А вот и Сатурн! Раньше она недооценивала его влияние. Сатурн говорил не только о тяжёлом детстве Эдварда, но и о жестокости, бессердечии в любовных отношениях, о его холодности в роли любовника. Более того, Сатурн противостоял созвездию Льва, а его зловещее влияние могло означать именно то, о чем с такой болью и злостью говорил Эдвард, — что он не способен любить.

Но почему только сейчас она обратила на это внимание? Снова и снова просматривая его гороскоп после их знакомства, ей следовало бы ругать себя за недостаток объективности, ведь, чего греха таить, она увлеклась им. Но ведь тогда, когда она впервые читала его в гримерной Вайолет, она совершенно не знала Эдварда. Разве она тогда ошибалась, когда ясно видела, как ему нужна любовь?

Или все это одна видимость? Преисполненная дурных предчувствий, она вдруг услышала внутренний голос, сказавший внятно и четко правду, которую она старательно прятала от себя. Причина, по которой она так внимательно изучала его гороскоп, заключалась в том, что она боялась взглянуть в свой и сравнить оба гороскопа.

Элиза все-таки, достала лист бумаги с истрепанными углами. Как часто они вместе с тетей сидели над ним и обсуждали его детали! И вот теперь она столкнулась с тем, о чем ее столько раз предупреждала тетя. Она накликала на себя беду.

Лорд Лайтнинг не был единственным, кто находился под влиянием своенравного Урана. Уран сочетался с ее Юпитером, планетой, сулившей избыток и крайности.

Он располагался в Доме Любовников, именно в том месте, где больше всего была вероятность излишеств и крайностей. Но все было не совсем уж плохо, если бы не еще одно обстоятельство. Юпитер и Уран соединялись с Солнцем, которое как раз размещалось в Доме Сексуальных Отношений, вставал вопрос: каким образом можно было объективно оценивать человека, который пробуждал в ней все то, чему она так боялась дать волю?

«Мироздание полно тайн. Разумеется, нам известно далеко не все», — часто приговаривала тетушка Селестина.

Но у Элизы не было иного выхода. Ей надо было знать все, и как можно быстрее. Неужели она влюбилась в бессердечного губителя женских сердец? Была ли права ее тетя, считавшая Элизу импульсивной и безудержной натурой и предрекавшая, что Элиза плохо кончит, пожалуй, даже хуже, чем ее мать?

Вероятно, тетя была права.

Судя по всему, лорд Лайтнинг был воплощением того грозного и дурного, о чем ее предостерегала тетя. Неужели она не в силах сопротивляться его влиянию? Неужели это предопределено? Ограниченная такими чертами характера, как скрытность и сдержанность, она внезапно была очарована той свободой, которую он позволял себе.

Неужели из-за этой его мнимой свободы она упустила из виду очевидное? Человек, не связанный никакими обязательствами перед обществом, может легко заходить еще дальше и пренебрегать основополагающими ценностями, в том числе и человеческой жизнью.

Измученная подозрениями Элиза не находила покоя. Однако внутренний голос нашептывал ей, что она не права. Тот мужчина, к которому ее тянуло, был не только лордом Лайтнингом. Теперь он стал для нее Эдвардом, более того, грустным мальчиком, который порой выглядывал из-за его блестящих глаз, словно умоляя ее не бросать его. Нет, Эдвард не по своему желанию презрел законы общества. В его словах и делах скрывалось нечто большее.

Нет, ей надо докопаться до истины, прежде чем она уедет отсюда. Теперь это слишком важно. Если она заблуждается ион действительно виноват, ну что ж, в таком случае она оставит его, что бы там ни говорили звезды. Но только после того, как она убедится. А пока она должна мужественно смотреть опасности в глаза и не позволить ее собственной трусости погубить их обоих.

Элиза бросилась на постель и забылась в тяжелом сне. Ей снилось, что ее качают вверх-вниз морские волны, ярко освещенные холодным светом звезд. Ее сон был тревожен и неглубок. Незадолго перед рассветом она проснулась. Пора было одеваться и идти вниз. Она надела одно из платьев Вайолет, которое теперь не вызывало у нее былого смущения, даже напротив, такой вызывающий наряд укреплял в ней мужество, так ей необходимое.

Спустившись, она обнаружила, что Эдвард куда-то ушел, и, как сказал его камердинер, хозяин вернется очень поздно, только к вечеру. Затем камердинер подал полный кошелек, который лорд Хартвуд поручил передать ей, а затем, если она пожелает уехать в Лондон, он поручил проводить ее до станции дилижансов.

Однако Элиза отказалась от денег, чем вызвала неподдельное удивление у камердинера, не говоря уже об отказе отправиться в Лондон. Бедняга буквально остолбенел на месте с полуоткрытым ртом. Весь день она провела, гуляя в одиночестве вдоль морского берега и пытаясь привести в порядок мысли.

Вернувшись к ужину, она неожиданно натолкнулась в холле дома на джентльмена, очень смахивающего всем своим видом на священника. Он сидел на стуле, постукивая подошвами туфель о пол и явно поджидая кого-то. Увидев входящую Элизу, он поспешно вскочил, но заметив, какой на ней шокирующий наряд, он отпрянул от нее словно от прокаженной. Элиза хотела пройти мимо, не вступая ни в какой разговорено джентльмен, вытянув перед ней руку, обратился к ней:

— Постойте, мне надо поговорить с вами.

