Сушина достала сигарету, закурила, нервно затянулась.

— Дай-то Бог, Вадим. Ты посмотри на план, может, что передвинуть, изменить экспозицию. Одно дело теория и твое видение сцены в целом, и другое — уже реальным расклад. Мечты хорошо, но и о реальном деле нужно думать.

Но Селиванов уже понял, что снимать сериал можно, не особо утруждая себя, главное, снять талантливую девчонку так, чтобы папаша одобрил и дал деньги на «Фригийского сатира». Неожиданно это получается легко и просто. А значит!.. Ну а всякие там погони он может снимать, как говорится, одной левой.

Между тем Муравьев и Марина покинули павильон, направляясь к стоянке машин.

— Игорь, мне сегодня звонил папа, попросил, чтобы я приехала домой, как только освобожусь… Ты не возражаешь?

Как он мог противиться желанию всесильного папы?

— Хорошо, Маринка.

— Не знаю, что у них там стряслось… Я тебе позвоню.

— Да ладно, понятное дело, они волнуются, не нужно расстраивать родителей, злить их.

— Знаешь, мне больше всего хочется поехать к тебе и что-нибудь опять приготовить вместе… Ну, под твоим руководством. Так понравилось, просто жуть!

— Марин… какие наши годы? — сказал Муравьев. — Все впереди, еще встретимся, что-нибудь приготовим…

— Ты огорчен, что я еду домой, да? Не грусти, Игорь, это ненадолго.

— Конечно, только… не нужно злить родителей.

— Это верно. Думай обо мне, а я буду о тебе думать, всю ночь, понял?

— До свидания, Маринка.

Он чмокнул ее в щеку, хотя Марина ждала более страстного поцелуя, открыл дверцу ее серебристой «шкоды». Машина выехала на аллею, ведущую к воротам «Мосфильма», а Муравьев с тоскливой усмешкой смотрел ей вслед. Догадывался, что папаша не случайно попросил дочку приехать домой. Серьезный разговор ей предстоит…

Марина выехала на улицу, чувствуя, как резко падает ее настроение. Отец, наверное, что-то заподозрил, ну и пусть. В конце концов, она уже взрослая, имеет право делать то, что считает нужным. Но Игорь… Он и утром как-то странно вел себя, и вечером, когда она сказала, что останется. И даже ночью, хотя все было так приятно, но… Отца боится, что ли? Она же ясно сказала — готова жить в его квартире, если отец не купит им новую. И будет жить! А Игорь не верит? Или думает, что отец отзовет свои деньги и сериал закроют? Ну и что? В другом будут сниматься, ее в театр приглашают, начнет сама зарабатывать, хоть и небольшие, но свои деньги. Да Господи! Будут сидеть на хлебе и воде и любить друг друга в этой маленькой квартирке! Если отец пойдет на принцип, станет им палки в колеса ставить — пусть подавится своими миллионами! Пусть ему стыдно будет! Но она не поддастся. Упрямая, вся в отца.

А вот Игорь, похоже, не верит ей. Да она понимает его, после второй жены… Конечно, понимает. И значит, нужно сделать что-то такое, чтобы Игорь поверил. Например… познакомить его с родителями.

Подумала об этом и тут же поняла, что ее мысли зашли в тупик. Как познакомить, если она ничего не знает о нем? Вернее, знает, слышала в «Щепке» много такого, что язык не поворачивается повторить. Но ведь он совсем другой, она это поняла своим женским чутьем… А если ошиблась?


Стернин сидел в своей просторной кухне — двадцати метров вполне достаточно, чтобы разместить все оборудование, и еще место осталось для кожаных диванчиков, стоек с радио- и телеаппаратурой, торшеров и затейливых бра из бронзы. У многих знакомых в квартирах теперь имелась столовая, а на кухню заходила только прислуга, чтобы приготовить еду и подать через окошко в стене или привезти на сервировочном столике. Этот вариант Стернин напрочь отверг, хотя жена уговаривала сделать в квартире столовую. Кухня! Именно на кухне он с юношеских лет встречался с друзьями, на кухне отмечали всяческие победы и заливали водкой поражения, вели диссидентские разговоры о близком крахе советской системы, а потом и пили с первыми забугорными партнерами по совместному предприятию, или, просто говоря, СП. Как же без нее, родимой, теперь? Столовая — это что? Столы да стулья, холод и пустота. А на кухне всегда тепло и уютно. И теперь, будучи весьма состоятельным человеком, Стернин после своего кабинета больше всего обожал в квартире кухню.

А уж как оборудовал ее! Учел все пожелания. В первую очередь — Марии Петровны. «Что вам нужно для нормальной работы? Учитываются любые, даже самые фантастические, пожелания, гости-то могут быть разные. Список мне на стол». Выполнено. Что хочет жена? А вот жена ничего не хотела, ее кухня абсолютно не интересовала. Дочка? «Стереосистему поставь, обожаю слушать музыку за едой». — «Нет проблем». А что хочет он? Полный комфорт и уют, даже если Мария Петровна занимается готовкой.

Не кухня, а сказка получилась!

Но сегодня, попивая кофе капуччино, приготовленный Марией Петровной в специальной машине, Стернин думал совсем о другом.

