– Позволь спросить, какого хрена ты здесь делаешь, Джина? – рычит Дерик и плюхается на стул, отмахиваясь от спешащего к столику официанта.

– Если протрёшь глаза или хотя бы приоткроешь их немного, то всё увидишь. Это несложная загадка. Я ем, – равнодушно отвечаю, бросая на него взгляд, и возвращаюсь к своему мясу.

– Ты ушла из замка, никого не предупредив. Ты меня не поставила в известность.

– У тебя есть камеры, а у меня – право на личное пространство и свободное время, чтобы не набить тебе морду, – отвечая, указываю на него ножом и накалываю вилкой кусочек мяса, отправляя его в рот.

Дерик прищуривается и придвигается ближе, практически занимая своими локтями и руками весь мой небольшой столик.

– Набить мне морду?

– Именно так. Сначала я хотела наброситься на тебя и разорвать её ногтями. Затем врезать тебе по яйцам. Далее моя фантазия становилась всё изощрённей и изощрённей, я уже видела тебя с пробитой головой каблуком одной из тех роскошных туфель, стоящих в шкафу. Поэтому я предпочла твоей крови, кровь этого невинного животного, кусок которого с удовольствием поедаю. Это хотя бы вкусно, а ты никогда не изменишься. Каким был лгуном, таким и остался. – Запиваю еду вином и пристально смотрю в его глаза.

– Теперь подробнее о последнем.

Закатываю глаза и продолжаю есть, оставляя его просьбу без какого-либо ответа.

– Так, Джина, ты слишком спокойна. Ты где-то раздобыла травку и воспользовалась ей? – усмехается Дерик.

– Ты был прав. Чувства юмора у тебя нет. Как жаль, такой представительный мужчина с невероятно плоским юмором. Природа бывает жестокой.

Дерик цокает и откидывается на спинку стула, складывая руки на груди.

– Ты меня пугаешь, Джина. Ты чересчур спокойна, а в твоей руке нож, и им можно нанести неприятные, рваные раны. Именно так действуют люди, которые кипят внутренними эмоциями. Давай уже, выкладывай, почему ты обиделась и ушла?

– Ты у нас такой умный, всегда знаешь, что и кто делает. Предполагаю, что тебе нетрудно будет догадаться, но только где-нибудь подальше отсюда, потому что ты в данный момент жутко мешаешь моему свиданию с обедом, – недовольно поджимаю губы, настойчиво смотря на него.

– Думаешь, меня проймёт твой взгляд? Мне он нравится. Он всегда мне нравился, и мы уже практически подобрались к цели. Осталось немного, и ты взорвёшься, только отложи в сторону нож, Джина, не стоит портить психику этим милым людям, – сладким голосом отвечает Дерик.

– Ах да, про милых людей. Знаешь, здесь неподалёку я нашла очень уютную гостиницу, ей, кстати, управляет пара таких милых старичков, что они моментально предложили мне номер. А я, как очень благодарная туристка, незамедлительно его забронировала. Так что ты прав, очень милые люди.

Улыбка сходит с его губ.

– Ты что сделала? Джина, какого хрена ты опять вынуждаешь с тобой ссориться?

Всё, мой аппетит пропал. Больше не хочу ни есть, ни говорить с ним.

Качаю головой и допиваю вино из бокала. Взмахнув рукой, подзываю официанта и прошу счёт.

– Заткнись, – предупреждаю Дерика, готового оплатить мой заказ. Он буравит меня взглядом, пока я расплачиваюсь и оставляю чаевые.

Спокойно подхватываю сумку и, поднимаясь со стула, направляюсь к выходу. Дерик следует за мной. Оказываясь на улице, иду по дорожке, а заметив стоящую невдалеке машину Дерика, не останавливаюсь рядом с ней и прохожу мимо.

– Твою ж мать, Джина! – Он хватает меня за локоть и поворачивает лицом к себе.

– Парень, руку убрал, иначе я её тебе оторву, когда будешь спать, – холодно цежу.

Пальцы Дерика немного расслабляются, но он не отпускает меня.

– Говори в чём дело, иначе…

Очередная долгая пауза и темнота глаз.

– Иначе что? Ничего. Подумай сам, почему ты самый лживый предатель для меня в данный момент. Не желаю с тобой говорить. Я пытаюсь остыть и посмотреть на вещи разумно. Без тебя. Без твоей лжи. Без твоих грязных заговоров, – говоря это, постоянно тычу пальцем ему в грудь, надеясь, что тонкая ткань поло не защитит его от боли. Хотя бы поверхностно.

– Ты отказала Дину, потом ушла. Я не знаю причин. Если только он опять не наговорил про меня дерьма, которому ты поверила.

– В этот раз дерьмо было, действительно, вонючим, Дерик, и оно принадлежало тебе. Отвали, – вырываю свою руку и иду вниз по дорожке.

– Ладно. Я соврал, довольна?! – кричит он.

Не обращаю на его вопли внимания.

– У меня были причины на это! Я не могу их назвать, как орущий придурок, но могу сделать это тише.

Останавливаюсь и оборачиваюсь.

Шумно вздыхая, приподнимаю подбородок и показываю ему кивком головы, чтобы подошёл, и я готова его выслушать. Дерик направляется ко мне и, закашлявшись немного, прочищает горло.

– Ты злишься на меня из-за того, что я соврал насчёт статьи, – говорит он.

Киваю ему в знак согласия.

