— Завтра мы прибудем в Калькутту, — объявил Ник. Они шли по реке Хугли, по его словам, одному из притоков Ганга. А тот гнал свои воды к морю мимо величайшего порта Калькутты.

Плавание перестало приносить радость, мимо проносились грязные равнины и джунгли, изредка на небольших возвышенностях встречались деревни и храмы. Бурая река, зеленые деревья, темная грязь, ослепительно-синее небо, палящее солнце. И Ник, добрый внимательный Ник, изо всех сил притворяющийся, что она не говорила ему тех слов в каюте. И не были они единым целым: губы к губам, грудь к груди. И не чувствовала она жара его желания.

Каждую ночь она сгорала от желания к Нику. И каждую ночь напоминала себе: надо быть благодарной за то, что он не поддался на уговоры и показал себя человеком чести.

— Думаю, мы немного опоздаем, зато приедем в целости и сохранности.

Ануша слышала в его голосе облегчение. Неудивительно, они бок о бок уже три недели, и он не хотел оставаться наедине с ней, равно как и она сама в начале их путешествия. Его задача — передать ее отцу из рук в руки и вернуться к своей жизни, в свой дом и, без сомнения, к очередной любовнице.

Удается ли ей скрывать, что она испытывает к нему не просто страстное влечение? Она сама толком не понимала, что чувствует, симпатию или восхищение. Наверное, и то и другое. Кроме того, чувствовала в нем какую-то боль, страдание, которое ей хотелось смягчить. Она не сомневалась, что это как-то связано с его браком. Должно быть, он все же отчаянно любил свою жену, что бы там ни говорил. Иначе откуда в нем столько одиночества?

Ануша облокотилась на перила и посмотрела на берег. Они плыли мимо большой деревни, на берегу виднелись рыбацкие лодки. Затем река сделала поворот, и деревня сменилась невысокими речными обрывами с пышной растительностью. Плыть стало легко и спокойно — ни сильного течения, ни подводных камней, поэтому о надвигающейся опасности ее оповестил лишь чей-то крик. Ануша кувырком полетела на палубу, уши заполнил зловещий треск ломающегося дерева. Плавучая кухня с силой ударила их по корме и вытолкнула на песчаную отмель.

— Штурвал не работает! — закричал рулевой.

— Dhat tere ki! — выругался Ник. — Если они продырявили нам борт…

Но сломанный руль оказался единственным повреждением.

Спустя полчаса вся команда сгрудилась на берегу вокруг поломанных досок и настороженно смотрела на Ника.

— Этот руль можно починить?

— Нет, сахиб. Но в той деревне наверняка найдется другой. У них много лодок, и должны быть плотники.

— Значит, отправляйтесь за ним, — приказал Ник. — И поторапливайтесь.

— Нам придется гнать кухню баграми против течения, — пояснил капитан. Сдержанность Ника, казалось, его нервировала. — А потом уже начнет темнеть.

— Тогда отчаливайте поскорее, — ответил Ник. — Поставьте нас на якорь, оставьте еды и плывите, а вернуться можете завтра утром.

Матросы исполнили его указания и уплыли, надежно пришвартовав пинассу на большой плоской отмели посредине реки.

— Нам не о чем волноваться, — сказал Ник Ануше.

— Я и не волнуюсь. Звери нас здесь не достанут, а команда завтра вернется.

Какая бы опасность им ни грозила, с Ником она чувствовала себя в безопасности. Он инстинктивно бросался на ее защиту и, кроме того, придавал ей уверенности в своих силах. Она даже начала верить, что тоже может сражаться.

— Все верно. Кроме того, я разожгу на отмели костер. Не хочешь для разнообразия что-нибудь приготовить?

— Нет, — твердо сказала Ануша. — Мне никогда еще не приходилось готовить — это делали за меня слуги. А как ты научился делать такую вкусную еду?

— Готовить умеют все солдаты, хотя в итоге не всегда получается съедобно. Сейчас посмотрим, что нам тут оставили.

Наступила ночь, и темные джунгли ожили, наполняясь звуками. Темно-голубой бархат неба припудрился сверкающими звездами. Пока Ник готовил еду, Ануша собирала по отмели плавник, и когда он подбросил его в костер, пламя взвилось прямо-таки до небес, рассыпая вокруг сияющие искры.

Девушка снова облокотилась на перила, глядя, как он сидит у костра. Рядом стояли сложенные треногой мушкеты.

— Иди спать, — не оборачиваясь, крикнул Ник, словно чувствовал, что она смотрит на него с палубы.

На рассвете матросы вернутся с новым рулем. Значит, это их последняя ночь вместе. И последняя ее ночь в роли принцессы Калатваха. Завтра она превратится в мисс Лоуренс и будет вспоминать уроки этикета и правильного английского, преподанные Ником. Когда она поблагодарила его за приготовленную рыбу, он просто пожал плечами, упомянув о том, что это его обязанность. Может быть, опасался, что она снова попытается его соблазнить. Ей же просто хотелось крепко-крепко его обнять и замереть, как поступают люди с раненым сердцем.

Ник потянулся к какой-то сумке рядом с ним. Ануша не видела, что он оттуда достает, но через несколько мгновений услышала мягкий ритмичный стук. Он взял с собой из деревни tabla, небольшой барабан.

