Кроме того, до своего приезда сюда Люси не знала, что у тети есть множество твердых убеждений, которые создадут ей массу неудобств. Так, тетя Мэри считала неприемлемым для дам чтение газет или серьезных журналов, в результате чего Люси успела изголодаться по новостям. Тетя также не одобряла, если дамы коротко стригли волосы, и в подтверждение своей правоты цитировала Библию.

Она, конечно, не могла заставить короткие, до плеч, волосы Люси расти быстрее, но всячески выражала свое недовольство и требовала забирать их в высокую прическу, чтобы грех не был так очевиден. На все просьбы Клары позволить ей чуть-чуть подстричь волосы она отвечала категорическим отказом, что для девушки было самой настоящей катастрофой, так как ее кудряшки не поддавались укладке.

Тетя Мэри не допускала, чтобы незамужние барышни спали в отдельных комнатах, и Люси пришлось делить с Кларой не только спальню, но и кровать. Раньше она о подобном и помыслить не могла: собственная кровать всегда была в ее полном распоряжении. Из-за этого девушка плохо спала, а это означало, что даже сон не приносил ей отдохновения от дневной болтовни.

В доме тетки напрочь отсутствовала возможность уединиться. Если Люси на какое-то время отделялась от дам, они тут же отправлялись ее искать. Тут не было злого умысла. Тетка и кузина искренне опасались, что она где-то рыдает, оплакивая свое горе, или ее поразила какая-нибудь ужасная болезнь. Только сейчас Люси поняла всю прелесть уединения и молчания.

Девушка не решалась открыть свою записную книжку, хотя за последние дни узнала много нового, из боязни, что поблизости окажется Клара и потребует показать запись. Ни Клара, ни тетя Мэри вообще не имели ни малейшего представления о личной жизни, все время проводили вместе, делились каждой мыслью и от других ожидали того же. Люси подозревала, что они считают ее замкнутой и это их тревожит.

Три дня превратились для нее в три недели.

Если было бы возможно, она сбежала бы домой.

Когда вошедший в гостиную лакей принес свежую газету, Люси охватило изумление, а потом на одно короткое мгновение в ней вспыхнула надежда на то, что поток слов обретет хоть какое-то содержание. Но ей сразу стало ясно, что «Еженедельное светское обозрение» не содержит ничего, кроме сообщений о приезде или отъезде представителей королевского семейства и аристократии и о грядущих светских мероприятиях.

– Виверн поселился на Меллисент-роу, у своей сестры, леди Эмлин, – сказала тетя Мэри. – Удивительно, что Эмлин принимает его, – ведь он украл у него графский титул.

– Леди Эмлин – сестра Виверна, мама, – напомнила ей Клара.

– Уж больно у нее сомнительное происхождение. Очень печально.

История заинтриговала Люси.

– Лорд Виверн украл графский титул у своего зятя? Наверное, из-за этого семья оказалась в неловком положении.

– Не в неловком, дорогая, а в позорном. Ты, вероятно, не слышала эту историю?

Люси почтительно подтвердила, что не слышала, и тем самым дала возможность тетке рассказать ее во всех подробностях.

– Виверны всегда отличались странностями, но все едины во мнении, что шестой был просто ненормальным. Он так и не женился – во всяком случае, все так думали – и умер, не имея прямого наследника, так что титул перешел к какому-то дальнему родственнику по линии Саммерфордов в Суссексе. То есть к виконту Эмлин, замечательному молодому человеку, хорошо проявившему себя на войне. Однако позже было получено письмо от одной женщины, которая утверждала, будто бы состояла в тайном браке с графом и, следовательно, ее дети, сын и дочь, законнорожденные.

– Леди Белл! – восторженно воскликнула Клара.

– У нее был титул?

Тетя Мэри презрительно фыркнула.

– Только в ее собственном воображении, дорогая. В глазах света она была – сожалею, что вынуждена произносить это слово, – проституткой. Хоть и родилась в респектабельной среде, бо́льшую часть своей жизни она растратила на не освященные церковью отношения с кабатчиком по имени Мелхиседек Клинт.

– Какое необычное имя, – сказала Люси, с интересом слушая историю.

– Я не одобряю такие имена.

– Кажется, оно из Библии.[1] Я права, тетя?

– Это – нет, – ответила та, величественно отметая логику. – Он был не только кабатчиком, но еще и контрабандистом, которого в конечном итоге поймали. Да, это правда! Больше года назад его схватили и услали на каторгу, и эта бесстыдница последовала за ним.

– Ее тоже отправили на каторгу? Вы смеетесь надо мной, тетя? Все это очень похоже на пьесу.

– А пьесу и в самом деле скоро поставят! – встряла в разговор Клара. – Жду не дождусь, когда можно будет ее посмотреть. Порочный лорд, лихой контрабандист и пострадавшая от жестокости прекрасная дама.

– Как же, пострадала она от жестокости, – хмыкнула тетя Мэри. – Она сама создала себе все проблемы, в том числе и переезд в Ботани-Бей. Чего стоит одно ее желание оплатить самостоятельно дорогу в исправительную колонию!

