— Разрешите я пошлю кого-нибудь с вами, — сказал Пьер де Бетюн, — или хотя бы возьмите с собой оружие.

— Насколько я понял, мадам уверена, что я поступлю в точности с ее указаниями, — спокойно ответил герцог.

— Монсеньер, выслушайте меня. — — взмолился Пьер, но герцог уже спускался по лестнице.

— Так мне ждать тебя, парень? — вскочив в седло, обратился он к юноше.

— У меня есть лошадь, монсеньер. Я оставил ее на границе парка.

— Тогда беги вперед и бери ее, — приказал герцог.

Юноша помчался к лесу, а герцог обратился к своему казначею:

— Пошли за управляющим виноградниками и скажи ему, чтобы он дожидался моего возвращения. Я хочу услышать, как он объяснит, что произошло — и пусть только попробует что-то скрыть от меня! — Герцог сверху вниз взглянул на Пьера и добавил:

— Мадам хочет, чтобы я приехал один.

Кажется, она все еще продолжает смотреть на меня как на Белого рыцаря, а раз так, то мне придется сражаться с драконом в одиночестве!

Пьера удивило, что голос герцога звучал весело и беззаботно, и он озадаченно посмотрел ему вслед.


Сирилла исчерпала все возможные темы для разговора и почувствовала, что ее горло пересохло от многочасовой беседы. Однако она сказала себе, что не имеет права жаловаться, когда знает, как голодают дети этих женщин.

Дети, возбужденные ее появлением в деревне, уже успокоились. Сирилла также обратила внимание, что мужчины, расположившиеся поблизости и внимательно наблюдавшие за каждым ее движением, жевали древесную кору, как будто это могло хоть в какой-то мере заглушить ставшее уже постоянным чувство голода.

Пока Сирилла разговаривала с женщинами, она время от времени посматривала в сторону леса. Ведь именно этой дорогой ее привели в деревню.

Она знала, что этой же дорогой приедет и герцог, и, когда вдали, четко выделяясь на фоне зеленой листвы, показались двое верхом на лошадях, ее охватила непередаваемая радость.

Он не подвел ее!

И в то же время она боялась, что он, движимый, как все другие землевладельцы, страхом перед новым всплеском революционного движения, привел с собой вооруженных грумов.

Нельзя было не узнать герцога по его гордой посадке, по его вороному жеребцу, и у Сириллы возникло такое чувство, будто поднявшаяся в ней теплая волна любви и восхищения хлынула к герцогу.

И Сирилла, и жители деревни наблюдали за приближающимся всадником.

Он и так скакал довольно быстро, но, увидев деревню, на которую указывал его проводник, он еще сильнее пришпорил лошадь и на сумасшедшей скорости понесся к окружавшей Сириллу группе.

Мужчины, женщины и дети стали медленно подниматься. Когда герцог приблизился к дереву, под которым сидела Сирилла, она бросилась к нему навстречу.

Ей казалось, что его глаза смотрят только на нее. Он спрыгнул с седла и, взяв ее протянутые к нему руки в свои, поднес их к губам.

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросил он.

— Вы приехали! Я знала, что вы приедете! — воскликнула она.

— Ты сама попросила меня об этом.

— Я благодарю вас. Вы очень нужны здесь.

— В чем дело?

Сирилла махнула рукой в сторону виноградников.

— Лучше, чтобы вы сами все посмотрели.

— Что там такое? — спросил герцог.

— Филлоксера!

Мужчины, которых появление герцога повергло в полное изумление и лишило дара речи, наконец обрели способность говорить.

— Да, филлоксера! — подтвердил высокий мужчина. — Мы не виноваты в том, что она губит виноградники, из-за нее мы вынуждены голодать! Голодать, монсеньер! Взгляните на наших женщин, взгляните на наших детей, взгляните на нас!

Герцог обвел глазами столпившихся вокруг него людей.

— Вы не получали жалования? — спросил он.

Его слова вызвали страшный шум, потому что все принялись рассказывать ему, как долго они сидят без денег, как они были вынуждены скитаться по окрестным поместьям в поисках работы, которой не было; как им пришлось вернуться в деревню, потому что им просто больше ничего не оставалось.

Голоса мужчин, рассказывавших о своих мучениях и о том, как ужасно с ними обращались, становились все громче, в них уже звучала ярость, однако герцог все равно расслышал слова Сириллы:

— Дети голодают. Мне удалось спасти от смерти одного малыша, но остальные умрут, если им не помочь — и причем немедленно!

Герцог поднял руку, призывая всех к тишине. Как это ни удивительно, все подчинились ему.

— Я выслушал ваши жалобы, — сказал он, — и я считаю, что они вполне обоснованны. Теперь вы выслушаете мои указания и, надеюсь, последуете им. — Сирилле показалось, что люди внимают герцогу, затаив дыхание. — Вы немедленно выкорчуете лозы, расчистите землю и на этом месте посадите, как принято в подобных ситуациях, картошку и горчицу. На эту работу уйдет несколько месяцев, но вы прекрасно понимаете, что в течение следующих пяти лет эти виноградники должны оставаться под паром.

