— Именно тогда до тебя и дошли слухи о таинственных смертях в высшем обществе?

— Да… по-моему, именно так. Но должен признать, что очередная кончина престарелого лорда или богатой вдовы не вызывала ни любопытства, ни интереса, как во мне, так и в ком-то еще. Я был занят своими делами и воспитанием Энтони, и для праздных размышлений оставалось мало времени. Но тут Наполеон сбежал с острова Эльба, и снова началась война.

— И Крекенберн вновь призвал тебя на службу, — кивнула Лавиния.

— Меня и Закери. Только на этот раз не я был старшим над ним. Мы стали чем-то вроде коллег, равных по положению, и обменивались информацией. Но не работали вместе.

— А когда ты стал его подозревать?

— За несколько месяцев, прошедших после битвы под Ватерлоо, произошел ряд непонятных самоубийств и несчастных случаев, о которых я уже упоминал. Как раз в этот момент я и решил заняться частным сыском и подметил кое-какие одинаковые детали во всех этих случаях. Я имею в виду кольца, — медленно, словно нехотя протянул Тобиас.

— И ниточка постепенно привела к Закери Элланду, — заключила Лавиния.

— Да. В процессе расследования я показал кольца Крекенберну. Он припомнил старые слухи о профессиональном убийце, который когда-то пользовался подобной визитной карточкой. И кличка у него была Мементо Мори. Говорили, что ни один из тех, кто узнал его истинную сущность, не дожил до следующего утра. Элланд, очевидно, тоже слышал эти истории и решил воспользоваться легендой.

— Тобиас, послушай, решение Элланда стать профессиональным убийцей не имеет ничего общего с той работой, что он делал для тебя.

— В сейфе, где я обнаружил кольца и дневник, была еще и адресованная мне записка. Там говорилось, что если я нашел ее, значит, выиграл. Он поздравлял меня с победой так, будто я обыграл его в шахматы! — вырвалось у Тобиаса.

— Подобная бесчеловечность просто непостижима.

— Далее он уведомлял меня, что я его достойный противник. Последняя строчка письма гласила: «Больше всего мне будет не хватать азарта охоты».

— Он в самом деле чудовище! — ахнула Лавиния.

— Должен сказать, что временами я вполне понимаю его страсть к охоте, — тихо признался он.

— Тобиас!

— Знаешь, я испытываю весьма сильные ощущения, когда сознаю, что уловил запах добычи. И невозможно отрицать, что в этом есть некое темное, щекочущее нервы возбуждение. — Он вскинул голову. В дрожащем огоньке свечи его глаза сверкали, как у кровожадного ночного хищника. — Когда-то Элланд сказал мне, что у нас много общего, и, возможно, был прав.

— Немедленно прекрати! — крикнула Лавиния, свирепо стиснув руку Тобиаса. — И не смей даже намекать, что вы с Элландом в чем-то схожи! Одно дело — получать удовлетворение от охоты: в твоей природе искать ответы и заботиться о торжестве справедливости! И совсем другое — находить удовольствие в смерти! Мы оба знаем, что ты никогда не смог бы пойти на такое!

— Иногда, во мраке ночи, я задаюсь вопросом, так ли уж велика разница между мной и Элландом…

— Проклятие, Тобиас, я не желаю слышать этот вздор!

Тобиас невесело усмехнулся.

— Да, миссис Лейк.

— Я никогда не видела вашего старого знакомого, но могу заверить, что вы с Элландом различны, как ночь и день.

— Вы уверены, мадам? — спросил он слишком мягко.

— Абсолютно. Как тебе известно, у меня чрезвычайно развита интуиция. — Ей хотелось хорошенько встряхнуть его, вывести из этого состояния. — Ты не убийца, Тобиас Марч.

Тобиас не сказал ни слова. Только взгляд оставался неприятно сосредоточенным. И тут Лавиния запоздало вспомнила о последнем случае, которому в своих записях дала название «Дело безумного месмериста». Вспомнила и неловко откашлялась.

— Ну… может, за эти годы и произошли один-два инцидента, но ты сам понимаешь, что все это несчастная случайность, не более.

— Случайность, — бесстрастно повторил Тобиас.

— Ну, не совсем, — поспешно поправилась она. — Вернее, акты отчаянной храбрости, направленные на то, чтобы спасти чьи-то жизни вроде моей собственной. Это никак нельзя назвать хладнокровным убийством! Неужели не видишь разницы, Тобиас?! — Она перевела дыхание и покачала головой:

— Но довольно об этом. Лучше расскажи, при чем здесь Аспазия?

— Аспазия? — нахмурился Тобиас. — Разве я не объяснил?

— Нет, сэр, не удосужились.

— Она была любовницей Закери.

— Элланда? Понимаю. Это многое объясняет.

— Они встретились весной, еще до Ватерлоо. Аспазия воспылала безумной страстью к Элланду, и он, казалось, отвечал ей тем же. Они собирались пожениться. Летом Закери вновь стал работать на правительство и тогда же использовал связи Аспазии в обществе, чтобы получить доступ к богатым людям. Мы считаем, что это помогло ему не только собирать сведения, но и приобрести выгодных клиентов.

— Господи Боже!

— Как-то вечером Аспазия случайно узнала правду о настоящей профессии Закери и в ужасе сбежала от него. Я часто гадал, какова была истинная причина его самоубийства: угроза разоблачения или потеря любимой женщины.

