Джо Беверли - Запретное наслаждение

– Вряд ли, если мужчина нормальный. Что за гости у тебя были?

– Обычные: мой секретарь и местный таможенный досмотрщик.

– Пришли обсудить, каким способом покончить с контрабандой, я полагаю.

– Можешь полагать что хочешь.

Такое впечатление, что того поцелуя и не было, если бы не его привкус на губах…

– Перестань нарываться на скандал. Итак, граф, вы женитесь на мне?

– У тебя напрочь отсутствует понятие о пристойности.

– Здравый смысл и пристойность редко соседствуют друг с другом. Почему женщина не может сделать предложение мужчине? Почему не может вызвать на дуэль своего обидчика? Почему молодой незамужней барышне нельзя иметь собственную спальню?

– Не имею представления, – удивленно пожал плечами Дэвид.

– Почему девушка не может носить короткую стрижку или выбрать в мужья мужчину младше себя?

Дэвид издал смешок.

– Дело говоришь, как всегда.

– Тогда поверь, когда я говорю, что мы предназначены друг другу. – Люси встала с кровати и подошла к Дэвиду. – Один из перлов моей тетки касается пристойности. Она сказала, что ты сбежал из Лондона, потому что мы вели себя непристойно на той театральной лестнице, и джентльмен обязательно усомнится, что из такой дамы получится достойная жена.

– Джентльмен просто выразит надежду, что та самая дама, когда станет женой, будет вести себя так же непристойно.

– А почему бы нет? – Люси положила руку ему на грудь, потом ее ладонь и вовсе скользнула ему в вырез сорочки.

Дэвид остановил ее руку.

– Люси…

– А дама может задаться вопросом, получится ли из джентльмена, который сбежал, не сказав ни слова, верный муж?

– Возможно, ей следовало бы подумать об этом. – Его глаза потемнели, голос стал хриплым: – Люси…

– Да? – Она ухватила его за ворот и потянула к кровати.

Дэвид сел и обнял ее за талию. Теперь их бедра были на одном уровне, как тогда, в ее комнате.

– Ты не унываешь.

– Надеюсь, что и потом не буду.

Люси прижалась к нему и сразу почувствовала, как сильно он возбужден. А разве может быть иначе? Существует один верный способ единым махом разрубить все узлы.

Тот самый способ, которым воспользовалась ее матушка.

Люси поцеловала Дэвида в губы, а потом надавила ему на плечи, вынуждая лечь. Он подчинился, но тут же перевернулся и подмял ее под себя.

Она ощутила на себе вес его тела, и от этого голод, снедавший ее, только усилился.

Пока он колебался, она вытащила его рубашку из-за пояса брюк и подняла. Кожа под ее ладонями была горячей. Все сомнения, мучившие его, вмиг исчезли, и, сунув руку ей под юбку, он принялся осыпать поцелуями шею и плечи.

Неожиданно он отстранился и сел, и Люси решила было, что проиграла, но он всего лишь собрался расстегнуть ей платье. Рассмеявшись, она оттолкнула его дрожащие руки и сама развязала шнуровку, а затем расстегнула крючки легкого корсета и осталась перед Дэвидом в нижней сорочке. Решив не останавливаться, Люси одним движением развязала узелок на горловине и раздвинула края ворота, подставляя ему грудь.

Не отрывая от нее взгляда, Дэвид снял куртку и жилет и, повалившись на нее, обхватил ее груди ладонями. Он целовал ее, пощипывал губами соски и при этом едва слышно повторял ее имя. Люси лежала с раскинутыми руками и испытывала непередаваемое наслаждение, от которого захватывало дух и хотелось смеяться.

И они смеялись вместе, пока он вдруг не произнес:

– Нельзя. Останови меня, Люси. Будь благоразумной.

Его слова еще больше ее развеселили. Она села – так ей было проще стянуть с него рубашку – и погладила по широкой груди.

– Какое отношение все это имеет к благоразумию?

Она опять повалила его на кровать.

– Ни изголовья, ни изножья. Ни начала, ни конца. Круг прекрасен, правда?

– Уроборос,[11] – выдохнул он, когда Люси села на него верхом. – Символ вечности.

– Великолепно. – Она опять потянулась к его губам, с радостью ощущая у себя между ног его набухшее естество и понимая, что давно мечтала об этом, что эта близость была ей нужна как воздух.

Люси соскочила с кровати, быстро скинула сорочку, развязала тесемки панталон. Выражение, с которым Дэвид наблюдал за ней, заставило ее с гордостью выпятить грудь и улыбнуться.

– Богиня, – произнес он хрипло, быстро избавляясь от остатков одежды, отшвыривал сапоги, так что один со стуком ударился о стену. – Но вот богиня чего – я не знаю. Греческие или римские со своими интригами тебе в подметки не годятся. Надо будет спросить у Николаса.

Люси хмыкнула:

– Николас Делейни очень мудрый.

– Я его придушу. Иди сюда.

Ей тотчас вспомнилась ночь в спальне, как Дэвид сказал: «Иди сюда, чертовка». И ведь тогда она почувствовала себя этой самой чертовкой, не как сейчас – сейчас ей действительно хотелось ощущать себя богиней.

– Тогда, может быть, восточной? – сказала она, медленно приближаясь к кровати. – Из Индии. Я видела потрясающие статуи и картины с изображением богинь.

