«Самое ужасное, — думала Мередит, — что я уже не могу представить жизни без Кэла. Может быть, я схожу с ума? Мне все чаще кажется, что я замужем за Кэлом и собираюсь изменить ему со Стивом… Но нет, надо помнить, что это иллюзия, фантазия, и только. Мы с Кэлом влюблены друг в друга, однако самая пылкая любовь рано или поздно проходит, а прочной душевной связи между нами нет. Вот почему я должна вернуться к мужу».

Кэл был с ней нежен и ласков, но Мередит чувствовала, как клокочет в нем подавленный гнев. Гнев на нее — за то, что она его покидает; и на себя — за то, что ему не хватило мужества сделать решительный шаг. Кэл проклинал себя за малодушие, сейчас он готов был на все, чтобы удержать Мередит, но понимал, что уже поздно. Она дала слово мужу и должна его сдержать.

— Пойми, Кэл, — говорила она, — я не могу просто взять и вычеркнуть из жизни эти пятнадцать лет. Не могу. Я должна дать ему последний шанс. Иначе буду вечно мучиться и спрашивать себя, что было бы, если бы…

Да, Кэл все это понимал. Его всегда восхищало душевное благородство Мередит. Но сейчас он это ее благородство почти ненавидел.

— Мерри, у вас с ним ничего не выйдет, — с горечью ответил он. — Все кончено. Взгляни наконец правде в глаза!

Дурацкий совет. Последние два месяца оба они только тем и занимались, что отворачивались от горькой правды. И сейчас оба боялись даже думать о будущем.

— У вас с ним нет ничего общего!

— Почему же мы столько лет счастливо прожили вместе? — не слишком уверенно возразила Мередит.

— Ты прекрасно знаешь почему — ему просто повезло, что мы с тобой не встретились на пятнадцать лет раньше! Все эти годы вы идете разными путями. Скажи мне, он понимает, чем ты занимаешься? Понимает, что у тебя настоящий талант? Да ему это просто неинтересно! Мередит, он не способен тебя оценить!

«В отличие от меня», — этого Кэл не произнес, да и зачем? Мередит и так догадалась, что он хочет сказать. Однако она приняла решение, и никто и ничто не могло его изменить. Она обязана попытаться — и ради Стива, и ради себя.

Кэл понимал, что должен отнестись к ее выбору с уважением, но, не в силах совладать с собой, кипел от обиды и злости, тем более тяжкой, что ее приходилось скрывать. Он ненавидел Мередит, Стива, весь белый свет, но больше всего — себя.

Уходя от нее на рассвете, он обернулся на пороге и взглянул на нее с такой пронзительной тоской, что у Мередит дрогнуло сердце.

— Береги себя, Мерри, — произнес он, поцеловал ее в лоб, словно покойницу, и скрылся, а Мередит рухнула на пол в прихожей и забилась в рыданиях.

Она проплакала несколько часов подряд, и Стив был встревожен, когда, войдя в дом, увидел ее бледное, как смерть, лицо и красные, опухшие глаза.

— Ты не заболела?

— Да… простыла, наверное, — вяло ответила Мередит.

— Вид у тебя совершенно больной. Ну-ка выпей таблетку!

Мередит молча покачала головой.

Стив обладал редким свойством — умел в мгновение ока устроить хаос всюду, куда забрасывала его судьба. И двух часов не прошло, как по чистенькой, ухоженной квартире Мередит словно ураган пронесся. По всей спальне была разбросана мужская одежда, на полу — следы грязных ботинок, в раковине валялся тюбик крема для бритья, а сам Стив, насвистывая какую-то песенку, колдовал над плитой.

Не странно ли — пятнадцать лет Мередит мирилась с привычками мужа, даже умилялась его безалаберности, а теперь при виде беспорядка в квартире у нее тошнота подступала к горлу. «Господи, как же я буду с ним жить?» — спрашивала она себя и не находила ответа.

В тот же вечер между ними произошла первая размолвка. Узнав, что Мередит сняла квартиру в Сан-Франциско, Стив возмутился — он мечтал о покупке или хотя бы аренде целого дома. Почему, догадаться нетрудно — он по-прежнему страстно хотел детей. Теперь ему казалось, что только ребенок укрепит связь между ними и восстановит их брак.

— Сейчас об этом и думать нечего! — отрезала Мередит, едва он завел разговор на эту тему.

«Где сейчас Кэл? — думала она. — Должно быть, выходит из аэропорта в Лондоне… Но мы обещали не звонить друг другу — я и не буду. По крайней мере, не сегодня. Ведь Стив еще и одного дня не пробыл дома!»

— А почему бы и не сейчас? — настаивал Стив. — По-моему, лучшего времени не найти. У тебя надежная работа. Я буду теперь занят на работе гораздо меньше и, если первые месяцы ты будешь плохо себя чувствовать, всегда буду рядом. Может быть, даже смогу взять на себя заботу о малыше — если к тому времени не найду себе места получше.

Я не хочу ребенка! Стив, пойми это наконец! — взорвалась Мередит. — Ни сейчас, ни когда-нибудь еще — вообще не хочу! Что мне сказать, чтобы ты наконец от меня отстал? Не хочу, чтобы меня тошнило «первые месяцы»! Не хочу ходить раздувшаяся, словно воздушный шар! Не хочу ежемесячных визитов к гинекологу, не хочу вопить от боли, не хочу вставать по три раза за ночь, чтобы кормить младенца… Не хочу, и все!