— Мне трудно поверить в то, что убийца может быть таким чувствительным, — пробормотала Лавиния.

— Как ни странно это звучит, но в натуре Элланда присутствовали одновременно драматизм и романтизм. Он напоминал мне художника или поэта, жаждущего любых впечатлений, которые могли бы привести его к высочайшему пику ощущений и эмоций.

— Невзирая на цену, которую приходится платить?

— Цена его никогда не интересовала. Он жил ради все новых вершин азарта.

— А что сделала Аспазия, узнав о смерти любовника? — вырвалось у Лавинии.

— Ужасно расстроилась. Была вне себя от горя. Я никогда раньше не видел ее в таком состоянии. Элланд был единственным, кого она по-настоящему любила. И была безутешна, не только потому, что он покончил с собой.

— Наверное, ее ранило то, что эта любовь застлала ей глаза и не позволила увидеть его истинную природу.

— Именно. Аспазия, как ты уже поняла, — женщина светская. Она считала себя слишком умной и проницательной, чтобы обмануться в делах любви. Обман Закери потряс ее до глубины души.

Лавиния твердила себе, что просто обязана испытывать хоть немного сочувствия к Аспазии. Но каждый раз, думая об этом, представляла эту женщину, обнимающую Тобиаса, и никак не могла найти в сердце хотя бы немного жалости.

Тем не менее приходилось признать, что любая женщина, даже Клеопатра, потеряла бы голову, обнаружив, что ее любовник — наемный убийца, находивший злобное удовлетворение в своей деятельности да к тому же помечавший каждое преступление своим личным знаком!

— Насколько я поняла, ты считаешь себя ответственным за происходящее, — сказала она наконец. — А миссис Грей, вне всякого сомнения, играет на твоих чувствах. Так это она винит тебя за то, что Элланд пустился по дурной дорожке и плохо кончил?

— Она не сказала прямо, но подозреваю, что так оно и есть, — буркнул Тобиас.

— Чепуха! — вновь отрезала она. — Абсолютная чепуха.

— Думаю, она тоже терзается угрызениями совести, потому что помогла ему войти в общество и тем самым способствовала преступлениям.

— Какая печальная история, — вздохнула Лавиния.

Тобиас разжал руку, позволяя свету упасть на крошечный череп и скрещенные кости.

— И теперь, похоже, кому-то понадобилось рассказать ее с самого начала.

— Надеюсь, ты не веришь, что Закери Элланд встал из могилы, дабы возобновить свою карьеру?

— Нет, разумеется, нет. Я сам нашел его тело и присутствовал на похоронах. Но этот новый убийца послал такое кольцо Аспазии, и я совершенно уверен, что, вернувшись домой, найду такое же, — с трудом выговорил Тобиас.

— Старый знакомый возвестил, что снова принялся за свое.

— Похоже, что так. Аспазия при виде кольца ударилась в панику. Поэтому и последовала за нами сюда.

— Хм…

Тобиас снова нахмурился:

— Ты о чем?

— Должна заметить, сэр, что Аспазия совсем не показалась мне взволнованной.

Губы Тобиаса насмешливо дернулись.

— Она не из тех, кто подвержен истерическим приступам. Но я знаю ее лучше, чем ты, и можешь поверить, что сегодня ее нервы были в крайне расшатанном состоянии.

— Что же, если ты так считаешь… Лично я уверена: она попросту использует твои душевные терзания, чтобы манипулировать тобой.

— Ей совсем не нужно идти на такие ухищрения, чтобы заручиться моей помощью, и, думаю, она прекрасно об этом знает, — покачал головой Тобиас, кладя кольцо в карман. — Никто не жаждет найти этого нового Мементо Мори сильнее меня. Он бросил мне перчатку, и теперь нельзя терять ни минуты.

— Ты должен позволить мне участвовать в расследовании, Тобиас.

— Я не желаю, чтобы ты имела что-то общее с этим делом.

— Ты сам сказал, что его необходимо раскрыть как можно быстрее, и поэтому не помешает любая помощь. И прошу вспомнить, что я не новичок в подобного рода вещах, — Ад и проклятие, Лавиния…

Она повелительно подняла руку, требуя молчания.

— Напоминаю, что пока я единственный свидетель, который у тебя имеется. Правда, я не могу дать достоверного описания горничной, которая провожала Фуллертона на крышу, но кое-какие детали я все же заметила.

Неожиданно на глаза ей попался лоскут белой ткани, валявшийся под самой дымовой трубой.

— Ну-ка, ну-ка, что это у нас?

Она взяла у него свечу и поспешила к трубе. Тобиас снял ногу с каменного ограждения и последовал за ней.

— Ты что-то нашла?

— Пока не знаю. Но если это то, что я предполагаю, у нас есть первая улика.

Она нагнулась и подхватила что-то с земли.

— Ее чепчик!

— Ты уверена?

Тобиас взял чересчур большой, неуклюжий чепчик и принялся вертеть в руках, разглядывая со всех сторон.

— Ничего необычного. Такие есть у каждой женщины.

— Не совсем. У этого необычайно широкие оборка и лента. Именно он был на горничной-блондинке. Не удивлюсь, если к внутренней стороне пристали несколько светлых волосков. Тобиас, это доказывает, что наш убийца — женщина.