– Ты падшая женщина.

«Очень надеюсь, что так», – подумала Люси, забираясь на кровать.

Дэвид сидел на пятках, и его поза напомнила ей иллюстрацию в той индийской книжке. Она села верхом, к нему на колени и обхватила ногами.

– У тети Мэри в книжке был вот такой рисунок.

Дэвид закрыл глаза и, судорожно втянув воздух, сказал:

– Не совсем такой.

Он взял ее за бедра и приподнял. Люси попыталась сопротивляться, решив, что Дэвид хочет отодвинуть ее, но он лишь усадил ее по-другому, и она почувствовала, что его член оказался там, где должно.

– О да, – произнесла она, в изнеможении прижимаясь к его груди. – О да…

И тут ее пронзила боль. Обжигающая, тянущая. Увидев, что Дэвид замер, она подалась бедрами вперед и ощутила, как барьер рухнул, как он проник в нее и заполнил ее всю.

– Стой! – выкрикнула Люси и тут же пожалела об этом: – Ну то есть подожди чуть-чуть. Дай мне… – Почувствовав, что Дэвид вышел из нее, она сказала, выдыхая каждое слово: – Мне хорошо. Но… о да, мне хорошо. Да.

Опустив глаза, Люси увидела, как одной рукой Дэвид ласкает ее между ног, а другой теребит сосок. Что не держит ее. Что она вольна поступать как ей вздумается.

Она немного передвинулась, устраиваясь поудобнее, и улыбнулась, услышав его стон.

Затем, чуть помедлив, немного приподнялась и опустилась, не отрывая от него взгляда.

Он замер в ожидании.

«О да».

Она повторила движение, потом еще, перевела взгляд на дракона, зажавшего в пасти свой хвост, и сейчас изображение показалось ей на удивление полным смысла.

Завершение предыдущего этапа.

Голод.

Вечность.

Дэвид теперь часть ее. Его запах, очертания его тела, его естество в глубине ее тела – все такое знакомое и родное. Его руки у нее на спине… губы на груди… Единение.

Идеальный пароксизм несказанного восторга.

Дэвид перехватил инициативу: придерживая ее за бедра, мощными толчками стал двигаться в ней, и она позабыла обо всем, кроме горячего, обжигающего наслаждения. Каждую секунду ей казалось, что уже все, она достигла вершины, достигла своего предела, но Дэвид возносил ее все выше и выше, к ослепительному солнцу.

Она ощутила, будто взвилась ввысь на крыльях дракона и потом стала плавно планировать вниз. Обнявшись, они лежали рядом, изможденные, насытившиеся, потные.

– До самых звезд, – прошептала Люси. – Не думала, что так бывает.

Она плечом почувствовала, как Дэвид покачал головой.

– Я тоже не думал, что ты можешь сотворить со мной такое. Надо было отправить тебя с Николасом.

По его тону было ясно: он сожалеет, что не настоял.

Все еще сожалеет!

Люси погладила его по голове.

– Не надо сожалеть, не надо. Нет таких препятствий, которые мы не могли бы преодолеть. А уж Крейг-Виверн и вовсе не проблема.

Дэвид крепче прижал ее к себе.

– Это меньшая из наших проблем, любимая.

Люси улыбнулась, услышав «любимая», однако не восприняла это как повод тешить себя мыслью, будто он избавился от своих сожалений.

– Тогда расскажи о более значимых – справимся со всеми.

Он посмотрел на нее.

– Не все решают деньги.

Дэвид как будто прочитал ее мысли.

– Я не уверена… но, возможно, одна из проблем – контрабанда? Я подслушала через отверстие в стене.

– Кто бы сомневался, – вздохнул Дэвид. – Есть ли надежда, что ты когда-нибудь научишься осторожности?

– Когда нужно, я осторожна, но сейчас в этом нет надобности: все равно добьюсь того, чего хочу, Дэвид.

– Вся в отца.

Люси пожала плечами.

– Наверное, но не во всем – многое у меня и от мамы. А ты предпочел бы видеть меня пугливой и робкой?

– Я предпочел бы вообще тебя не видеть. – Помолчав, Дэвид добавил: – Поверь мне, Люси, это действительно опасно.

– Ты думаешь, жене графа стоит опасаться контрабандистов? Что ей грозит то же, что и той даме из Пербека?

– Не надо упрощать. – Дэвид сел на кровати и окинул взглядом беспорядок, который они тут устроили. – Здесь всем приходится проявлять осторожность. Хочешь принять ванну?

– Было бы чудесно.

Дэвид принялся одеваться.

– У нас тут все удобства.

Босой, в бриджах и рубашке, он собрал оставшиеся вещи, и Люси показалось, что каждый предмет его одежды – это еще один элемент возводимой им баррикады. Когда он подошел к ней – с непроницаемым лицом, – приподнял пальцем подбородок и поцеловал ее, нежно, но с явной неохотой, Люси встревожилась.

– Было бы правильнее не допускать этого, любимая, но я не жалею. Надеюсь, что и ты тоже. Скоро вернусь.

Дэвид ушел, а Люси оглядела свои ноги, голые, если не считать хлопчатобумажных чулок и вышитых подвязок. Она подозревала, что для подобных ситуаций существуют соответствующие реакции – возможно, тетя Мэри смогла бы подсказать, – но сомневалась, что ее собственная реакция соответствует ситуации.