Кэтрин Каски - Запретные уроки

— Да, — без колебаний ответила Сьюзен. — Хотя смысл зависит от того, сколько времени прошло между тем моментом, когда веер открыли, и тем, когда его закрыли. — Она раскрыла веер, довольно долго обмахивалась им, потом резко закрыла. — А это значит: «я тебя терпеть не могу». Согласитесь, есть разница.

— Это совсем не то, — едва не прорычал лорд Уэнтуорт, — чему следует обучать юную барышню.

— Не могу с вами согласиться, милорд. Если, например, мисс Джентри не обучится правильно пользоваться веером, то какой намек она может — совершенно неумышленно — сделать молодому джентльмену, который интересуется ею, но стоит гораздо ниже по своему положению?

Было заметно, что лорд заранее приготовил язвительную отповедь, но вместо ответа лишь беспомощно открыл рот. Ясно, что он не был готов к ответу на такой важный вопрос, требующий предварительного обдумывания.

— Лорд Уэнтуорт, если только девушке не суждено провести весь свой век в деревенской глуши, ни разу не показавшись в обществе, не говоря уж — высшем свете, — то мои уроки просто необходимы для полноты ее образования.

— Что, вправду? — Он только что не дымился от возмущения.

— Да, лорд Уэнтуорт, вправду. — Сьюзен гордо вскинула голову.

— А где же вы сами выучились всему этому, мисс Боннет? Сьюзен ничего не ответила, только закусила губу. Не могла же она сознаться в том, что выучилась всему этому в результате смехотворной ошибки. Ей и сестрам пришлось поневоле обучиться всем тонкостям светских манер,

когда все высшее общество Эдинбурга считало их неотесанными чурбанами.

Не могла сказать ему и того, что она всегда старалась держаться как истинная леди из желания подражать матери — герцогине, которой восхищался и которой подражал весь эдинбургский свет. Женщине, которая научила бы и ее с сестрами держаться, как надлежит подлинной леди, если бы не умерла, дав жизнь Киллиану и Присцилле, и не оставила сиротами всех своих детей.

Черт возьми! Она почувствовала, как защипало в глазах, и поняла, что нужно побыстрее отделаться от лорда Уэнтуорта, пока она не размякла окончательно. Она проскользнула мимо собеседника и торопливо пошла по коридору.

— А, так я и думал! — насмешливо крикнул он ей вслед. Сьюзен резко обернулась и метнула на него горящий взор.

— Я полностью осознаю важность того, чему учу. Знаю, что по всей Британии каждой девушке необходимы такие знания и умения, если девушка хочет подняться выше буфетной. — Ее высокий голос предательски задрожал.

— Это правда, мисс Боннет? — Глаза Себастьяна пылали от возмущения, хотя видимых причин для этого не имелось.

— Да, чистая правда. Это то, что обязательно должна знать каждая женщина!

— Ну, коль так, — со смехом ответил Себастьян, — то вам, наверное, следует написать учебник, чтобы поделиться своими познаниями со всеми девушками!

Он издевался над ней. Он просто не представлял себе, какой неподготовленной и беспомощной окажется в свете любая девушка, не владеющая этими знаниями.

Сьюзен это хорошо знала. Ей-то хорошо было известно, сколько трудов нужно приложить неотесанной и капризной девице, чтобы превратиться в истинную леди. Слишком хорошо.

— Прошу простить меня, лорд Уэнтуорт. Боюсь, вы не понимаете того, чему я стараюсь научить своих воспитанниц, и не сомневаюсь, что никогда не поймете. Всего вам доброго, милорд.

Сьюзен сделала короткий реверанс, хоть он и не заслуживал такого почтения, и поспешила в свою каморку.

* * *

Глаза Сьюзен наполнились горькими слезами обиды, когда после утренних уроков она возвратилась в свою монашескую келью. Она даже задыхалась от гнева и обиды. Но сердилась она не на лорда Уэнтуорта, а на себя саму. Это она наделила его властью нанести ей такую глубокую душевную рану. Вот к чему привело то, что она отказалась от своего греха — лени, сбросила маску и явила миру подлинное лицо. Это и сделало ее уязвимой. А теперь сердце невыносимо болело.

Она присела на матрас, и тут ей в глаза бросилось лежащее на прикроватной тумбочке письмо. Сьюзен сломала печать из красного сургуча и аккуратно развернула листок. Она сразу же узнала изящный, с сильным наклоном, почерк Присциллы и засмеялась от удовольствия и облегчения. Ах, как вовремя пришло это благословенное письмо! Ведь она чувствовала себя так одиноко вдали от братьев и сестры.

Милая Сьюзен!

Даже не верится, что я по тебе так сильно скучаю, но это правда. Я просто не переживу еще месяц без тебя, однако появились признаки того, что ждать так долго и не понадобится. Вот уж почти неделя, как герцог Эксетер перестал появляться в свете.