– Наверное, ею двигала самая искренняя, самая глубокая любовь! – провозгласила Люси в характерной для Клары манере.

– Вернемся к ее притязаниям на графский титул, – уверенно произнесла тетя Мэри. – По получении заявления, которое, как я понимаю, было подкреплено подробным описанием обстоятельств ее брака…

– Тайного, – перебила ее Клара. – На острове Гернси. Я не знала, что такой брак можно заключить не только в Шотландии, но и на Нормандских островах, а из Девона до них ближе, так что граф не был совсем уж безумным.

– Я не одобряю тайные браки, – сказала тетя Мэри. – Но, увы, они дозволены законом ради титула. Виконт Эмлин благородно отошел в сторону и уступил место управляющему поместьем графа.

Клара восторженно захлопала в ладоши.

– Все как у Золушки, правда?

Люси могла бы привести массу доводов в пользу того, что все было не как у Золушки, однако не стала.

– И сейчас этот подозрительный граф приехал в Лондон? Тот, который вырос в таверне? Наверное, он чувствует себя ужасно неловко, когда оказывается в светском обществе.

– Боюсь, что так, – согласилась тетя Мэри. – Теперь он, естественно, будет искать богатую невесту с безупречной родословной, которая компенсирует отсутствие таковой у него.

– Наконец-то мы его увидим, – заявила Клара с видом охотника, преследующего оленя. – К сожалению, нас не было в городе, когда он приезжал в августе прошлого года, чтобы давать показания.

– В августе в городе не бывает никого, – сказала тетя Мэри так, будто защищалась от неоправданных обвинений, – видимо, решила перевернуть страницу и на этом закончить обсуждение темы. – У миссис Колчестер родился сын. Для нее это великое облегчение после четырех девочек. И у миссис Сторрберри тоже, хотя, насколько я помню, свадьба была в декабре.

Было ясно, что тетя Мэри не жалует эту даму. «Удивительное качество, – подумала Люси, – запоминать даты всех свадеб, для того чтобы потом уличать людей в грехе».

Люси вернулась к рукоделию и, мысленно прокрутив в голове историю бедного графа Виверна, решила, что его появление затмит скандал, связанный с ее историей. За последние несколько дней многие из пожилых дам отметили ее сходство с матерью, и это тут же оживило воспоминания о давнем скандале: на ней сразу же принялись искать отметины Сити, а в ней – признаки унаследованного безрассудства.

Она даже подслушала несколько огорчительных замечаний насчет «бедняжки Элис Стэнли». Создавалось впечатление, будто ее мать закончила жизнь в работном доме. Девушке стоило огромного труда не возразить и не обратить внимание этих кумушек на то, что ее мать прожила счастливую жизнь, а умерла богатой, богаче многих из них. Люси все же удалось не выйти из роли Глупышки Люсинды.

Она прилагала все силы к тому, чтобы ее вступление в бомонд прошло успешно, но и предположить не могла, что это окажется так сложно.

Первый вечер в Лондоне был тихим и спокойным. Люси провела его дома, выслушивая наставления тетки в области этикета. Это было интересно, но потом начался сущий кошмар: чтение стихов Себастьяна Росситера. Люси чуть не умерла от тоски, зато теперь знала, о чем идет речь.

На следующий вечер, в среду, тетка взяла ее с собой на музыкальный вечер, а Клара отправилась на вечеринку с подружками в «Олмак», куда Люси тоже очень хотелось, но пока не пришлось побывать в святая святых бомонда, в этом средоточии светской правильности.

Вчера они посетили два раута и вечер хорового пения, который устраивала леди Чомли в своем огромном доме. Вечер получился великолепным. Люси получала истинное удовольствие, пока ей не представили глупейшего джентльмена, который считал себя поэтом и декламировал нескладные стихи, сочиненные в ее честь.

Лорд Стивенхоуп был всего лишь одним из множества поклонников, а это значило, что весть о ее богатом приданом уже разлетелась по всему бомонду. Люси также стала жертвой вкрадчивой доброты некоторых дам, которые не скрывали своего желания попридержать ее для обедневшего сына или брата. Стиснув зубы, она изображала то красивую пустышку, то пустоголовую красавицу, и одно лишь ее удивляло: как за все эти приемы они не стерлись до десен.

На сегодня был назначен бал у графини Чаррингтон. Люси с удовольствием предвкушала свой первый большой бал, хотя и понимала, что там ей придется общаться со скучнейшими джентльменами. К сожалению, она не научилась пока вежливо, без резкостей, отделываться от них.

Тетя Мэри отложила газету в сторону.

– Больше ничего интересного. Клара, давай лучше обсудим, куда нам предстоит пойти.

Клара сбегала за приглашениями, и они с матерью, сев бок о бок на диван, принялись взвешивать привлекательность балов, танцевальных и музыкальных вечеров, лекций, венецианских завтраков и благотворительных бенефисов. Все, что получало их одобрение, тетя Мэри тщательно записывала в свою книжку, глядя на которую Люси вспомнила о своей, розовой, со все еще чистыми страничками.