Интуиция ей подсказывала продолжать легкомысленную болтовню. Как бы притвориться, что они еще путешествуют. Она покрутила юбками, открывая голые ножки.

— Ануша! Ты раскрасила ноги хной? — Ник опустился на колено и приподнял пальцами ее ногу. — Какая распутница!

Под ботинками и чулками этого никто не видит.

Большой палец Ника прошелся по подъему ноги, исследуя замысловатый узор. Ануша огляделась, садовники уже ушли. Они с Ником давно не оставались наедине.

— Значит, это исключительно для твоего мужа?

— Нет, конечно нет.

Она попыталась прикрыться, но он наклонил голову и провел губами по обнаженной коже. Анушу омыло волной желания.

— Перестань! — возмутилась она, но сама поерзала, устраивая свою ногу удобнее для него. — Ник! — Он стал дразняще посасывать ее пальчики. — Николас, это так… так…

Он был слишком занят, чтобы ответить, и только шаловливо повел бровями. Ануша прыснула. Как же приятно похихикать! Она уже давно не имела такой возможности, да и желания.

— Перестань, дурачок, а то слуги заметят.

— Это так по-европейски чопорно, моя дорогая.

Он выпустил ее ножку и откинулся на спинку кресла. Ануша пошевелила влажными пальчиками и попыталась напустить на себя осуждающий вид.

— Я только хочу стать благовоспитанной женой.

— Только не в спальне, — предупредил Ник. В его голосе вдруг появились хрипловатые нотки.

— Нет. Я не буду.

Наступило напряженное молчание, которое хотелось чем-то заполнить. Ануша нашла безопасную тему.

— Леди Хоскинс говорит, что мне очень повезло, не придется учиться всем этим вещам, которые должны знать аристократические дамы. Например, как вести себя при дворе, одеваться. Принимать участие в политике, держать светский салон в Лондоне и управлять огромным загородным поместьем. Она говорит, что девушек учат этому с самого детства.

— Я тоже так думаю. Хотя из-за разлада отца с дедом я видел не так уж много, но придворные интриги просто Сущий кошмар. Вполне сопоставимы со страстями зананы. Правда, воинствующих наследников никогда не усмиряли евнухи с гарротами[30]. — Ник внимательно посмотрел ей в глаза и внезапно посерьезнел. — Добавь это в копилку положительных моментов нашего брака, тебе не придется волноваться о светском обществе здесь, в Калькутте.

— Мне не нужно выискивать положительные моменты, — осторожно ответила Ануша. — Просто я знаю, что никогда бы не смогла выйти за аристократа. И леди Хоскинс говорит то же самое.

— Почему нет? Здесь в округе достаточно дворян — младшие сыновья, будущие наследники титулов и просто те, кто устроил себе чуть более авантюрный вариант гран-тура[31].

— Потому что меня не примут при дворе, разумеется. — «Но он это знает лучше меня», — мелькнуло у нее в голове, и она продолжила: — Я незаконнорожденная, и моя мать была индуской. Да на меня достаточно посмотреть, и все будет понятно. — Она вытянула руку, кружевной рукав слегка приподнялся и обнажил смуглую кожу цвета меда. — Ну и папа служит в торговле. Но это даже хорошо, не придется балансировать со страусом на голове. — «Что бы это ни значило».

— Со страусиным пером, — рассеянно поправил ее Ник и нахмурился. — Женщина наговорила тебе, что ты недостаточно хороша?

— Для лондонского общества? Конечно. — Анушу это не беспокоило, все равно ей не видать Англию. Она с этим уже смирилась. — Я думала, здесь меня будут презирать из-за mata. Но этого не произошло, так что все в порядке.

Ник беспокоился все сильнее.

— Ты уверена? Если кто-то скажет тебе хоть полслова о твоем происхождении или цвете кожи…

«Ты сразишься за меня с моими обидчиками. Я так тебя люблю, Ник. И от этого хочется плакать». Она протянула руку и разгладила ложбинку между его бровями.

— Перестань хмуриться, это портит твою красоту.

Никто меня не обижает.

— Хорошо. — Он наклонился к ней и вернул юбки на место, закрыв голые ноги. Ануша помимо воли издала разочарованный стон.

— Перестань искушать меня, распутница. Я решительно настроен не овладевать тобой до самой свадьбы.

— О!..

Она хотела, чтобы в ее голосе слышалось разочарование, отчасти так и произошло. Когда он к ней прикасался, внутри ее что-то сладко сжималось. Но кроме того… было определенное очарование в том, что он должен уважительно к ней относиться и следовать традициям, чтобы все сделать правильно. Если только это не означало, что он куда меньше желает этого брака, чем она сама. И если да, что же им остается? Исключительно его чувство долга?

— Я не собираюсь воздерживаться от поцелуев. Твой пальчики я зацелую до безумия. И всю тебя целиком, — добавил Ник так тихо, что Ануше на мгновение показалось, что она ослышалась. Она резко выпрямилась, но он лежал в широком ротанговом кресле с закрытыми глазами, будто спал.