Я сообщила бы тебе, что теперь можно возвращаться в Лондон, если бы не заметка в газете «Лондон таймс», где коротко упоминалось, что герцог вошел в состав учрежденного лорд-мэром комитета по решению продовольственного вопроса, весьма обострившегося вследствие недавних войн с французами.

Не исключено поэтому, что герцог Эксетер просто слишком занят делами, чтобы посещать светские балы — ведь сообщалось, что во многих местах недалеко от Лондона вспыхивают голодные бунты, а многие хлебные склады подверглись разграблению. В довершение всего нынешний урожай погиб почти весь — из-за проливных дождей, наводнений и ранних заморозков[32].

Все наши тоже очень обеспокоены тем, что продукты сильно вздорожали. Грант даже не разрешает мне тратить ни единого шиллинга, не посоветовавшись предварительно с ним. Как только удастся разузнать побольше о том, где обретается сейчас герцог Эксетер, я сразу напишу тебе, если Грант даст мне монетку из своего кармана, чтобы отправить письмо.

Скучаю по тебе, сестричка.

Твоя Присцилла.

— Я тоже скучаю по тебе, Присцилла. — Сьюзен закрыла лицо руками, и долго сдерживаемые слезы ручьем полились в подставленные ладони.

Потом она поднялась с кровати и спрятала письмо в ящик тумбочки. В том же ящике увидела маленькую Библию, которую когда-то в раннем детстве подарила ей мама. Сьюзен вынула Библию и прижала к груди, нежно поглаживая, как, бывало, гладила по спине маленькую Сьюзен мама, утешая и успокаивая. Не удержалась и громко всхлипнула.

— Господи, прости мне, пожалуйста, греховное легкомыслие и сделай так, чтобы я поскорее вернулась домой. Позволь мне снова быть вместе с моими близкими. — Она положила Библию в ящик, вытерла тыльной стороной руки слезы. — Я не могу без них. До сих пор я и не подозревала, как сильно в них нуждаюсь.

По поводу погоды см. примеч. автора в конце книги.

Себастьян смотрел вслед мисс Боннет, которая быстрым шагом прошла по коридору и вскоре скрылась из виду. «Черт меня побери!» Он вовсе не собирался дразнить ее и уж тем более доводить до слез… однако так вышло. Пусть их понятия об образовании не совпадают, совершенно незачем было наносить девушке личную обиду.

Чем больше он присматривался к этой гордячке, тем яснее видел, что созданный ею для окружающих образ не более чем искусная личина. Элегантные платья из шелков и атласа вполне соответствовали моде, однако выглядели несколько поношенными. Он бы не удивился, если бы оказалось, что весь ее гардероб состоит из трех платьев, которые она уже неоднократно надевала за те пять дней, пока он находился в школе. Кроме, разве что, одного.

Было платье, которое Себастьян видел на ней один-единственный раз — то переливающееся синее, в котором она была в Верхних залах, когда они познакомились. Но и тогда обута мисс Боннет была в голубые атласные туфельки для прогулок, а не в бальные туфли с тончайшей подошвой, без каблука, которые куда лучше подходят для танцев. Это даже Себастьяну было известно.

Так, мало-помалу, у него сложилось цельное представление об этой девушке, и он почувствовал себя крайне неловко. Эти наряды, как и детальное знание светских манер, она получила, скорее всего, от щедроты своей прежней хозяйки. Наверное, бездетной дамы из какой-нибудь знатной семьи: стремясь развеять скуку, та взялась обучать горничную тонкостям обращения в высшем обществе, а затем, вероятно, неожиданно умерла.

Это было вполне возможно. Черт, скорее всего, так все и обстояло в действительности. Иначе с чего бы девушке, столь искушенной в умении проводить досуг, браться за работу учительницы? Нет-нет, теперь это становилось ему все яснее: у нее просто не было иного выбора.

Но у него-то есть выбор! И очень простой: нужно засунуть в карман свою проклятую гордыню и попросить прощения за то, что он обидел мисс Боннет.

Себастьян с грохотом захлопнул за собой тяжелую входную дверь школы и вышел на улицу, чувствуя себя в высшей степени смущенным. Черт его совсем побери, он никак не мог окончательно решить, что же делать с Джеммой. Бабушку так сильно поразила происшедшая в девочке перемена и описание педагогических приемов мисс Боннет, что она, по сути, потребовала от Себастьяна забрать Джемму из школы, а вместо этого нанять ей гувернантку.

По правде говоря, сам он поначалу тоже собирался именно так и поступить. Но теперь его стали одолевать сомнения.

Он видел, как Джемма замыкается в присутствии миссис Хадлстон и даже других учениц. Но с мисс Боннет обстояло по-другому. На ее уроках Джемма цвела. Более того, с каждым днем она выказывала все больше уверенности в себе, почерпнутой из познавательных экскурсий мисс Боннет. Даже с дядюшкой она стала держаться увереннее. Девочка взрослела.