– Вы надо мной смеетесь? – осторожно спросила она. – Звучит исключительно элегантно, но я никогда не слыхивала о таком.

– Вовсе нет, я не смеюсь! Уверяю вас, это придаст балу особый шарм.

– Еще более тонкий, чем розовый ситец? – отважилась она спросить, и в ее взгляде проскользнула улыбка. Наконец он рассмеялся:

– Конечно, и даже тоньше, чем розовый шелк! Кстати, а где Летти?

– Она поехала в гости к миссис Торн. Я уверена, что она вот-вот вернется. – Ей показалось, что муж нахмурился, и она добавила: – Вам это не нравится, но, уверяю вас, Джайлз, не следует поощрять в ней пренебрежение к миссис Торн.

– Совершенно верно. Скажите мне, Нелл, что имеет ввиду моя тетушка Чадли, написав мне, что поведение Летти на маскараде, на который вы ее возили, повергло всех в смятение?

– Если бы ваша тетушка Чадли немножко меньше совала нос не в свое дело, всем было бы лучше! – воскликнула Нелл, покраснев от гнева. – Она бывает довольна, только когда делает гадости! Скажите, у нее ко мне какие-нибудь претензии?

– Нет, она ни в чем вас не обвиняет!

– Весьма ей признательна! От всей души надеюсь, что вы дадите ей должный отпор, Джайлз!

– Вероятно, я так и сделаю. А что, собственно, сделала Летти, чтобы я получил за нее такой выговор?

– Ничего! То есть ничего такого, из-за чего нужно кудахтать! Вы же знаете, какая она бывает, когда ей весело! Ее живой характер заводит ее иногда за грань приличий, но только такие люди, как леди Чадли, не понимают, что все это просто от невинности.

– И от недостатка воспитания, – со вздохом сказал он. – Никого не могу в этом винить, кроме себя. Вы ведь не позволили ей надеть неприличное платье?

– Нет, о нет! – с виноватым видом ответила она. – Вовсе не неприличное! Я признаюсь, оно было не слишком подходящим для девушки ее возраста, но… но она его больше не наденет, так что прошу вас, Кардросс, не говорите с ней на эту тему.

– Если она выглядела в нем одной из тех дам, каковых не одобряет моя тетушка, она наверняка его больше не наденет! – ответил он.

– Ничего подобного! Леди Чадли прекрасно знает, что такие платья носят весьма достойные женщины. Прошу вас, не поднимайте шума! Если вы станете бранить Летти, она только разозлится… а, в конце концов, это моя вина.

– Я не собираюсь никого из вас бранить, но должен сказать, Нелл, зря вы не настояли на своем, – сказал Кардросс с недовольным видом.

– Наверное, вы правы, – сказала она с раскаянием. – Мне очень жаль.

– Да… ну, ничего! Я не сомневаюсь, что вам очень трудно уследить за фокусами Летти. А раз уж мы заговорили о маскараде, что это была за необыкновенная история, которую я слышал – о том, как Дайзарт пытался ограбить вас по дороге в Чизик?

– О Боже, неужели леди Чадли прослышала и об этом! – вскричала она в ужасе.

– Нет, я слышал об этом от вашего кучера. Как он рассказывал, вашу коляску остановил Дайзарт с двумя спутниками, все они были переодеты разбойниками. Это совершенно невероятно даже для Дайзарта, но не думаю, что Джеффри рассказал бы мне небылицу. Может быть, вы объясните мне, в чем дело?

Она и забыла, что именно слуги могли бы рассказать ему о странном поступке Дайзарта, и на какой-то миг пожалела, что не позаботилась купить их молчание. Ей тут же стало стыдно, и, покраснев, она сказала:

– О, это один из безумных розыгрышей Дая, и, конечно, ему должно быть стыдно! Признаюсь, я надеялась, что это не дойдет до ваших ушей.

– Ну, Нелл, это уже предел всему! – сказал он.

– Да… я хочу сказать, я знала, что вы рассердитесь! Это было совсем безобидное… просто… глупое пари… но, конечно, так делать нельзя, и я сказала ему об этом.

– Так это было на пари? – недоверчиво переспросил он. – И с кем же из своих дружков он счел возможным заключить пари, в которое втянул и вас?

– Н-ни с кем! – заикаясь, пролепетала она, испугавшись выражения его лица.

– Тогда что все это значит?

– Со мной! – в отчаянии заявила она, призвав на помощь всю свою изобретательность. – Мы… мы говорили о маскарадах, и я сказала, что глупо думать, будто невозможно узнать хорошо знакомого человека только потому, что на нем маска. А Дай… Дай сказал, что докажет, что я неправа и… и так все произошло! Только я узнала его и выиграла пари.

– Что ж, это утешительно! А его спутников вы тоже узнали?

– Нет… то есть там был только мистер Фэнкот! – умоляюще сказала она. – О, и конечно, Джо – грум Дая! Но он не в счет, потому что всю жизнь служил у нас, сколько я помню! Прошу вас, Кардросс, не сердись на Дая!

– Не сердиться! Я не просто сержусь на него! Так напугать вас из чистой шалости, которой я не простил бы даже школьнику, – это переходит все возможные границы! – гневно сказал он.

– Я не испугалась! – заверила она его. – Только чуть-чуть!

– Да? – мрачно осведомился он. – Тогда почему же вы кричали?

Ее глаза засверкали от возмущения.

– Я не кричала! Я бы не опустилась до такой вульгарности! Это кричала Летти.

– Какая трусость с ее стороны! – сардонически сказал он.

– Да, я так и подумала, – серьезно ответила она.

– Вы что, совсем ослеплены своей любовью к Дайзарту? – спросил он. – Хорошо ему иметь сестру, которая прощает его безумства, его расточительность и такие шуточки, как эта! Я знаю – я давно знал, – что в вашем сердце он занимает первое место, но все-таки будьте осторожны! Вы даете ему понять, что он может обратиться к вам, попав в любую передрягу! Улыбаетесь шалостям, недостойным первокурсника! Вы перестанете улыбаться, когда «веселость», на которую вы сейчас смотрите так снисходительно, заведет его столь далеко, что даже его дружки от него отвернутся!

Суровость его тона вызвала у нее легкую дрожь, но вскоре она различила в нем нотки ревности. Едва она их услышала, как сердце ее подпрыгнуло, и его речь уже не казалась ей такой обидной. Вместо того чтобы кинуться на защиту Дайзарта, она ограничилась тем, что сказала:

– Но я вовсе не улыбалась этой проделке! Это было очень дурно… очень недостойно! Но с вашей стороны, Кардросс, несправедливо говорить, что необузданность может заставить его сделать что-нибудь… злонамеренное! Я знаю, что вы его очень не любите, но это уж слишком!

– Почему это я не люблю его? – сказал Джайлз более спокойным тоном. – Наоборот! Я отношусь к нему настолько хорошо, что хотел бы оказать ему настоящую услугу. Вы считаете меня несправедливым, но можете мне поверить, я знаю, что говорю, когда предупреждаю вас, что такой образ жизни может погубить его.

Снова встревожившись, она сказала:

– О, пожалуйста, прошу вас, не отсылайте его в армию!

– Не в моей власти отправить его в армию. Должен сказать, я предлагал купить ему воинское звание, и уверяю вас, вряд ли я мог бы сделать для него что-либо более полезное или отвечающее его устремлениям. Если единственная преграда на этом пути – несогласие вашего отца, то я могу решить эту проблему уже в следующем квартале.

– Нет, дело не в этом. Нехорошо так говорить, только Даю нет никакого дела до согласия бедного папа. Но мама заставила его пообещать, что он не пойдет в армию, и каким бы сумасбродным он ни был, Дай не нарушит своего обещания!

– Если дело обстоит именно так, – сказал он, – советую вам, дорогая моя, изо всех сил постараться убедить вашу мама освободить сына от этого обещания, которого, не премину заметить, не следовало бы с него брать!

– Не могу! О, она упадет в обморок при одной мысли о том, что он подвергает себя опасностям войны! – Поколебавшись, Нелл добавила: – Я знаю, что он невероятно безрассуден и… и расточителен, но ведь… не более того?

– Что ж, этого вполне достаточно, – ответил суровый супруг.

Заметив, что она намерена расспрашивать его и далее, он уже злился на себя за то, что дал волю своей досаде и сказал так много. И она не успела вымолвить и слова, как он сменил тему и вскоре после этого вышел из комнаты, сказав, что ему нужно переодеться. Какие бы горькие чувства он ни испытывал, он не мог нанести ей удар, сообщив об истинной мере безрассудства Дайзарта. Она, вероятно, даже не знала о маленькой розовой комнатке позади сцены в Опера-Хаус, где балерины отрабатывали свои па перед длинными зеркалами и где любой повеса в поисках любовных приключений мог выбрать себе какую-нибудь из звездочек Уэст-Энда. Дайзарт был небезызвестной фигурой в этом салоне, так же как его последняя пассия. Нелл, конечно же, видела его на прогулках с этим «образчиком добродетели» – надо сказать, производившим изрядный фурор! – размышлял Кардросс; кто знает, о чем она подумала. Она не задавала вопросов, так что, вероятно, обо всем догадывалась. Но она не догадывалась лишь, что Дайзарт нередко отправлялся на поиски приключений в компании ночных гуляк, начиная вечер с попойки у Лонга, а затем опускаясь все ниже и в конечном итоге приземляясь в малореспектабельном мире, о котором она не имела понятия. Самые безрассудные денди развлекались там на равных с низшими слоями общества; собравшись вместе, они отправлялись в трущобы Тотхилл-Филдс, братаясь (а порой и затевая потасовки) с самым разным людом, от честных угольщиков до жуликов. Они наблюдали «охоту на барсуков» в зловонном притоне Чарли, где нужно было глядеть в оба, чтобы тебя не обчистили; они водили компанию с шулерами и их девицами; мертвецки напивались «синей погибелью» в лавках, торгующих джином, и, передвигаясь на восток, оседали на Филд-оф-Блад. Они продвигались по сонному городу под аккомпанемент колотушек ночных сторожей; нередко какого-нибудь клюющего носом гуляку скидывали с дороги в канаву; нередко почтенные домовладельцы кидались к дверям, встревоженные ложными криками о пожаре или ворах. Иногда эти молодчики заканчивали ночь в кутузке, за чем следовала отправка на Бау-стрит, где они назывались вымышленными именами и платили штраф; иногда какой-нибудь счастливчик, которого мамаша Батлер числила в своих любимцах, искал приюта в «Финише» и проводил остаток ночи на кушетке в пивной, где в камине догорали последние угольки. Нет, Нелл ничего не знала о подобных подвигах брата, и никакая ревность не могла заставить ее мужа просветить ее на этот счет. Это было бы тяжелым ударом, а ее невинность, вкупе с ее преданностью Дайзарту, могла привести к тому, что она отнеслась бы к его эскападам гораздо серьезнее, чем ее муж. У него они вызывали досаду и мрачное неодобрение; тем не менее, он не сомневался, что они происходят не столько от глубокой развращенности, сколько от скуки и праздности. Его гораздо больше беспокоило подозрение, что Дайзарт, с его постоянной страстью к новизне и возбуждающим приключениям, сделался членом «Клуба нищих».