Это что же, он с ней играет? Или она услышала свое собственное томление? Ануша встала и босиком направилась в дом, в полутьму гостиной. Здесь еще не было мебели, только сложенные один на другой яркие ковры с богатым узором цветов и зелени. На нее внезапно нахлынули воспоминания. Она застыла на месте, к горлу подступил ком.

— Что-то не так? — Ник неслышно вошел вслед за ней, взял за плечи и снова привлек к себе.

— Эти ковры. В моей комнате во дворце были такие же, когда я собирала вещи, а ты был по другую сторону стенной панели, и мы пререкались. Или, во всяком случае, я пыталась пререкаться, а ты ушел. Абсолютно нечестно. — Ануша сделала глубокий вдох и заставила себя говорить весело и небрежно. — Тогда я в последний раз была в своей комнате, прежде чем все изменилось.

— Бедняжка моя любимая, — пробормотал он в ответ, прижимая ее к своей груди.

— Как… как ты меня назвал? — переспросила она и в тот же миг отчаянно об этом пожалела.

— М-м-м? А, я сказал «бедняжка моя любимая». Это просто такое выражение, — легко и беспечно пояснил он, и она поморщилась. — Тебе не о чем волноваться. Я не превращусь в сентиментального воздыхателя. Я знаю, ты этого не хочешь.

— Нет, конечно нет. Но вот обещанных поцелуев хочу, — весело отозвалась она, чтобы он ни в чем не засомневался, и прижалась щекой к его груди.

— Поцелуи? Ах да, я обещал целовать тебя всю целиком. Сейчас, только запру двери.

Она смотрела, как он, мягко ступая, идет в глубину комнаты и закрывает на замок дверь в коридор, затем возвращается и закрывает на защелку двойную дверь на веранду.

При виде чистой красоты и грации она, как всегда, испытала сильный прилив желания. Должно быть, это отразилось у нее на лице, поскольку он слегка покраснел. Еще одна черта, которую она так в нем любила, — способность удивляться тому, что она находит его желанным, хочет смотреть на него. Но ведь он такой мужественный и привлекательный, кажется, сам об этом не догадывается.

— Что такое? — Он поднял бровь.

— Несправедливо, что европейские мужчины могут ходить в индийской одежде сколько угодно, а я вынуждена заковывать себя в английскую. — Она выразительно показала рукой на свое платье из набивного коленкора с облегающим лифом.

— Дома ты вполне можешь расслабиться и ходить в индийской одежде, — сказал Ник. — И втискиваться в корсет, только если кто-то придет с визитом.

Его пальцы трудились над длинной пуговичной застежкой у нее на спине, а губы целовали каждый дюйм постепенно обнажающейся кожи.

— В корсет здесь никто не втискивается! — запротестовала Ануша, пытаясь стоять смирно, пока он освобождал ее от лифа и развязывал юбки. Те соскользнули к ее ногам, за ними и нижние юбки. На ней остался только корсет, нижняя сорочка и больше почти ничего.

Когда он распустил шнуровку, она со свистом выдохнула, частично от облегчения, частично от мгновенно возникшего возбуждения.

— Бедняжка моя дорогая. — Он осторожно потер ее кожу над ребрами. «Дорогая — не любимая». — Ну ничего, я сейчас поцелую, и все пройдет.

Придерживая ее обеими руками, он стал ласково касаться губами красных вдавленных вмятин, оставленных жестким корсетом. Провел ртом вдоль ребер, накрыл губами пупок и проник в него кончиком языка.

— Ник! — Она попыталась вывернуться, но его руки крепко держали ее за бедра. Он опустился на колени и стал покрывать поцелуями ее живот, потом спустился ниже и прошелся губами по завиткам внизу него. — Ник.

Конечно, она многое об этом знала. Однако близость оказалась для нее огромным потрясением. Ник снова поднялся к ее животу, проложил справа цепочку поцелуев и опять спустился вниз. У нее ныли руки от желания сильнее прижать его голову в том месте, где в ней пульсировало горячее желание.

Не вставая, Ник подался к ней и стал мягко подталкивать назад, пока она не уперлась ногами в гору ковров. Ануша не устояла и упала на спину, полностью раскрывшись перед ним на мягкой шелковистой поверхности.

Он осторожно развел ей ноги, она на мгновение испуганно приподнялась и застыла. Когда же он снова накрыл губами ее сокровенное местечко, она вновь откинулась на спину и полностью отдалась его воле, которая желала довести ее до сумасшествия медленными влажными ласками и поцелуями, с каждым разом все глубже проникая в жаркое трепещущее лоно, пока Ануша не взмолилась о пощаде. Вцепилась пальцами в ковер и выгнулась. Ник вновь осторожно развел ей ноги, лаская чувствительное местечко языком, пока она не содрогнулась и со стоном не потянулась к нему.

Он держал ее в объятиях и видел, как она постепенно возвращается к реальности. Его неудовлетворенное тело тоже постепенно приходило в норму. Как же она прекрасна, когда охвачена страстью, раскрепощенная, доверчивая и очень чувственная! Еще восемнадцать дней до того момента, когда она будет ему принадлежать. Целая вечность. Но он подождет. Ануша доверяет ему, кроме того, он хочет должным образом все для нее подготовить. Хоть в этом его второй брак не будет походить на первый.