— Немного болит.

Она не знала, что такое хандрить, но выглядело это не слишком радостно. Едва поднявшись с постели, Ник постоянно проявлял несдержанность.

— Я распаковала в каютах наши вещи. Там очень мало места — зачем ты приказал поставить перегородку? Она занимает слишком много пространства, особенно из-за дверей.

— Зато у нас теперь по отдельной каюте.

«Ах, значит, все из-за того поцелуя». Она до сих пор помнила его вкус: смесь бренди, специй и чего-то чисто мужского. Ануша облизнула губы, словно могла его ощутить.

С того знаменательного утра Ник ни разу об этом не вспоминал, вначале она даже думала, что он просто выкинул случившееся из памяти. Но сейчас понимала, что это не так. Довольно приятно сознавать, что он не доверяет себе оставаться наедине с ней, это давало ей ощущение странной женской власти. С другой стороны, если бы он действительно ее поцеловал и проделал бы многие другие вещи, о которых она думала каждый раз, когда видела его большие руки и стройное тело, его несдержанность была бы намного сильнее. А уж узнай об этом ее отец, он заставил бы Ника на ней жениться.

Она не хотела выходить за мужчину, который желает от нее только одного. Если вообще желает. Она попыталась представить себя женой Ника. Ей бы пришлось превратиться в настоящую европейку. Она не могла бы жить на женской половине дома. Пришлось бы носить эту ужасную английскую одежду и учиться командовать слугами, как миссис Роули. И перенять респектабельные манеры angrezi, которые стесняют и ограничивают еще хуже, чем женские покои дворца.

Ник уходил бы на опасные задания или вместе с армией разъезжал по стране, а она сидела бы дома и растила детей в чуждом для себя мире. И он никогда бы ее не полюбил, даже если бы она сама недальновидно в него влюбилась. Это ежедневно причиняло бы ей острую боль, сродни удару маленького кинжала.

Нет, надо все взять в свои руки и построить жизнь заново. Так, чтобы никто уже не смог к ней приблизиться и причинить боль.

— В чем дело?

Ануша обернулась и встретилась с его хмурым взглядом. Она чуть не призналась, что страшится грядущего одиночества. Но нет! Нельзя забывать, здесь он на стороне отца. Хочет доставить ее в Калькутту любой ценой, пусть даже в заплечном мешке, если понадобится. Так что пока надо вести себя, как ему хочется. Пусть он привезет ее в Калькутту, а там она соберет свои деньги и драгоценности, только ее и видели.

— Река довольно интересна, но я скучаю по Раджату.

Ник полулежал в расслабленной позе, вытянув правую руку вдоль тела настолько близко, что, наклонись Ануша хоть чуточку, задела бы плечом тыльную сторону его ладони. Как было бы заманчиво сократить это крошечное расстояние и посмотреть, вернется ли ощущение маленьких огненных стрел под кожей и сладкой боли внизу живота.

Она знала, что это сексуальное желание и его очень интересно исследовать. Мужчины, кажется, испытывают его к любой мало-мальски симпатичной женщине. Интересно, а женщины, однажды осознав себя таковыми, испытывают его к любому мужчине? Согласись она на брак с кем-то из многочисленных претендентов, ничего к нему не испытывая, как бы она себя почувствовала? Все эти интригующие моменты, которые происходят между мужчиной и женщиной… за отсутствием желания смущали и озадачивали. Если она испытывает к Нику влечение, что это означает?

— Почему ты снял петлю для руки? — спросила она резким тоном. Перебранка отвлечет ее разум от эротических фантазий.

— Она мне мешает. — Он согнул пальцы лежащей на колене руки. — И я не хочу обнажать перед окружающими свою слабость.

— Думаешь, мы все еще в опасности?

— Вероятно.

— Что-то ты не горишь желанием оградить меня от беспокойства. Ты так со всеми леди обращаешься? Я думала, джентльмены должны быть для леди защитой и оплотом.

По лицу Ника словно скользнула тень, но ответил он достаточно здраво:

— Хочешь, чтобы я тебе солгал? Обращался с тобой, будто у тебя нет ни ума, ни мужества? Помнится, ты хвалилась тем, что ты раджпутка, следовательно, воительница.

— Верно. И я не желаю, чтобы ты… как это по-английски… прятал меня в неведении.

— Держал, а не прятал. Думаю, тебе нечего волноваться о приспешниках Алтафура, но, кроме них, существуют речные грабители. — Он поднял с палубы мушкет и пристроил его на видном месте, к своему шезлонгу. — Твой кинжал еще при тебе?

— Один. Второй ты забрал.

— Я верну его тебе. Когда спишь, держи их оба под рукой и не выходи ночью из каюты, пока не убедишься, что я там.

Ануша осознала, что взгляд Ника прикован к береговой полосе, а на нее он смотрит лишь изредка, когда она что-то говорит. Мимо быстро проносились джунгли, изредка прерывавшиеся песчаными и каменистыми отмелями. Внезапно с кормы донесся чей-то крик, в них врезалась их же плавучая кухня, которую они тащили на буксире.

