Брайар вздернула подбородок, пытаясь справиться с нахлынувшей на нее болью.

– Возможно, ты прав.

Нокс изменился в лице, нерешительно глядя на нее, и она похвалила себя за то, что ей удалось застать его врасплох. Он хочет, чтобы она его умоляла? Нет. Она пробьется к нему иным способом: скажет ему правду.

– Сегодня Лорел заявила, что я такая же, как наша мать.

Нокс молча смотрел на нее, и она продолжала:

– Она сказала это, потому что наша мать так и не ушла от мужа, несмотря на то что он ее бил, унижал и превратил ее жизнь в ад. Она осталась с ним, несмотря на то что вздрагивала от одного звука его голоса. Она жила с ним, вынуждая к этому и нас. Она все еще живет с ним, несмотря на то что мы предлагали ей переехать к кому-нибудь из нас. Она осталась с ним – с этим опасным, агрессивным человеком.

В груди Брайар бурлили эмоции, угрожающие всецело завладеть ею и сломить ее, но она держалась.

Наконец Нокс нарушил молчание:

– Ты никогда мне об этом не рассказывала…

– О своем отце? Зачем? Он больше не имеет ко мне никакого отношения. Он не заслуживает того, чтобы о нем вспоминали, но теперь я все же рассказала о нем. Возможно, я и не сидела в тюрьме, но знаю, каково это – каждый день мечтать о свободе, надеясь на то, что это жалкое существование когда-нибудь закончится. И знаю, что такое мужчины, склонные к насилию.

Нокс преодолел разделяющее их расстояние и прижал ладонь к ее щеке.

– Твоя сестра ошибается, Брайар. Я никогда не причинил бы тебе вреда.

– Ты прав. Я не такая, как моя мать. Но сейчас ты уходишь, потому что думаешь, будто ты такой, как мой отец… что ты способен совершить насилие, которого я всеми силами избегаю.

– Брайар… ты же умная девушка и понимаешь…

– Да, я умная девушка и понимаю, кто ты, – оборвала она его, ликуя при мысли о том, что ей удалось подвести разговор к этой фразе. – Я не такая, как моя мать, а ты не такой, как мой отец.

Он опустил руку.

– Я никогда не боялся причинить тебе вред. И сейчас меня беспокоит не это, а то, что нас окружает. Тогда, много лет назад, я не собирался убивать того парня. Я всего лишь хотел добиться от него правды. Надеялся восстановить справедливость. Ради Кэти. Это может произойти снова – я могу утратить самообладание. Я чувствую, что, оказываясь рядом с тобой, не способен себя контролировать. Если кто-нибудь тебя обидит… – Он замолчал и покачал головой. – Вот почему мы должны положить этому конец.

– Ничего такого со мной не случится, – продолжала настаивать Брайар, уже понимая тщетность своих слов.

Его решение было окончательным и бесповоротным.

– Ты меня не слышишь, – пробормотал Нокс, и его взгляд стал отчужденным. На нее смотрели синие осколки льда. Он ее уже оставил. Она взывала к пустоте. – Я должен всегда держать эмоции под контролем… Я не могу позволить себе снова стать тем парнишкой, которым был когда-то. А с тобой я опять превращаюсь в него. – Он показал на нее, затем на себя. – Когда мы вместе… я теряю власть над собой.

Брайар сделала глубокий вдох и склонила голову набок. Она совершенно отчетливо слышала подтекст его слов, даже если он сам этого не слышал.

– То есть ты хочешь сказать, что я не подхожу тебе.

Эта фраза повисла между ними. Она вонзилась в Брайар, подобно зубам, безжалостно погружающимся в плоть, разрывающим мышцы и сухожилия, ударяющимся о кость и вызывающим невыносимую боль во всем теле. Это не имело никакого отношения к благородству, и он покидал ее вовсе не потому, что считал, будто недостаточно хорош для нее.

Он считал, что это она ему не подходит.

– Я этого не говорил! – сердито и немного растерянно воскликнул Нокс.

– Именно это ты и сказал. В этом вся суть того, что ты тут наговорил. Это и есть правда.

Брайар попятилась от него, втягивая в легкие воздух, который, казалось, царапал ее внутренности.

– Теперь я все поняла. То, что я думаю и чувствую, не имеет значения. Не имеет значения даже то, что я, возможно, немного в тебя влюблена.

Не успели эти слова сорваться с ее губ, как Брайар поняла, что это ложь. Не было никакого «возможно» и никакого «немного». Она была влюблена в него по уши. И теперь открыла ему свое истекающее кровью сердце.

– Брайар…

Он произнес ее имя так мягко, как будто жалел ее. Как будто она была наивной дурочкой, которая взяла и влюбилась в него, хотя он совершенно этого не хотел. Потому что не было ни единого шанса, что он останется рядом с ней и ответит ей взаимностью. О боже! Она и в самом деле дурочка.

– Ты ничего подобного не испытываешь. Это был секс. Хороший секс. Иногда это легко перепутать…

– Нет, – оборвала она его. – Не надо говорить со мной так, как будто я идиотка, которой неизвестна разница между сексом и любовью. Я знаю, что чувствую.