Ануша почувствовала, что помимо воли начинает пританцовывать. Этой ночью она еще принцесса Ануша, и у нее есть один подарок, который она может подарить Нику.

Глава 13

Ник почти бессознательно ритмично постукивал пальцами по натянутой коже барабана, игре на котором он учился долгими тихими ночами у своих сослуживцев. Это не мешало ему прислушиваться к возможной опасности, а сложная цветистая мелодия помогала не уснуть на посту, не мешала и его мыслям. Очередную бессонную ночь с грезами об Ануше он переносил словно епитимию. Наверное, это заслуженно. Его до сих пор мучила совесть из-за той лжи, которую он нагромоздил ей, о той жизни, которую ей пообещал. Но как он мог сказать правду, что отец захочет устроить ее брак, а жизнь замужней английской леди едва ли не строже правил в занане и приданое предназначено не ей, а ее мужу?

Она верила ему так же искренне, как предлагала себя чуть раньше. Она хотела насладиться новообретенной свободой и думала, что никто не заставит ее выходить замуж.

Кроме того, он заметил в ее взгляде и голосе еще кое-что. Она хотела влюбиться, хотела романтической любви, как и ее мать. Он едва не рассказал ей, что знал на своем опыте и мечта эта на самом деле иллюзия и кошмарный сон. Но кто он такой, чтобы кого-то учить на этой стезе? Ануша имела право на надежду и даже на то, чтобы найти любовь с мужчиной, который будет достоин всего, что она могла предложить.

Ник не сомневался: узнай она правду, сбежит при первой возможности. «Да и что я могу ей сказать? Что в высшем обществе, может, насильно и не женят, но браки всегда устраивают родители? Отец не даст ей и шагу ступить без сопровождения компаньонки, выдавая только мелочь на карманные расходы?»

Она почти потребовала от него дать ей слово. Какие-то доли секунды отделяли его от невозможного выбора между обязанностью и честью.

Ануша предложила ему себя с той застенчивой храбростью, которая с первого прикосновения вызывала у него болезненную тяжесть в паху. Проникая языком в ее рот, он ощущал вкус чая, специй и розовой воды, женственности, сексуальности и невинности. Вспоминая об этом, он почувствовал какой-то странный толчок в сердце. Он желал ее почти с самого первого момента их встречи. Это преследовало его во всех снах и грезах.

Ник закрыл глаза и на миг позволил себе представить, что Ануша принадлежит ему. Что она не невинная девушка, которая хочет любви и заслуживает, чтобы ее холили и лелеяли, а опытная, умудренная жизнью куртизанка, с которой можно в любой момент безболезненно расстаться.

Если с заменой руля все пройдет нормально, завтра вечером он вернет ее туда, где ей и надлежит находиться. И если она его за это возненавидит, значит, это цена, которую придется заплатить. Он знал, что едва ли забудет ее взгляд, полный боли из-за преданного доверия. Придется с этим жить.

Он попытался вспомнить голубые глаза Миранды, но на ум приходили другие, серые с длинными ресницами. Светлая, мгновенно сгорающая на солнце кожа жены казалась бледным подобием золотисто-медовой кожи Ануши.

Он был настороже, но посторонний стук в такт барабану все равно застал его врасплох. Ник застыл на месте, в поле его зрения появилась танцующая фигурка. Вздымающиеся юбки, узкие брючки, перезвон браслетов и босые ноги, ударяющие в твердый песок, как в тугую кожу барабана.

Ануша танцевала в ярком свете костра, отбрасывая на песок длинные тени. Пламя подчеркивало синие и красные оттенки ее наряда, серебряная вышивка блестела.

Она выделывала па, которые никогда бы не позволила себе респектабельная девушка в классическом придворном танце, разве что танцевала бы для мужа или близких подруг. Голова ее двигалась от плеча к плечу в странном, чисто индийском ритме, руки причудливо изгибались, разговаривая на языке танца с тем, кто умел его понимать, а босые ноги отбивали сложный изощренный ритм в такт с его руками. Ник, почти загипнотизированный, подчинялся ее темпу, ускоряя и ускоряя свою музыку.

Вместе с темпом росло и напряжение, и через какое-то время Ник уже дышал так, словно долго бежал или занимался любовью. Сердце билось в такт с tabla, дышать становилось все труднее, но Ануша танцевала и танцевала, пока в голове у Ника не промелькнуло, что они оба вот-вот упадут замертво. В следующий миг она посмотрела ему прямо в глаза и резко хлопнула в ладоши.

Он убрал руки с tabla, и она замерла на месте, настолько похожая на резную фигурку индийской танцовщицы, что лишь частое дыхание, капельки пота на лбу и покачивающиеся полы юбки выдавали в ней живую девушку, а не статуэтку.

Ник дрожащими руками положил барабан на землю и разрушил чары. Ануша отбросила за спину тяжелую косу, стряхнула вниз браслеты и улыбнулась ему.

— Я никогда раньше этого не делала, — сказала она. — И не думаю, что когда-нибудь еще буду танцевать для мужчины. Этот танец — выражение моей благодарности, которую ты бы не принял, говори я обычными словами.