Жена пыталась понять, чем он опечален, выгнал ее из кухни. Мария Петровна осторожно пыталась выяснить: не случилось ли чего плохого с Маришкой? И ее выгнал.

Случилось, конечно, случилось, черт побери! Все-таки не устояла перед этими говнюками, актеришками, бабниками! Для них она просто красивое тело, предмет, чтобы насытить свою похоть и выбросить! Он этого не позволит! Он пресечет на корню!

Она так и не позвонила ему утром, сам звонил Маринке на мобильник после визита Пустовалова. Извинилась, сказала, что очень занята на съемках, все замечательно. Он попросил ее приехать сегодня домой. Согласилась нехотя, видимо, опять намеревалась ночевать «у подруги». Ох, дуры они бывают, бабы, совсем крыша едет. Так верил в дочку, видел, какая она серьезная, умная девчонка, упорная в своих стремлениях, потому и поддержал ее решение пойти в актрисы… И она попалась…

Ну ладно, пора, как говорится, и власть применить. Чтобы его дочь стала утехой для какого-то артиста — такого не будет.

Не будет, черт побери!

А Пустовалов-то хорош! Завидный женишок с гнильцой оказался. Заметил, что невеста на другого посматривает, ну так и разобрался бы с этим другим, как мужик с мужиком, тем более у него и других способов хватает. А нет! Прибежал к нему, вроде как с жалобой, а может, за советом — что нужно делать? Да ты делай то, что сам считаешь нужным, черт побери! Мужик ты или не мужик?!

В прихожей хлопнула дверь, зашелестели женские голоса.

Марина вернулась, ее встретили, доложили, что у него дурное настроение… Стернин вскочил с диванчика, плеснул в чашку с остывшим кофе изрядную порцию коньяка, торопливо поставил бутылку в бар, сел за стол. Хлебнул кофе, потом не задумываясь опорожнил чашку.

Марина уверенно вошла на кухню, уверенно села на стул у стола, сумочку бросила на кожаный диванчик рядом с отцом.

Вместе с ней вошла Мария Петровна.

— Иван Тимофеевич, надо бы покормить девочку, — сказала Мария Петровна.

— Потом, потом! — махнул рукой Стернин.

— Да ведь она проголодалась, Иван Тимофеевич…

— Потом, Мария Петровна, потом! — заорал Стернин.

Пожилая женщина огорченно всплеснула руками, что должно было означать: экий же ты самодур, — и ушла, плотно прикрыв за собой дверь. Стернин не обиделся на нее, Мария Петровна заботилась о Марине, спасибо ей за это.

— Что, пап, серьезный разговор? — с улыбкой спросила Марина. — Давненько у нас не случалось такого. Ну, выкладывай, какие мысли тебя беспокоят?

— А ты не знаешь какие, да? Хочу подробнее узнать о подруге, у которой ты ночевала.

Марина усмехнулась, встала со стула, налила себе кофе, снова села. Отпила глоток и внимательно посмотрела на отца.

— Извини, папа, я обманула тебя. Это было необходимо, потому что… ты мог реагировать не совсем адекватно, послать каких-нибудь бандитов…

— Ты думаешь, что говоришь, дочка?

— Конечно. Я люблю парня, известного артиста, и провела ночь у него, но между нами ничего не было.

У Стернина глаза стали круглыми. Он много женщин видел на своем веку и точно знал, что его дочка — красавица. Только что она вошла — высокая, стройная, стильная, — да какая, к черту, модель может сравниться с Мариной?! И вдруг такое — ночевала у отъявленного бабника и между ними ничего не было?

— Мариночка, ты меня за идиота принимаешь? Ты ночевала у Муравьева, и между вами ничего не было?!

— Ты следил за мной?

— Нет, добрые люди подсказали. Сегодня. Если б следил, ты ночевала бы дома.

— Я так и думала.

— Каким местом ты думала? — заорал Стернин. — Я не позволю, чтобы какой-то хмырь…

— Он не хмырь, папа.

— Это ты так думаешь. Я навел справки — пять женщин в разных концах страны заявляют, что имеют детей от него, а ему хоть бы хны!

— Мало ли у нас сумасшедших.

— А его связь с Павлиной Васильевой? Она хотела повеситься, после того как он бросил ее. Тебе это ни о чем не говорит?! Как ты можешь верить такому человеку?!

— Если б хотела — то повесилась бы. Глупый трюк, пиар-компания вышедшей в тираж балерины, — спокойно сказала Марина.

— Да? Мне кажется, и ты скоро будешь плакать и просить помощи!

— Не буду.

— Короче, Марина, дело такое. Ты порываешь с этим артистом, выходишь замуж… Ну, можешь не выходить, тут я ни на чем не настаиваю…

— Не надо указывать мне, что нужно делать, а что нет.

— Да? Ну и как ты намереваешься жить дальше?

— А вот так!

— Тогда я вынужден буду наказать тебя. И всю твою съемочную группу. И вообще…

— Попробуй только! — неожиданно жестко сказала Марина. Выпила кофе, встала и вышла из кухни.

Стернин смотрел ей вслед, качая головой. Он все еще не мог понять, как такой бабник провел ночь с этой красавицей и между ними ничего не было. Марина никогда не лгала ему в лицо и сейчас сказала правду, что ночевала не с подругой. Но как это — ничего не было?