— Ах ты, верблюжий сын! — завопил человек за штурвалом. — А ну отцепляйся от нас!

— Ночью мы пришвартуемся, и мужчины переночуют на берегу, — пояснил Ник. — Они в любом случае предпочитают есть на суше.

— Но так любой может на нас напасть, и мы только потеряем время.

— Смотри. — Он показал на торчащую впереди черную округлую глыбу. — Если напоремся на одну из этих скал, потеряем не только время.

— Чем же нам здесь столько времени заниматься? — вслух подумала она, и при мысли о возможном времяпрепровождении почувствовала, что краснеет.

— Ты ведь хотела путешествовать? У тебя отличная возможность посмотреть одну из величайших рек мира. Мы скоро войдем в Ганг. По сравнению с ним Джамна покажется тоненьким ручейком, так что недостатка в развлечении не будет. Достаточно просто смотреть по сторонам.

«И Ганг принесет меня в новый мир», — подумала Ануша. Теперь путешествия ее уже не так интересовали. Несмотря на страх, хотелось, наконец, добраться до места назначения.

— Расскажи, каково это — быть английской леди, — попросила она.

— Откуда мне знать?

— На одной из них ты был женат, — язвительно напомнила она и заметила, как сжалась его рука, словно она ткнула его в раненое плечо. — Твоя мать тоже была леди, и ты жил среди них, пока находился в Калькутте. Скажи, что мне сделать, чтобы тоже стать леди.

Ник заколебался. Ануша в мгновение ока оказалась подле него, схватила за колено и потрясла, будто от этого зависел ответ.

— Ты не хочешь сказать… потому что я никогда ею не стану? — Ее не особенно беспокоило, что подумают о ней эти неизвестные женщины, но если она хочет жить в этом мире и организовать побег, ей нужно во всем разобраться.

— Ты всегда будешь отличаться, — медленно проговорил Ник. — Разве может быть иначе? Тебя воспитывали совсем по-другому.

— И я выгляжу не так, как они, — заметила Ануша, решительно настроившись посмотреть в лицо всем проблемам. — У них розовая кожа, как у тебя, а у меня коричневая.

— Твоя кожа золотистая, — сказал Ник. — Как мед. А глаза серые, как у отца. И волосы темные, но не черные. Ты вполне можешь сойти за европейку из Италии или откуда-нибудь с юга Франции. Но это не имеет значения. Они не станут относиться к тебе с предубеждением из-за твоей матери. — Он горестно улыбнулся. — Хотя бы потому, что твой дядя — раджа. Уважение к высокой касте, я думаю, принято во всем мире.

— Но они будут знать и то, что мой отец не женился на моей матери.

Дома, в Калатвахе, это не имело значения. У раджи было три жены, четыре наложницы и множество случайных любовниц. Отношение к детям зависело от тех достоинств, что они имели в глазах отца, — и умения матерей обратить его внимание на эти достоинства. У европейцев могла быть одновременно только одна жена, а любовниц они тщательно скрывали.

— Это верно. — Ник, похоже, обдумывал ее слова. Ей стало легче от того, что он не против честного разговора на эту тему, надо понять, каково будет ее положение. — Положение твоего отца довольно высоко, и к нему относятся очень уважительно. Он богат и происходит из хорошей английской семьи. Нет причин, чтобы общество тебя не приняло.

Какое-то время он молчал.

Они плыли мимо индийской деревни. У берега плескались голенькие ребятишки, женщины полоскали белье, какой-то мужчина, стоя по пояс в грязной воде, забрасывал сети в быструю реку.

— У тебя будут преподаватели, которые научат тебя танцам и этикету, отшлифуют твой английский. Без сомнения, найдется кто-нибудь из замужних дам, кто возьмет в свои руки твой гардероб и снабдит тебя подходящей одеждой. Ты будешь посещать балы и приемы и потом с кем-нибудь подружишься.

Звучало просто ужасно.

Глава 11

— В чем дело, а? Ты свернулась, как ежик.

Что бы это ни значило, Нику явно это казалось забавным.

— Что такое ежик?

Она свернулась? Ануша выпрямила спину и отпустила поднятые колени, которые обнимала. Может, и свернулась. Ей не понравилось, как он описал ее новый мир, со всеми его уроками, ужасной европейской одеждой и шокирующим поведением. Танцы с мужчинами! Тело выдавало смятение.

— Sharo, — перевел он на хинди. — Так далеко на Востоке я никогда их не видел. Это такой небольшой зверек, покрытый иглами. Когда грозит опасность, он сворачивается в клубок, и врагам достается только собственный нос в колючках.

— Как дикобраз — sayal? — Она видела этих уродливых созданий. А в клубок свернулась не по причине опасности. Ануша не сомневалась, что у нее хватит храбрости на побег. Нет, слишком уж неприятные и смущающие перспективы.

— Они значительно меньше дикобразов. — Он показал размер сложенными лодочкой руками. — И довольно очаровательные. Они сопят, как маленькие свинки.

— Я не соплю.

— Во всяком случае, когда бодрствуешь, — усмехнулся Ник и встал. — Не смотри на меня с таким негодованием, принцесса. Я же сказал, это очаровательно.