— Вот как… И давно ты приняла такое решение?

— Не знаю, — устало пробормотала Мередит. Яростный порыв иссяк, и ее вновь охватила тоска, бездонная и беспросветная. — Я всегда так думала. Ты просто не хотел меня слушать.

— Что ж… спасибо за информацию. — Он сменил тему. — А когда мы переезжаем?

— На следующей неделе, — коротко ответила Мередит и замолчала.

Вдруг в тишине прозвучала резкая трель телефонного звонка. Мередит бросилась к телефону, чтобы успеть взять трубку раньше Стива.

Но звонил не Кэл: какой-то тип, до ужаса наглый и назойливый, начал уговаривать ее подписаться на новую газету. Нервы Мередит были напряжены до предела, она послала незадачливого рекламщика к черту и бросила трубку.

— А через пару недель из Нью-Йорка прибудут наши вещи, — бодро заметил Стив. — В следующий понедельник я в первый раз иду на работу… Ничего, постепенно все наладится.

Мередит молчала. Ей казалось, что за ней захлопывается дверь тюрьмы и один за другим защелкиваются замки.

Все воскресенье она провела как на иголках, мечтая об одном — куда-нибудь сбежать, и в понедельник с радостью отправилась на работу.

Но в офисе ей было ничуть не легче. Все напоминало ей о Кэле. Вдобавок сам он, словно желая нанести ей последний удар, каждый день слал из Европы факсы, рассказывая о проведенных встречах с клиентами, посещениях лабораторий и тому подобном. Все его сообщения были сухими и безличными. И за всю неделю он ни разу не позвонил.

Мередит возвращалась домой, но это был уже чужой для нее дом. С появлением Стива в квартире воцарился хаос. Едва войдя, Мередит спотыкалась о его новые кроссовки. Неприкаянно слоняясь по дому, поминутно натыкалась то на штаны, то на рубашку, то на носки, валявшиеся на полу. Она уже успела забыть эти «милые» недостатки мужа. Невольно она сравнивала Стива с Кэлом, всегда элегантно и опрятно одетым, безупречно выбритым.

К субботе Мередит дошла до предела. Она жила как в тумане. Работа превратилась для нее в непосильное бремя: несколько раз она забывала о неотложных делах или отдавала явно бессмысленные распоряжения, и только изумленные взгляды коллег возвращали ее к реальности. Более того — она три дня подряд ходила на работу в одной и той же блузке. Такого с Мередит не случалось, наверно, со школьных времен!

Переезд, как и следовало ожидать, превратился в кошмар. Нью-йоркская мебель не прибыла к сроку. Грузчик уронил ящик с посудой, и половина содержимого разбилась. Стив с Мередит оказались в пустой квартире, где не на что было лечь, некуда сесть и даже есть не из чего.

— Не принимай близко к сердцу, малыш, — утешал ее Стив. Он словно не замечал ее подавленного настроения. — Подождем, пока прибудет наша мебель из Нью-Йорка. А пока что будем есть с бумажных тарелок и спать на полу, на матраце.

Мередит тяжело вздохнула, думая о том, что ко всему прочему отныне ей придется тратить три часа в день на дорогу в Пало-Альто и обратно. Причем в часы пик.

В тот вечер, когда они пытались навести хоть какой-то порядок в доме, Мередит вдруг поняла, что скучает не только по Кэлу — по его детям. Она сама удивилась этому, ведь никогда раньше она не испытывала подобных чувств.

В понедельник Стив вышел на новую работу. В первый же день выяснилось, что его ввели в заблуждение: обещали место врача, хотя и рядового, а на деле ему пришлось выполнять обязанности то ли медбрата, то ли санитара. Все его дипломы и похвальные отзывы не произвели на местное начальство никакого впечатления. Первые две недели его вообще не подпускали к больным, объявив, что сначала он должен «заслужить доверие»; зато вся команда дружно спихивала на него нудную бумажную работу, и Стив говорил с грустной иронией, что за эти дни он в совершенстве овладел искусством шуршания бумажками.

От всех этих неприятностей Стив стал мрачен и молчалив. Каждый день, когда измученная долгой утомительной дорогой Мередит возвращалась домой, ее встречала одна и та же картина: угрюмый Стив перед телевизором, а у ног его — штук пять-шесть пустых пивных банок. Он перестал, как прежде, готовить ужин, и теперь они заказывали еду на дом в пиццериях и китайских ресторанчиках.

— Так жить невозможно, — обреченно сказала Мередит как-то вечером.

В тот день Стив был мрачнее тучи. В течение нескольких часов команда «Скорой помощи» принимала на дому преждевременные роды, а Стив в это время сидел в соседней комнате, присматривая за старшим сынишкой роженицы. Как видно, коллеги считали, что на большее он не способен.

— Ты ненавидишь эту работу. Я ненавижу мотаться в Пало-Альто и обратно…

— И оба мы начинаем ненавидеть друг друга, — закончил за нее Стив.

— Такого я не говорила!

Это у тебя на лбу написано. Каждый вечер ты приходишь с работы злющая как собака и вымещаешь свою злость на мне. Мередит, что с тобой происходит? Ты ли это?!

Но как объяснить ему, что с ней происходит? Как сказать, что она тоскует по Кэлу; что полгода одинокой жизни и связь с Кэлом изменили ее, и теперь она не та женщина, которая была женой Стива пятнадцать лет, что — хоть и ужасно это признавать — Стив стал ей противен, и те его черты, которые когда-то были милы, теперь вызывают раздражение?!