– Я хотел тебя поторопить. Быть в неведении о том, что у тебя в голове, невыносимо. Это меня бесит и раздражает всё сильнее с каждой минутой. У меня есть сотня причин, чтобы всегда испытывать подозрения к вашим с Дином отношениям.

– Назови хотя бы одну причину.

– Он был твоим первым, – шипит он.

– Неактуально. Ещё одна попытка.

– Ты видела во мне врага и забралась в мой дом, чтобы спасти его от меня, – находится он.

– И снова неактуально. О своих выводах я тебе уже говорила. Есть ещё что-то, Дерик, или ты просто в очередной раз решил показать мне, насколько безразлично относишься ко всему, что я делаю?

– Я не отношусь к этому безразлично. Я… я… – он запускает пальцы в свои роскошные волосы и взлохмачивает их, а они, словно примагниченные, снова укладываются мягкими, чёрными волнами.

– Ты моя, Джина. Ты первое и единственное, что принадлежит только мне. Мне всегда перепадают от Дина кости, или я вынужденно наблюдаю за тем, как он забирает тебя. У меня с этим серьёзные проблемы. Не могу их объяснить. Но часто думаю, зачем тебе я, если рядом есть он? Да, ты говорила мне о том, что я тебе дорог, и ты отказала ему. Признаюсь, мне это доставило невероятное удовольствие. Особенно его загнанный и потерянный вид, когда он вышел от тебя. Я боюсь, что с минуты на минуту ты поймёшь, что я тебя постоянно обманывал, и уйдёшь так же тихо, как сегодня.

Меня немного трогает его признание, но ведь он манипулировал мной. Он толкнул меня в спину, хотя я бы, и сама это сделала. Он давил на меня.

– Ты говоришь, что не соревнуешься с Дином, но именно это и делаешь. Страдаю при этом только я, Дерик. Меня обычно не замечают или не слышат. Ты тоже не услышал. Это и причиняет боль. Прости, но я не готова говорить с тобой дальше. Мне нужно подумать. И нет, – выставляю палец перед ним.

– Нет, не о том, чтобы согласиться на предложение Дина, а о том, могу ли я остаться здесь и довериться тебе снова. Ты постоянно подрываешь моё доверие, Дерик. Дело только в тебе и во мне. Я устала от твоих подозрений, хотя мы даже не вместе. Ты не имеешь никаких прав на меня, как и я на тебя, но нам хорошо вместе, когда ты не включаешь все свои страхи и не оборачиваешь это против меня. Ты боишься не вещей, а человека. Боишься себя, Дерик. Боишься, что если станешь честным к себе, то увидишь многое из того, что отодвигал. Ты поймёшь, что тебе делать дальше, когда будет уже слишком поздно, потому что до сих пор не боролся со своими страхами, а трепетно лелеял их. И это касается всего. Не знаю, готова ли я наблюдать за тем, как ты сам себя уничтожаешь.

– И это всё из-за чёртовой выдуманной статьи, – бурчит он.

– Господи, Дерик, прекрати слушать задницей. У тебя для этого есть уши. Дар природы, а ты им никогда не пользуешься рядом со мной. И не только со мной. Знаешь, это такое приспособление, находящееся по бокам твоей горячей башки, выдумывающей глупости из-за своих страхов, – зло высказываю я.

Он поджимает губы и делает несколько кивков головы.

– Хорошо. Делай что хочешь, Джина. Приём начнётся в семь, Ферсандр сообщит о своём решении. В восемь будет ужин. Придёшь не придёшь, мне плевать, – фыркая, он разворачивается и идёт к своей машине.

Провожаю Дерика печальным взглядом, ведь он так и не понял, о чём я говорила. Это плохо. Тяжело вздыхая, продолжаю идти, когда мимо меня проносится его машина, скрываясь за поворотом. Я не знаю, как ещё до него донести, что причина его проблем – страх быть честным с самим собой. Все ошибки человек совершает именно поэтому. Он не хочет признавать их, а настаивает на том, что имел право. Нет, здесь дело даже не в том, что Дерик меня обманул. Он обманул прежде всего себя, придумав, что события пятилетней давности слишком весомы. Дерик не хочет признать, что ревнует. Да и я тоже не умею такое признавать, но это есть. Я ревновала его к Кристин, затем к Сабине и не сразу решилась на признание самой себе в этом. Только сегодня произнесла его в голове, но знала, почему злюсь или же испытываю боль в груди оттого, что Дерик с другой. Это ревность. Ей плевать, нравится она тебе или нет. Она просто есть. К сожалению, лишь у меня.

Считая, что официальную церемонию по отмене коронации, я могу пропустить, допоздна гуляю по городу, и настроение становится более или менее нормальным. Если честно, я не хочу находиться там, когда об отмене коронации узнают всё. Надеюсь, что Дина подготовили к этому, да и истерику Клаудии, боюсь, нормально не переживу. Начну смеяться. От нервов. Конечно, от нервов.

На удивление в городе в момент, когда должна проходить коронация, очень мало людей. Это странно, ведь они должны ждать такое важное событие. Проходя по главной улице в центре нового города, останавливаюсь рядом с кафе, где через стеклянные окна видно, что внутри толпятся люди. Заглядывая туда, сразу же слышу уверенный голос Ферся. Это же онлайн-трансляция того, что происходит в замке в этот момент! Видимо, король уже сообщил, что остаётся на посту, потому что люди улыбаются. Они выглядят расслабленными, поднимая свои бокалы при окончании речи, и пьют за здравие короля, скандируя слова благодарности монарху.