Элиза остановилась настороженно. Благообразный джентльмен откашлялся, пошевелил губами, явно готовясь к выступлению, и наконец произнес целую проповедь:

— Женщине, и такой юной, не стоит вступать в предосудительные отношения с теми, кто намного выше по своему положению! Вы злоупотребляете добротой леди Хартвуд! Вы зашли слишком далеко! Но даже сейчас настолько велико христианское смирение леди Хартвуд, что она предоставляет вам возможность вернуться на стезю добродетели. Она упросила меня найти для вас укромное пристанище, где вы могли бы раскаяться в своих грехах, трудиться и уповать на Божье милосердие. Доброта леди Хартвуд просто поразительна, но ее терпение не безгранично. Если вы хотите избежать наказания, заслуженного из-за ваших грехов, я настоятельно советую вам именно теперь принять ее предложение.

— У меня нет ни малейшего желания что-либо менять в моем положении.

— Увы, именно такой ответ я и ожидал услышать, — сказал священник с сокрушенным видом. — Ну что ж, больше не буду докучать вам просьбами, вы не стоите того, чтобы о вас заботились. Вы бесстыдная потаскушка, и леди Хартвуд будет права, если избавится от вас.

В этот момент изнутри дома раздались грузные шаги, направлявшиеся явно в сторону холла. Священник почтительно склонился, как только в проеме двери возник слуга и пригласил его в гостиную, где его уже ждала леди Хартвуд. Элиза поспешно прошла в библиотеку в еще более подавленном настроении, чем утром. Она то и дело напоминала себе об обещании, данном Эдвардом: ей ничто не может угрожать. Однако возмущенный тон священника свидетельствовал об обратном. А от его заключительных слов вообще веяло слабо прикрытой угрозой. Впервые Элиза горько пожалела о том, во что она ввязалась. Как ей хотелось в этот миг оказаться под спокойным и безопасным кровом тетушкиного дома!

Удалившись в свою комнатку в мансарде, она принялась обдумывать свое положение, но мысли ее были грустными. Наконец пора было спускаться вниз. Но едва она сошла с лестницы, как нос к носу столкнулась с леди Хартвуд. Заметив Элизу, та ехидно улыбнулась, словно обрадовавшись чему-то.

— Как я погляжу, твое общество уже прискучило моему сыну. Прислуга поговаривает, что вчера вечером он ушел в игорный клуб, где также много продажных женщин.

От такого откровенного намека лицо Элизы исказилось от боли.

— Ты свое отслужила, — безжалостно продолжала леди Хартвуд. — Больше ты ему не нужна. С твоей помощью он позлил меня и вскоре, поверь мне, отделается от тебя. Несмотря на мое предупреждение, ты влюбилась в него и совершила страшную глупость. Что, впрочем, нисколько не удивительно. Говорят, некоторые дурочки пишут любовные письма заключенным Ньюгейтской тюрьмы, которые осуждены на смертную казнь.

Доведенная до крайности ее оскорбительными выпадами, Элиза не выдержала.

— Если ваш сын действительно совершил убийство, разве его не ожидает заключение в Ньюгейте? Даже знатный дворянин не может гулять на свободе, если он совершил убийство. Я все равно не могу поверить, чтобы ваш сын убил кого-нибудь. Вы просто хотите уверить меня в том, чего он никогда не делал.

— Ты влюблена в него по уши, — с откровенным злорадством сказала леди Хартвуд. — Какая же это глупость с твоей стороны!

— Ничего подобного. Просто я не могу поверить, что он виновен в том, в чем вы его обвиняете.

— Однако он виновен.

— Но тогда должно быть какое-то объяснение. Может, та женщина умерла при родах? Если он, как и его брат, погубил соблазненную им женщину, то это, конечно, ужасно, однако это все-таки не убийство.

— О, как бы тебе хотелось, чтобы все разъяснилось, не так ли? — Леди Хартвуд осклабилась — Но у тебя ничего не выйдет. Я ничего тебе не намерена объяснять. Ты бесстыдная потаскушка и заслуживаешь ту участь, которая ждет тебя.

— Как бы там ни было, но мне надо знать, почему вы так ненавидите вашего сына. — Элиза от волнения едва ли не кричала. — В чем же его вина, если вы никак не хотите простить его?

— А тебе какое дело до этого? Ты ведь все равно будешь любить его, какое бы преступление он ни совершил.

— Я не люблю его, но мне надо знать правду. Я хочу понять ради собственного спокойствия, что он за человек.

— Понять? Скоро ты все поймешь, — загадочно ответила леди Хартвуд. — Почему бы тебе самой не спросить его: хорошо ли ему было прошлой ночью в публичном доме?

— Очень хорошо, матушка. Я с превеликим удовольствием посетил это заведение. Больше у тебя нет вопросов, адресованных мне?

— Нет, больше нет! — отрезала леди Хартвуд и, повернувшись, пошла прочь, намеренно сильно постукивая палкой по полу. Как только стихли ее шаги, Элиза осталась наедине с Эдвардом.