Секунду ей казалось, что ему хочется снова к ней прикоснуться. Если бы Нокс до нее дотронулся, она бы разрыдалась.

Но он этого не сделал.

– И еще, – произнесла Брайар севшим голосом, с трудом произнося слова, потому что ее горло горело из-за подступивших слез, – я знаю, как выглядит человек, который убегает прочь, из-за того что ему страшно.

– Да, мне страшно, – признался Нокс, стискивая зубы. – Я боюсь повторить свои ошибки и снова отправиться за решетку.

Значит, она для него ошибка.

– Все ясно, – ответила Брайар, демонстрируя спокойствие, которого не испытывала. – В таком случае уходи, – приказала она. Он стоял неподвижно, глядя на нее, и у нее вырвалось: – Убирайся отсюда на хрен!

Чем раньше он уйдет, тем быстрее она сможет дать волю чувствам.

Он даже не моргнул, услышав ее грубый крик. Лишь кивнул ей с невозмутимым видом. На лице Нокса уже плотно сидела непроницаемая маска, которая была на нем в тот день, когда она впервые увидела его в «Девилс Рок».

Не произнося больше ни слова, он выскользнул из спальни. Хлопнула входная дверь.


Громко ругаясь, он с силой захлопнул дверцу пикапа и выехал с парковки. На него волнами накатывало сожаление – горькое, как привкус крови во рту. Но он сожалел не о том, что ушел от Брайар. Это должно было произойти. Она считала, что любит его, но это было не так. Она ошибалась. Она не могла его любить.

Он уносил ноги. Черт, вероятно, ему следовало сделать это раньше. Прежде чем Брайар появилась в «Роско» и он потерял ориентиры.

Нокс пообещал себе, что больше никогда не утратит самообладания, а Брайар подталкивала его именно к этому. Рядом с ней он испытывал слишком сильные чувства. Он слишком к ней привязался. Нокс боялся даже думать о любви к ней. Это не было любовью. Он явился из мира, где было принято предъявлять права на то, что тебе принадлежит. Тюрьма научила Нокса брать, владеть. Очерчивать свои границы. Именно инстинкт собственника говорил в нем в присутствии Брайар. А не любовь.

Эта девушка представляла собой опасность, а, выходя из тюрьмы, он поклялся больше никогда не рисковать.

Нокс сожалел о том, что вообще все это затеял. Он раскаивался, что причинил Брайар боль. Лучше бы он перетрахал половину посетительниц «Роско», вместо того чтобы соблазнять такую чистую девушку, как Брайар.

У него в кармане завибрировал телефон. Звонила тетя. Сердце заныло от тревоги за дядю Мака. Нокс надеялся, что с ним все в порядке.

– Привет, тетя Элис. Что случилось?

– Нокс, ты смотрел новости?

– Нет, а что?

– В тюрьме был бунт.

У него внутри что-то оборвалось.

– Норт?..

– Нам только что позвонили. Его отвезли в Мемориальную больницу.

– В каком он состоянии? Нас к нему пустят?

Нокс знал, что родственникам разрешают навещать заключенных в больнице, только если прогноз неутешительный. То есть фактически им позволяли лишь попрощаться с умирающими.

– Пока нет. Социальный работник сказал, что перезвонит позже.

– Я уже еду. Буду через десять минут.

Нокс спрятал телефон в карман и уставился горящим взглядом перед собой, в сгущающиеся сумерки. У него в животе подобно растревоженному рою пчел мучительно ворочалось чувство вины за то, что он оставил Норта в тюрьме одного. Это дополнительным грузом лежало у него на сердце, и вся эта груда камней грозила его раздавить.

Ему следовало быть там. Тогда, возможно, Норт не находился бы сейчас в больнице.

Нокс нажал на педаль газа, спеша поскорее попасть домой, чтобы быть возле телефона, когда позвонит социальный работник.

Глава 24

Больничная палата была погружена в полумрак. Тусклое свечение исходило лишь от панели над кроватью Райда, спасая помещение от абсолютной темноты. Кто-то прошел по коридору. Послышался смех. Шаги стихли, и в больнице опять воцарилась тишина, сопровождаемая бесшумным гулом, присущим зданиям, жизнь в которых никогда не останавливается. Райд был на взводе. Он откинулся на подушки, но его мышцы были напряжены. Он никогда не расслаблялся. Никогда не отключался. Он не мог себе этого позволить. Райд знал, что сможет отдохнуть, лишь превратившись в кучку пепла в небольшой коробке.

Врачи, медсестры и остальные сотрудники шестиэтажной Мемориальной больницы Свит-Хилла вряд ли помнили, что пациент из палаты номер триста двадцать один – преступник. Именно это ему и было нужно. Райд провел здесь восемь дней. Прошло уже восемь дней с тех пор, как карета скорой помощи доставила его сюда из «Девилс Рок». Все это время Райд вел себя примерно. Он безропотно выносил все ощупывания и обследования. Спал, ел. Что бы там ни говорили о больничной пище, по сравнению с тюремной кухней здесь подавали настоящие деликатесы.

За это время Райд смог восстановить силы и спланировать свои следующие действия. У него был всего один шанс, и он не имел права его упустить.