Прошло уже несколько дней с того момента, как мы вернулись от друзей, но мне никак не удаваётся перестать себя накручивать. Опасение переросло в нечто большее. Теперь это настоящее помешательство. Болезнь, которая выкручивает меня изнутри, сдавливает грудь тяжёлым и непосильным грузом. Впервые за всю свою сознательную жизнь мне по-настоящему страшно. Теперь я понимаю преступников, совершивших ужасающие злодеяния. Только вот я, в отличие от них, не ощущаю угрызений совести. Я просто трясусь, словно умалишённая, над своим ворованным у судьбы временем. Оберегаю его, пряча от посторонних глаз и накрывая тяжёлым покрывалом лжи. Это всё, что я сейчас могу.

На краю сознания всё ещё слышится жизнерадостный и въедливый голосок Лисси:

«Ну, как же! Это мой брат – Итан. Ты разве не знала, Мими?»

Снова подставляю ладони под струю ледяной воды и набираю в них капли. Пальцы начинают неметь и слегка покалывать от холода. Но мои щёки всё ещё пылают.

«Дружим? Ты что, смеешься надо мной, подруга? В нашей генетике такого не заложено. Это у вас что-то пошло не так»

Её насмехающийся тон давит на перепонки. Хочется закричать, закрыть уши руками или же прикрыть рот Лисси ладошкой.

Но она не здесь.

Она лишь в моей голове. Сидит и упрямо твердит: «Уникальные…», будто это очевидно для всех. Для всех, но только не для нас – двух слепых, погрязнувших в своём собственном мире.

«Ты что, не видела эти фото? Мама делала коллаж когда-то, сравнивая, кто на кого похож. Здесь Иту два месяца. Боже, да он даже здесь меня бесит. Видишь его злорадную ухмылку?»

Ощущаю, как внутри меня кто-то стягивает узлы ещё сильнее. Крепче. Почти болезненно.

Проклятье! Детские фотографии..

Видела ли я когда-нибудь наши совместные фотографии? В младенчестве. Те самые, которые хранят все матери, как нечто священное? Ведь даже у самой никудышней мамы всегда найдётся хоть пара потрёпанных снимков; хотя бы для того, чтобы всплакнуть. Так что и говорить о нашей… Хоть один чёртов коллаж для сравнений? Хоть один снимок? Неожиданный прилив сил и усилившееся чувство страха бьют точно в цель.

Вылетаю из ванной, чуть ли не спотыкаясь о порог, и в спешке натягиваю поверх футболки мастерку. Мой метнувшийся взгляд касается наручных часов.

Шесть тридцать утра.

Я отворяю дверь в коридор, и мне вдруг приходит в голову мысль, что паранойя уже пустила во мне корни, которые стремительно растут и крепнут, и единственное, что сможет выдернуть их из меня – это правда.

Я слетаю со ступенек вниз, стараясь ступать тише, а уже через несколько секунд забегаю в гостиную. Там, на полках с книгами, притаились наши семейные альбомы. Пальцы рук меня не слушаются, то и дело соскальзывая с твёрдых переплётов отцовских детективов, двигаясь к цели. С трудом дыша, нахожу несколько массивных альбомов и оседаю прямо на пол. Тикающие настенные часы отсчитывают неумолимые и решающие секунды. В спешке перебираю страницы, наконец добираясь до наших детских фотографий. Словно слайды, в голове мелькают события – наши с Уиллом моменты, на которых запечатлена вся наша жизнь.

Натыкаюсь на снимки, где мне около пяти, а брату шесть. Мы на детской площадке с псом.

Где мне три, а Уиллу четыре. Едим праздничный торт, а на лицах шоколадный крем.

Где мне годик, а ему два. Находясь в детском манеже, я реву, а он с интересом наблюдает за мной своими большими голубыми глазами.

Глаза застилает пелена слёз, а взгляд становится размытым. Смахиваю влагу рукавом и отчаянно силюсь взять себя в руки. Пальцы становятся деревянными, полностью отказываясь мне подчиняться.

Крепко стискиваю зубы и проглатываю комок подступающей истерики, листая страницы дальше. А дальше только я… Девятимесячная темноволосая девчушка. Полугодовалая. Двухмесячная. Новорожденная.

Уилла нет.

Закрываю рот ладонью, собирая все свои силы, чтобы не закричать. Это не случайность! Слишком много проклятых случайностей, недосказанности и потерянных взглядов. Внезапно та невероятно сложная головоломка в моей голове решается. А оказывается, что её ответ был на поверхности. Всё оказалось таким простым и банальным!

Тошнота подкатывает к горлу так резко, что я едва успеваю добежать до ближайшей ванной и склониться над туалетом. Перед глазами плывут круги. Вчерашний ужин выходит наружу.

Мне удаётся прийти в себя не сразу. Протираю лицо влажным полотенцем и сажусь на холодный кафель, прислоняясь спиной к стене. Заставляю себя дышать. Потихоньку. Маленькими урывками, осторожно хватая воздух губами.

Словно в бреду, я плетусь назад в комнату. Замечаю на прикроватной тумбе записку от Уилла:

«Ушёл на пробежку. Дождись меня здесь»

Как колючая проволока, горло сковывает рвущаяся наружу истерика. Не получается связно мыслить. Ведь я точно знаю, что права. Что все мои чёртовы подозрения оказались не ложными.

Трясущимися пальцами хватаю телефон. Понимаю, что у Ди сейчас много забот. Что новорожденная дочь занимает всё её время, но ничего не могу с собой поделать, отчаянно стараясь попадать по дисплею мобильного.