Герцог оглядел мужчин, которые внимательно слушали его.

— В течение месяца я решу, что будет лучше: снести вашу деревню и построить для вас новые дома в другой части поместья или расчистить расположенный к западу от вас участок леса и посадить там новый виноградник. — Он указал рукой в сторону леса и продолжил:

— Если почва достаточно плодородна и солнце хорошо освещает участок, я не вижу причин, почему бы не расширить территорию деревни Токсиз.

Как только до людей дошла суть сказанного герцогом, по толпе прокатился вздох.

— Нас это очень устроило бы, монсеньер, — наконец проговорил высокий мужчина. — Многие уже прижились здесь, — Мы должны очень тщательно разобраться в этой проблеме, — добавил герцог, — и ваше мнение по поводу того, стоит ли сажать новый виноградник, будет представлять для меня большую ценность.

В раздавшемся со всех сторон шепоте слышалось одобрение, в нем отсутствовали гнев и злоба, отличавшие все высказывания мужчин в течение последних нескольких часов.

Взглянув на стоящих поодаль женщин, герцог сказал:

— Как и моя жена, госпожа герцогиня, я считаю, что нужно оказать срочную помощь женщинам и детям, — на самом деле, всем вам. Вам немедленно выплатят ваше жалованье, а также компенсацию за те месяцы, во время которых вы ничего не получали.

— Сейчас я вернусь в замок, — добавил он, — и прикажу, чтобы вам доставили кур и коз с моей фермы. Вам привезут зерно и муку из моих амбаров, и вы снова начнете печь хлеб.

Его слова были встречены радостными возгласами женщин, которые просто не имели сил на более эмоциональное проявление своего восторга. От жалости к ним глаза Сириллы наполнились слезами.

Герцог вытащил из кармана кошелек.

— Боюсь, что у меня с собой мало денег, — сказал он, — но, думаю, этого будет достаточно, чтобы купить в соседней деревне самое необходимое на то время, пока не будут доставлены запасы. Я не собираюсь тянуть с этим. Подводы появятся сегодня к вечеру. — Опять раздались одобрительные возгласы, и герцог добавил:

— Думаю, мне пора отвезти свою жену домой.

Мужчины расступились, чтобы пропустить герцога и Сириллу, которые направились к своим лошадям. Многие женщины опустились на колени, и когда Сирилла проходила мимо них, целовали подол ее платья.

Сирилла с герцогом подошли к лошадям, и в этот момент из дома выбежала пожилая женщина, та самая, которая держала в руках сверток с новорожденным младенцем, когда Сирилла только появилась в деревне.

Она протягивала спасенного Сириллой малыша, который громко и сердито кричал.

— Благословите его, мадам, — попросила женщина. — Благословите ребенка, которого вы вернули к жизни. Вы — ангел, ниспосланный самим Господом Богом!

При этих словах женщина встала на колени и выставила перед собой кричащего малыша.

Мгновение Сирилла колебалась, потом она нежно прикоснулась к его голове.

— Господь уже благословил этого малыша, — сказала она. — Не я вернула его к жизни, а Всемогущий Господь, потому что только Он дает нам жизнь. — Все внимательно слушали. Продолжая держать руку на головке ребенка, Сирилла добавила:

— Я хочу попросить вас, чтобы вы назвали его в честь человека, который помог вам и который — я уверена в этом — будет способствовать тому, чтобы ваша жизнь стала счастливой и обеспеченной.

Она улыбнулась герцогу и тихо, но четко проговорила:

— Дайте ему имя Аристид!

— Это большая честь для нас, монсеньер, — сказал отец малыша.

— Тогда я рад, что вы назовете своего сына в мою честь, — ответил герцог.

Он подхватил Сириллу на руки и подсадил в седло. Потом вскочил на своего жеребца и обратился к собравшимся жителям деревни:

— Чем быстрее мы вернемся в замок, тем скорее вы получите то, что я обещал.

При этих словах он развернул лошадь. Сирилла последовала за ним. Женщины побежали рядом с ее лошадью, продолжая при этом благодарить Сириллу. На краю деревни они отстали, и она махала им до тех пор, пока они с герцогом не скрылись в лесу.

Некоторое время они ехали в молчании, и наконец герцог спросил:

— Ты совсем не испугалась?

— Только вначале, — призналась Сирилла. — Но после того, как мне удалось спасти малыша, я поняла, что они не причинят мне никакого вреда.

— Расскажи, как ты это сделала.

Она рассказала, что видела, как один пастух в поместье ее отца спас ягненка, и как потом кардинал сказал, что жизнь дается Богом, но иногда Он может передать это право другим.

— В жизни не слышал ничего подобного! — воскликнул герцог.

— Они намеревались похитить вас, а потом пригрозить вам, — еле слышно проговорила Сирилла, — но я объяснила им, что вы не имели ни малейшего понятия о том, что происходит в их деревне.

Помолчав, герцог сказал:

— Как бы там ни было, но ты осуждаешь меня за то, что я довел поместье до такого состояния. Сирилла не ответила.

— Скажи мне правду, — с усмешкой потребовал герцог.