Я снова посмотрела в окно: уже полтора часа как стемнело, а конца рабочего дня не видно и не слышно. Это удивительная особенность современной Москвы: считаные проценты населения работают со страшной интенсивностью, а остальные не находят себе ни работы, ни места, ни смысла. Что самое удивительное: эти проценты стоят необычайно плотной стеной у кормушки и никого к ней не пропустят. Значит, нам нравится это рабство? Страх увольнения — вот что нас держит в редакции до полуночи. В журнальном мире все так непрочно. Сегодня ты — все, а завтра — пинком под зад! Причем все сразу забывают здороваться, пока не всплывешь в следующем издании. Лучше уж работать в таком темпе, чем лежать на диване, чувствовать себя всеми забытым — и кидаться к телефону на каждый звонок.

— Где этот пизденыш?!

От неожиданности я чуть не разбила головой оконное стекло. Посреди редакции стояла разъяренная Лариса и метала громы и молнии:

— Где эта чертова арт-примадонна?

— Только что здесь был, — сразу же определилась Елена.

— Где он был, меня не ебет! Где этот пизденыш сейчас?! — продолжала бушевать наша мымра.

И в ответ — тишина. Никому, даже Елене, не хотелось попадать под горячую руку Ларисы. Пауза изрядно затянулась, и тут из туалета, шмыгая носом, появляется Миша. Лариса фурией бросилась к нему:

— Миша, давай, шевели жопой! Я не собираюсь сидеть здесь до утра из-за твоих лечебных понюшек!

— Будешь сидеть, сколько потребуется, — небрежно ответил Миша, откинув мелированную прядь со лба, — тебе деньги не за посещения пластических хирургов платят.

Ой-ой! Что сейчас будет!..

— Ты уволен. Пшел вон отсюда! — мгновенно среагировала Лариса.

— С удовольствием, — Миша спокойно взял сумку, бросил в нее пару канцелярских мелочей и направился к выходу.

— Стоп! Ты уволен только после того, как сдашь номер, — спохватилась Лариса.

— А полы помыть я не должен? — обернувшись, уточнил Миша.

— Если только у меня дома. Марш ко мне в кабинет!

Миша вразвалочку вернулся в редакцию, нарочито медленно прошел мимо Ларисы и зашел в ее кабинет. Она последовала за ним и с грохотом захлопнула дверь.

— Не знаю, как вы, коллеги, а я ничего не хочу знать, — сказала я, вставая из-за стола.

— Слышать. — С усмешкой отозвалась Ксения и тоже поднялась.

Следом встала вся редакция, и через пару минут мы с удобством расположились в курилке.

— Слушайте, чего это она грызет удила? — удивился Женя. — С личной жизнью вроде все отлично.

— А может, у этого раритетного секс-символа не стоит? — предположила Ульяна.

— Ну, тогда, да… — согласился Женя.

— По какому поводу сбор? — нежданно-негаданно в дверях курилки объявился Артем.

Мы переглянулись. Мысли нас посетили самые разные.

— Производственное совещание! — наконец озарило Римму.

— Да-да… — зашумели остальные с крайне озабоченными лицами.

— А что же вы не в полном составе? — пересчитал нас по головам редакционный директор.

— Ээээээ… — Тут уж никто ничего не смог придумать.

— И что за подозрительные звуки из кабинета госпожи Серебряковой? — не отставал Артем.

— Господи, чем же они там занимаются? — вдруг ляпнула Маринка.

— Хотите пойти со мной и посмотреть? — любезно предложил Артем.

— Эээээ… нет! — решительно отказалась Маринка.

— Что, никто не хочет? — с игривым изумлением спросило начальство.

Мы отрицательно затрясли головами, внимательно разглядывая пол. Только Елене очень хотелось присоединиться, но она решила не нарываться.

— Ну, тогда я сам, — сказал Артем и исчез.

— Знаете, — после продолжительной паузы подала я голос, — я, пожалуй, докурю пачку. У меня целых пять сигарет осталось!

— Присоединяюсь. — Всеволод поднес мне зажигалку. Все остальные тоже проверили пачки и решили их опустошить.

Верхом на звезде

Я стою по колено в грязи и задумчиво обозреваю окрестности.

— Может, лучше с крыши? — подкинул идею Володя, печально рассматривая свои ботинки, облепленные комьями подмосковного краснозема.

— Лесенка приставная, — с приятным южным говорком предупредил конюх.

— Нам не впервой, — ухмыльнулся Володя и побрел к конюшням.

Я закатила глаза. Месим грязь на подмосковных манежах, тоже не первый раз. Как только стиль ladylike входит в моду, так извольте — лошадки! И пора бы уже прикупить пару резиновых сапог, Володенька.

— А девушку тоже на крышу? — с любопытством поинтересовался конюх, кивая на модель в бриджах Hermes и ослепительно белой рубашке Dior. И все-таки, несмотря на полную амуницию наездницы: сапоги, перчатки, шлем, стек — посреди конюшни она все равно выглядела как корова с седлом. Н-да…

— Нет, — печально ответила я. — Девушка останется здесь, как и я.

— Лошадка смирная, — успокоил конюх, — Григорий Лексеич сам выбрал кобылу.

— Хорошо бы Григорий Лексеич, — кто бы это ни был, — и девушку выбрал.

