В. Гридасова - Запретный мужчина

Услышав ее последние слова, Альберто изменился в лице. Не будь сеньора Амаранта так занята собой, она бы непременно заметила волнение доктора.

«Боже мой! Неужели это жена Альвареса? Неужели речь идет о моем сыне?!» — думал Альберто.

И словно отвечая на его немой вопрос, сеньора. Амаранта заговорила:

— У меня не могло быть детей, доктор! Мы усыновили мальчика, и он стал для меня всем, стал смыслом моей жизни! — сеньора Амаранта прижала руки к груди. — Я открыла вам тайну, доктор, никто этого не знает, ни одна душа в Мадриде! Все было сделано так, будто я родила его. Но я ему мать! Любящая мать! Я боготворю моего сына!

В правдивости ее чувств Альберто не мог усомниться глаза ее сияли, лицо светилось.

— А ваш муж, как он относится к мальчику? — спросил Альберто, и вопрос этот был не только вопросом врача, обращенным к пациентке.

— Вы врач от Бога, сеньор, вы сразу нащупали самое больное место. Все это время сын безраздельно принадлежал мне, я занималась его воспитанием, как теперь занимаюсь его учебой. Муж не вмешивался, юн знал, что может на меня положиться. Он дарил мальчику подарки, интересовался его успехами, и не больше. У мужа была своя жизнь, и я тоже никогда в нее не вмешивалась. Но теперь он задумал отобрать у меня сына, решил довести меня до сумасшедшего дома! Для чего он это делает? Конечно, только для того, чтобы вновь жениться! О-о, он делает это очень хитро. Я даже не сразу поняла, в чем дело! Но теперь мне все стало ясно! Месяца два назад он сказал мне, что появились какие-то люди, мужчина и женщина, и заявили, будто они и есть родители нашего мальчика. Женщины он не видел, говорил только с мужчиной. Боже! Мне стало дурно! Я уже была на грани нервного срыва! И только потом я поняла, что это дьявольская ложь! Он задумал довести меня до сумасшествия, используя мою привязанность к сыну. С тех пор он уже несколько раз повторял свою ложь, доводя меня каждый раз до нервного припадка. Поэтому я и обратилась к вам, доктор! Вы должны помочь мне выдержать эту психологическую атаку. Я должна обрести душевное спокойствие! Я не должна дать ни малейшего повода счесть себя душевнобольной! Вы ведь поможете мне, доктор?! — сеньора Амаранта умоляюще смотрела на Альберто.

— Да-да, конечно, сеньора.

Он был потрясен, но не был в растерянности. Вот та информация, которой добивалась Флора, но что им до Альвареса и его любовных связей? Главное — состояние его жены. Альберто чувствовал себя невольным палачом этой несчастной женщины. Он послужил причиной ее тяжелого нервного состояния, но должен был и спасти ее. Задача предстояла не из легких: в процессе их совместных психотерапевтических бесед он должен был переменить ее образ мыслей, убедить, что никто не собирается отнимать у нее ребенка, умерить ее собственнический инстинкт, сделать возможным их контакт с Пилар… Он не мог ручаться за благополучный исход, но должен был попробовать. И поэтому твердо пообещал этой несчастной женщине помощь. Это был его долг, долг врача, долг отца.

— Спасибо вам, доктор. До сегодняшнего дня я чувствовала себя загнанной в угол жертвой, которая ждет, когда ей нанесут решающий удар, теперь я верю, что справлюсь.

— Да-да, — подтвердил Альберто, — мы будем это делать с вами вместе. Но занятия должны быть интенсивными, не менее двух раз в неделю. Сегодня у нас пятница, я жду вас во вторник. Если вам понадобится моя помощь раньше, позвоните. Я всегда к вашим услугам.

— Спасибо, доктор, — сеньора Амаранта простилась и ушла.

Когда Карлос заглянул к Альберто после своей прогулки, то застал его погруженным в размышления. Альберто никогда не делился тайнами своих пациентов, не чувствовал себя вправе поделиться ими и сейчас. Он свято соблюдал врачебную этику. Но Карлосу достаточно было увидеть выражение его лица, чтобы понять, до чего трудная работа предстояла Альберто, и, по всей вероятности, он уже начал готовиться к ней. Губы Карлоса невольно сложились в сочувственную полуулыбку.

— Да-да, и врач, и пациент находятся в стрессовой ситуации, — пошутил Альберто. — А что там Пилар?

— Когда я уходил, она беседовала с моей матушкой, — ответил Карлос. — Полагаю, что беседуют и до сих пор.

— Ты не огорчишься, если я приглашу ужинать ее, а не тебя? — улыбаясь, спросил Альберто.

— Кого? Матушку?

— Нет, Пилар.

— Огорчусь — не то слово, буду просто в отчаянии, — отозвался Карлос. — А что? Что-то случилось? — спросил он, переходя на серьезный тон.

— Да, я кое-что узнал об Альваресах, и нам с Пилар многое нужно обсудить.

— Договорись с ней, и я привезу тебе твою Пилар, только скажи, куда.

— Сейчас скажу, — пообещал Альберто и взялся за телефонную трубку.

Пока он звонил, вернулась Кати, оживленная и разрумянившаяся.

— Оставайся с нами ужинать, — предложила она Карлосу.

— Нет-нет, спасибо, меня ждет мама, — отказался Карлос, которому было приятно произносить слова: «меня ждет мама», — мы всегда ужинаем вместе, и, если я задерживаюсь, она волнуется.

— Кати, мне нужно срочно поговорить с Пилар, мы договорились поужинать с ней в китайском ресторанчике тут неподалеку, она сейчас у Амалии, так что я поеду вместе с Карлосом. А тебе придется поужинать одной, моя девочка. Прости, что так вышло, но потом я тебе все расскажу.

— Конечно-конечно, Альберто, поезжайте, — говорила Кати с улыбкой, но глаза у нее были полны невольных, непрошенных слез.

Когда сеньора Амаранта вернулась домой, уже совсем стемнело. Привычный взгляд скользнул по вешалке — ни шляпы, ни трости, ни плаща — мужа нет дома. Отговорится, как всегда, работой. Пусть. Она привыкла к стене глухого безразличия, что выросла между ними за последние годы. Но зато с ней ее сын, ее дорогой Хулито. И тут же она услышала быстрый топот ног по лестнице — сын бежал встречать ее. Она заключила его в объятия и страстно прижала к груди хрупкое стройное тельце, погрузив лицо в золотистые волосики. Мальчик вытянулся за последнее время, и, отстранив его от себя, Амаранта любовалась им — рыжеватый, белокожий, с красивыми зеленоватыми глазами. Правда, несколько болезненного сложения и не совсем уравновешенного нрава. Когда он веселился, то не было ребенка милее и очаровательнее него, но часто он бывал и плаксив, и капризен. По складу души, по внешнему облику он нисколько не походил на Амаранту, женщину страстную и прямодушную до жесткости. И тем страстнее она обожала его. Теперь всю свою страсть она вкладывала в учебу сына, желая для него блестящей будущности.

Отца мальчик знал мало. Нарядный надушенный господин, который по временам появлялся на их половине, ассоциировался у него скорее с гостем, чем с близким родным человеком. Однако отец неукоснительно требовал ведомость об успеваемости в конце учебного года и дарил подарки к Рождеству, Пасхе и на день рождения. Мать была с Хулито постоянно, любящая, преданная, требовательная. Мальчик любил ее, но и уставал от нее. Его легкий, подвижный, веселый нрав требовал иных, более живых и ярких впечатлений, Амаранта же признавала лишь полезное — главным для нее были дисциплина и гигиена. Страстно любя сына, она была с ним сурова. А мальчик то ласками, то забавными шалостями все старался растопить царящий вокруг него холод, и порой ему это удавалось. Тогда оба они безудержно хохотали. И это были те мгновения, которые связывали их теснее всего.

— Сделал уроки? — оторвавшись от сына, уже строго спросила сеньора Амаранта.

— Почти, — с улыбкой признался Хулио.

Брови Амаранты невольно сдвинулись, так она и думала: стоит ей только отлучиться!..

— Иди сейчас же к себе, — распорядилась она. Спустишься, когда закончишь.

Мальчик поплелся вверх по лестнице. Он столько хотел рассказать! Ведь они не виделись целый день! Но что поделаешь, он опять зачитался приключениями! А теперь, хочешь не хочешь, придется решать противные задачи. Возможность ослушаться матери ему и в голову не приходила.

Донья Амаранта сидела, задумавшись, у себя в спальне. Комната, вся состоявшая из белоснежных полированных поверхностей, мало походила на женскую обитель; но натянутые нервы хозяйки не выносили ни малейшего беспорядка. Цветная косынка на столике произвела бы впечатление взрыва.

— Сумасшедшая! — отзывался о ней муж.

Она сидела в кресле, откинувшись на спинку, положив руки на подлокотники, и перед глазами ее проходили картины прошлого.

Маленький дом с комнатами почти без мебели, но без единой пылинки. Скудная похлебка на столе, и гордость за свое древнее благородное имя. Альваресы были их соседями — зажиточные, шумные плебеи. Втайне она их презирала. И все-таки вышла за старшего из соседских сыновей, когда тот посватался. Ей было шестнадцать, ему двадцать четыре, и он только что получил диплом адвоката. Говорили, что тогда она была хороша собой. Да, она была хороша, но и тогда в ней было мало женственного. Гордость — вот что в ней было главным и что осталось главным до сих пор.

Недурен собой был и Алонсо Альварес, недурен, неглуп и очень честолюбив. Манеры его в те времена не отличались безупречностью, но он не считал для себя зазорным поучиться у своей пусть бедной, но родовитой жены, а она знала все правила этикета до малейших тонкостей. Не щадя сил, служила она его честолюбию и его карьере. На самом же деле она служила своей гордыне, мечтая, что однажды перестанет презирать его… Жили они сперва скудно, поскольку в приданое она принесла ему лишь древнее аристократическое имя, но для его карьеры и этого оказалось немало. Идеальная чистота и порядок царили в их скромном жилище. Алонсо успешно продвигался по службе. И вскоре они переехали в квартиру попросторнее, а потом и в другой, более престижный район. Тогда же они впервые наняли прислугу. Амаранта сумела вышколить деревенскую девчонку, и та тоже стала идеальной помощницей — служит в доме Альваресов и до сих пор, сухопарая, засидевшаяся в старых девах Миранда. Дважды в год Альваресы устраивали большие приемы и раз в месяц приглашали нужных для Алонсо людей.