– Да, Мими, привет, – слышу её тёплый голос на другом конце провода.

Сглатываю тяжелейший ком и заставляю работать свои голосовые связки:

– Я… я не слишком рано? – хриплю в ответ.

– Нет, всё в порядке. Абигейл проснулась на утреннее кормление. Что-то случилось?

– Да. То, что давно должно было. Послушай, я… – глубоко выдыхаю и с трудом подавляю дрожь в собственном голосе. – Ты нужна мне, Ди. Чёрт, ты мне очень, нужна. Сейчас. Я могу приехать?

Дилайла молчит. Тишина только усиливает мой озноб. Она пробирается под самую кожу, окатывая меня ледяной волной. На заднем фоне слышится детское кряхтение.

– Это связано с Уиллом, так ведь?

– Да. Связано.

– Приезжай.

Я сбрасываю вызов и крепко сжимаю трубку в немеющих пальцах. Несколько секунд я просто сижу на кровати и прислушиваюсь к звенящей тишине. Я больше не слышу ни пения птиц, ни тихого шелеста листьев на деревьях. Я будто бы уже не существую. Натягиваю джинсовые шорты и сую босые ноги в кеды. Растерянный взгляд зацепляется за время на моих часах.

Без пятнадцати семь.

Скоро мир окончательно проснётся. Мама начнёт печь свои вафли, отец выйдет на веранду с кружкой кофе, а Уилл вернётся с пробежки. Скоро паук снова начнёт вить свою паутину лжи, в которой все мы увязли, заматывая нас в неё ещё сильней.

Сейчас. Это нужно сделать сегодня и прямо сейчас.

Я вылетаю из дома настолько быстро, насколько позволяют мне мои ноги. Настолько, насколько страхи этого нового дня толкают меня на безрассудство. Сажусь в машину Уилла и резко выруливаю с парковочного места, вдавливая педаль газа в пол. Лихорадочно начинаю вспоминать, как он учил меня водить накануне. Вкрадчивый и ласковый тон, поучающий меня, словно ребёнка и тёплые прикосновения на моих холодных пальцах, намертво сжимающих руль. Это кажется мне сном. Таким счастливым и забытым. Но его правила всё ещё во мне, поэтому я проглатываю жгучую боль в горле и продолжаю путь. Настолько аккуратно, насколько это сейчас возможно.

Какая же ирония, верно? Именно сегодня, в семь тридцать утра я поняла: мы можем быть вместе. Но это открытие повлекло за собой ещё одну мысль: всё чертовски сложно. У откровенности не бывает одной стороны. Всегда есть это маленькое проклятое «но», которое становится на одну чашу весов с твоим счастьем. Я непременно знала, что когда-нибудь настанет тот самый день, когда нам придётся сделать нашим родным больно. Но, Боже мой, я не думала, что это случится так скоро.

***

Я сижу на кухне тёти и ощущаю, как в пальцах приятно покалывает от горячей керамической кружки. На ней изображён какой-то мульт-персонаж, а с обратной стороны красуется чуть потёртая подпись: «Мэтти».

Нервно подёргивая под столом ногой, я жду Дилайлу, пытаясь собраться и вести себя как взрослый человек. Это сложно, правда. А особенно когда дело касается Уилла.

Смешно, конечно. Ведь с нами всегда было всё просто. Был мой брат. Была я. И мы всегда являлись единым целым.

Что же станет теперь? Где набраться сил, чтобы сказать ему правду? Чтобы столкнуться с ней в конечном итоге лицом к лицу?

– Прости меня. Гейли ест за двоих. Молоко не успевает прибывать, – неловко пожимает плечами Ди и садится напротив меня за кухонную стойку.

Её тихий и ласковый голос будто вытягивает меня из транса. Я всплываю на поверхность и задерживаюсь взглядом на лице женщины. Она сидит так близко. До меня тут же доносится запах детского молочка и свежевыпеченного хлеба. Мне всегда казалось, что именно так пахнут младенцы.

Я несколько раз моргаю, придавая взгляду чёткость, и тут же замечаю на себе встревоженные голубые глаза. Наверняка я выгляжу как безумная: взлохмаченные, неубранные волосы, повисшая на одном плече мастерка и бледное лицо. Взвинченная, изнурённая и потерянная. Я словно вывалилась из другого мира, а теперь нервно озираюсь по сторонам или же просто сижу, не шевелясь. Просто боясь. Не доверяя ни времени, ни ситуациям.

– Послушай, милая. Не я должна говорить тебе правду. Отчасти я не понимаю свою сестру. Но вы ведь уже давно не маленькие. Она… она лишь стремится быть настоящей матерью и уберечь, Миа. Франси боялась, да и сейчас боится ранить Уилла, ведь обстоятельства, при которых это случилось… – Ди говорит тихо, тщательно подбирая слова и успокаивая меня заранее, поглаживая по костяшкам пальцев. – В тот год я встречалась с одним взрослым мужчиной. Это был очередной протест моей семье, очередная возможность доказать, какая же я самостоятельная, – грустно усмехается тётя и чуть улыбается уголками губ. – Твои мать с отцом только поженились, а родители теперь качали головой с двойным усилием, разочаровываясь в моей посредственности. Не то чтобы он мне нравился, скорее мне нравилась я сама, когда была рядом с ним. Джон работал врачом в местной больнице. Такой всесторонний и добрый. Невил и Франси поженились рано, но детей у них заиметь никак не получалось. Именно в этот период времени и появился Он. Уилл, словно маленький ангел-хранитель, примирил всё наше семейство…