Обреченно, хотя и с решимостью на лице, я зашагала к конюшне, из которой как раз выводили разрекламированную кобылу. Модель испуганно косилась на нее. Кобыла в ответ испуганно покосилась на модель.

— Не бойся, милая, — сказал выводящий лошадь второй конюх.

Интересно, это он моделе или кобыле?

— Ставь ее вон к тому заборчику, — раздался с крыши голос Володи.

Раскомандовался в безопасности!

— Так, — начала я, — знакомьтесь, это Катя, а это… — Я вопросительно посмотрела на второго конюха.

— Изящная, — подсказал тот, с интересом наблюдая за моими действиями.

— Очень приятно, Лана. Катя — это Изящная. Изящная — это Катя. Надеюсь, вы подружитесь. Хотя бы на ближайшие три часа.

— Кобыла смирная, — с улыбкой сказал конюх.

— Да, мне ваш коллега уже говорил. Надеюсь, лошадь тоже в курсе.

Конюх засмеялся.

— Девушка, а вы верхом ездите? — спросил он.

— Нет! — испуганно воскликнули мы с Катей. — И в этом вся проблема, — добавила я. — В Москве, знаете ли, сложно найти модель, которая ездит верхом. Если, конечно, она не подцепила какого-нибудь олигарха с личной конюшней.

— Они тоже не умеют, — снова засмеялся конюх, — хотя и стараются изо всех сил, хотя бы потому, что потратились на амуницию от Hermes.

— Ну что же, нет в жизни счастья, — резюмировала я. — Подсадите? — кивнула я на модель.

— С удовольствием, — снова улыбнулся конюх. Весельчак!

Общими усилиями Катю взгромоздили в седло (Hermes, кстати). Изящная сделала недовольное лицо, но пока оправдывала свои лестные эпитеты.

Володя приплясывал на крыше от нетерпения и, размахивая руками, как ветряная мельница, указывал на точку съемки. Я в свою очередь вручила Кате стек, ободряюще улыбнулась Изящной (с меня кусочек сахара за примерное поведение!).

Через три с половиной часа я скормила Изящной весь запас сахара, которым меня снабдил веселый конюх, посадила голос от постоянных перекличек с Володей и прикрикиваний на модель, а по маршруту манеж — конюшня — манеж пробежалась раз пятьдесят.

Я в изнеможении рухнула на тюк сена.

— Вот постоянно такая байда! — устало сказала я, вытягивая ноги в заляпанных красноземом резиновых сапогах.

— И часто вы фотографируете лошадей? — спросил веселый конюх, присаживаясь рядом.

— Да все чаще и чаще. С недавних пор верховая езда стала популярным развлечением.

— Общение с лошадью — отличная терапия для оторванных от природы горожан. А верховая езда — прекрасное физическое упражнение, при котором работают все группы мышц. И определенный вызов: здесь, как в сексе, не пришлешь кого-то вместо себя, нужно показать, на что сам способен.

Я покосилась на конюха с искренним любопытством: да неужели?

— Вообще-то, я имела в виду, что верховая езда вошла в моду. Ведь трудно представить что-то более светское и аристократическое. В понимании олигархов, разумеется.

— Русские люди любят литературные сюжеты, — задумчиво произнес конюх, обводя взглядом окрестности. — Многим просто не хватает собственной истории — фамильного замка, конюшен с рысаками, поэтому они столь чувствительны к чужой.

— А вы? — Он все больше меня озадачивал.

— В моем фамильном замке уже восемьдесят лет как музей.

— Что?! — Я чуть не выпрыгнула из сапог от изумления. Осмотрела конюха: большой сильный мужчина, в бриджах и сапогах для верховой езды. В общем, на вид он мало чем отличался от прочих конюхов. Но меня вдруг что-то зацепило. И как же я сразу не заметила! А еще горжусь своим цепким взглядом. Этот большой красивый человек поразил меня своим благородством. Так подчеркнуто уважительно со всеми, вне зависимости от рангов и титулов, ведут себя только особы голубых кровей. А уж я на них насмотрелась!

— Я не представился. Григорий Алексеевич Закревский.

Я совершенно по-крестьянски вытаращила глаза:

— ГРАФ Закревский?!

— Да, — улыбнулся он.

— Так это ваша вотчина? — Широким жестом я обвела конюшни, манежи, административные здания, лошадей, конюхов и тюки сена.

— Последние семнадцать месяцев, — уточнил граф.

— А под музеем вы имеете в виду Зимний дворец, как я понимаю? — в ответ уточнила я.

— Я пошутил. Где родились первые Закревские, никто не знает. Возможно, в старом Зимнем дворце, возможно, в Петергофе, а скорее всего — в Москве. Елисавет Петровна любила старую столицу. Мне так приятнее думать, я сам люблю Москву и среднюю полосу России, — Закревский потянулся и с удовольствием оглядел окрестности.

Я смотрела на него во все глаза. Если честно, я впервые видела живого потомка Романовых, да еще и настоящего — пра-пра-пра… чего-то там дщери Петровой. Я уточняю: европейские наследные принцы мотаются к нам на каждую мало-мальски приличную вечеринку. Ульяна, кстати, уже близко познакомилась со всеми. Но это я отвлеклась. Живой граф спросил: