Прямо сейчас? Но у меня съемка… Хорошо, как-нибудь выберусь. Но ненадолго.

— Я не намерен отрывать вас от творческого процесса. Через полчаса буду у входа на «Мосфильм». Вам нужно только выйти за проходную, у меня черный «мерседес». Такой расклад вас устраивает?

— Вполне.

— Спасибо. Приятно иметь дело с умной женщиной. До встречи, Татьяна Илларионовна.

Пустовалов положил трубку, осторожно допил кофе, поставил чашку на стол, довольно усмехнулся. Кажется, получается. Потом стремительно вскочил с кресла, вышел из кабинета.

— Анжела, меня не будет пару часов, если есть встречи, перенеси, — бросил на ходу. Спустился на первый этаж, негромко сказал водителю: — Ренат, заводи, поехали.

И, не дожидаясь, когда водитель встанет с дивана в холле, пошел к своему «мерседесу».


— Вадим, я отлучусь на полчаса, — сказала Сушина Селиванову. — Срочные дела возникли… извини.

— Конечно, Таня, конечно. Знаешь, я долго думал и пришел к выводу, что совсем не обязательно делать сериал в жанре «экшн». Мы сделаем упор на игре Марины и Игоря, на взаимоотношениях их героев. Это получается чертовски интересно, это главное, понимаешь? Таким образом мы убьем двух зайцев сразу. Сэкономим деньги, что не так уж важно, и зажжем новую звезду в нашем киномире.

— Вадим, за двумя зайцами погонишься…

— Это тот редкий случай, когда двух и подстрелишь. Исключение из правил; мне они всегда нравились больше, чем сами правила.

— Но у нас есть обязательства перед генеральным продюсером, фильм должен вернуть его деньги с прибылью, значит, показывать его должны в прайм-тайм. Я понимаю, что ты, как умный режиссер, всегда тяготел к излишней психологичности, но это не тот случай…

— Тот, именно тот! — воскликнул Селиванов. — Такое раз в жизни бывает! Дочка продюсера в главной роли, будь она бездарна, я бы сделал, как договаривались. Но она талантлива! И какой же папаша станет возмущаться, если я сделаю из его дочки звезду?! Ты посмотри, как они играют сцену расставания! Это же просто блеск!

Сушина и сама понимала, что Игорь с Мариной играют отлично, но ей-то что до этого?

— Ладно, Вадим. Так я отлучусь?

— Конечно, Таня.

Сушина надела кожаную куртку, вышла из павильона и решительно зашагала вниз, к проходной «Мосфильма». Миновала проходную, где толпились люди, нервно звонили по внутреннему телефону, напоминая, что они уже пришли, а пропуска почему-то нет, вышла на Мосфильмовскую. Черный «мерседес» определила сразу. Из него вышел невысокий мужчина с короткими русыми волосами, в длинном черном пальто. Не красавец, но и не урод, а с такой машиной, да с личным водителем, да в прикиде от лучших фирм Европы… вполне мог быть официальным женихом Марины Стерниной.

— Еще раз добрый день, Татьяна Илларионовна, извините, что оторвал от дел, прошу в машину.

Он распахнул дверцу «мерседеса», Сушина села на заднее сиденье. Пустовалов сел рядом, сказал водителю:

— Ренат, погуляй пока что. Понадобишься — свистну.

Водитель согласно кивнул и вышел из машины.

— Все это впечатляет, — усмехнулась Сушина. — Ну и зачем я вам понадобилась?

— Татьяна Илларионовна, буду с вами откровенен. Кое-что знаю. И полагаю, это вы толкнули господина Муравьева в объятия моей невесты. Возможно, для того, чтобы они лучше сыграли, возможно, по другим причинам. Далее, я полагаю, что вы никак не заинтересованы в том, что у них могут возникнуть отношения… чересчур откровенные, скажем так. И даже чересчур длительные.

Сушина непроизвольно кивнула, внимательно глядя на бизнесмена.

— Допустим, вы правы. И что дальше?

— Я тем более не заинтересован в том, что моя невеста живет с господином Муравьевым. И значит, нужно как-то разрушить эту идиллию. Повторяю, я предельно откровенен с вами. Надеялся, что Иван Тимофеевич предпримет какие-то шаги, но он… извините за выражение, не мычит и не телится. Я не очень ревнив, но терпеть подобное оскорбление не намерен. Вы, полагаю, тоже. Или я ошибаюсь?

— Может, представитесь для начала? — сказала Сушина.

— Валерий Пустовалов.

— Вы не ошибаетесь, Валера. Мне тоже не нравится их связь. Игорь был моим хорошим другом, благодаря мне он получил эту роль, солидные деньги, но… Я не ожидала, что случится так. Понимаете, Игорь всегда сторонился дочерей богатых людей, он уже обжегся на этом. Но…

— Отлично, Таня, — мгновенно отреагировал на ее тон Пустовалов. — Мы должны получить — каждый свое. Вы — господина Муравьева, я — свою невесту.

— Чтобы заточить ее в подземелье и пытать каждый день? — пошутила Сушина.

Пустовалов шуток не понимал.

— Если устремления у нас одинаковы, будем действовать совместно, — уверенно сказал он. — Лишь в этом случае мы получим результат, который устраивает нас. Я предлагаю вам принять участие в некоей игре, всю схему которой раскрыть не могу.

Сушина посмотрела на него внимательно и жестко:

— Полагаете, я совсем дура, Валера? Хотите использовать втемную?

— Таня, вам не идут эти бандитские словечки. То, что вам надлежит сделать, вполне логично и естественно, даже в какой-то мере справедливо. И — абсолютно законно. А теперь послушайте меня внимательно. Вы абсолютно ничем не рискуете, а не зная о моих дальнейших планах, не можете считаться сообщницей. Пожалуйста, послушайте.