Барбара Картленд - Запертое сердце

— Кто вы что вам надо? — спросила Сирилла.

— Где герцог? — поинтересовался мужчина, представлявший собой довольно отталкивающего вида личность с длинными волосами, свисавшими почти до самых плеч, и одетый в какие-то отрепья.

Остальные мужчины имели точно такой же вид, их грубые лица были одинаково хмурыми. Сирилла почувствовала себя неуютно под пристальными взглядами этих людей.

Отсутствие в Монсо-сюр-Эндре каких-либо признаков революции, которая произошла два года назад, не мешало Сирилле следить за тем, что происходило в других частях страны.

Она прочитала, что в Париже было убито две тысячи солдат и простых граждан, а более пяти тысяч — ранено.

Как она узнала от проживавшей в Кальвадосе в Нормандии родственницы матери, почти ни один город не избежал стычек, которые заканчивались большими потерями.

Тот мужчина, который ухватился за уздечку, начал тянуть лошадь Сириллы к лесу.

— Что вы делаете? — возмутилась Сирилла.

— Вы поедете с нами, — заявил мужчина.

— Вы не имеете права! — закричала Сирилла. — Вам от этого будет только хуже! Если вам надо поговорить с герцогом, идите в замок, и он выслушает вас.

— Идти в замок, чтоб нас, за наши же страдания, отстегали кнутом или пристрелили? — усмехнулся мужчина. — Мы собирались взять герцога, но и вы сойдете. Пусть новая герцогиня посмотрит, как мы живем.

В его словах звучала злоба, и Сирилла решила, что спорить с ним бесполезно.

Остальные мужчины о чем-то шептались. Их недобрые взгляды дали понять Сирилле, что ей остается только подчиниться им.

Ее охватил страх за герцога, который будет искать ее: толстые палки и пики — это страшное оружие против человека, вооруженного лишь хлыстом для верховой езды.

Внезапно в ее памяти всплыли преступления, совершенные революционерами, и ее сердце бешено забилось.

Ведь дело не ограничивалось отсеченными на гильотине головами, которые скатывались в корзину. Было еще множество примеров жестокости, когда крестьяне избивали и убивали живших в своих поместьях землевладельцев, не щадя при этом ни женщин, ни детей.

И хотя губы ее пересохли от страха, она гордо вздернула подбородок и решила не слушать раздававшиеся со всех сторон замечания и грубые шутки.

Они вышли на другую сторону леса, и Сирилла увидела виноградники, которые протянулись на многие километры.

На лозах, густо покрытых листьями, уже появились грозди. Они были еще зелеными, но их обилие свидетельствовало о том, что будет хороший урожай.

Приблизившись к винограднику, мужчины повернули направо и двинулись вдоль леса. Вскоре они выбрались на окруженную деревьями поляну, которую пересекал крохотный ручеек.

Повсюду рос виноград, отличавшийся, как заметила Сирилла, по виду от того, мимо которого они прошли раньше. На лозе не было ни листьев, ни почек, ни побегов.

— Вы огляделись по сторонам? — сурово спросил шедший рядом с Сириллой мужчина. — Вы родились на этой земле, поэтому должны знать, как выглядит настоящая лоза.

— Мне кажется, что эта лоза мертва… или умирает, — ответила ему Сирилла. — Что случилось? Мужчина издал неприятный смешок.

— И она еще спрашивает! — обратился он к остальным. — Скажем ей? Может, ей захочется выпить вина из этого винограда?

Он глумился над Сириллой, прозвучавшая в его голосе ярость заставила ее отшатнуться.

— Я вижу, что лоза больна, — сказала она. — Ее нужно выкорчевать и сжечь.

Сирилла говорила с ними вполне серьезно, однако ее предложение было встречено насмешками и свистом.

— Если герцогиня знает, что надо делать, почему она не расскажет об этом герцогу и не заставит его сделать что-нибудь?

В ответ на эти слова поднялся страшный шум, все заговорили одновременно. По обрывочным высказываниям Сирилла догадалась, что герцог им понадобился именно для того, чтобы он взглянул на больной виноград, ставший причиной их недовольства.

Она собралась было спросить, почему они не выкорчевали больные растения, но вовремя сообразила, что небезопасно высказывать свое мнение до того, пока не установлена причина заболевания.

Вскоре они добрались до деревни, и Сирилла обнаружила, в каком плачевном состоянии находились некоторые дома.

Издали они казались ей вполне привлекательными, теперь же она видела дырявые крыши, затянутые мешковиной окна, болтающиеся на петлях двери.

Чтобы посмотреть на прибывших, на дорогу вышли дети, и Сирилле было достаточно одного взгляда, чтобы понять, в чем дело.

Эти люди голодали!

Серые лица женщин были изборождены морщинами, дети были так худы, что походили на обтянутые кожей скелеты. Они медленно брели по дороге, и у Сириллы создалось впечатление, что в отличие от мужчин у стоявших в дверях домов женщин уже не было сил ни насмехаться над ней, ни возмущаться.

Внезапно от одного из домов в их сторону бросилась женщина со свертком в руках.

Мужчина, ведший лошадь, остановился, а женщина подбежала к тому, самому высокому, человеку, который первым заговорил с Сириллой.

Она протянула ему свой сверток, и Сирилла разглядела, что в нем был ребенок — новорожденный младенец с морщинистым личиком и закрытыми глазками.

— Мертвый! — закричала женщина. — Мертвый! А чего еще можно ожидать, когда матери нечего есть!

Несколько секунд мужчина не отрываясь смотрел на мертвого младенца, а потом перевел взгляд на Сириллу.

— Это ваших рук дело, — проговорил он. — Будьте вы прокляты — к черту всех аристократов! Вы убили моего сына, и вы заслуживаете смерти!

Слова слетали с его губ как выстрелы, но Сирилла не слушала. Она продолжала смотреть на ребенка, и внезапно в ее памяти всплыло одно воспоминание.

Не дожидаясь чьей-либо помощи, Сирилла спрыгнула на землю, подошла к женщине и взяла из ее рук сверток с малышом. Прикоснувшись пальцами к его лобику, она поняла, что он еще теплый, хотя все указывало на то, что жизнь покинула его слабое тельце.

Потом она наклонилась и изо всех сил дунула в приоткрытый ротик малыша.

Она дунула еще раз, пытаясь вдохнуть в него жизнь.

Ошеломленные тем, что происходило перед их глазами, люди молча стояли и смотрели, не предпринимая никаких попыток остановить ее.

На четвертый раз ручки ребенка дернулись, и через секунду раздался его слабый крик, который услышали те, кто стоял ближе к Сирилле.

— Это чудо! — прошептала женщина, которая принесла ребенка. Она тихо вскрикнула:

— Ребенок жив! Жив! Это чудо! Да будет благословен Господь!

Это чудо!

Младенец опять закричал, и Сирилла поплотнее закутала его в грубое одеяло и протянула женщине.

— Отнесите его матери, — проговорила она. — Пусть она согреет его и как можно быстрее покормит.

Женщина судорожно хватала ртом воздух, как бы пытаясь что-то сказать. Повернувшись, она направилась к дому, а остальные продолжали недоверчиво смотреть на Сириллу. Казалось, они все окаменели. Наконец женщины начали креститься.

— Это был мой сын! — совершенно не к месту заявил высокий мужчина, стоявший рядом с Сириллой.

— Он будет жить, — спокойно проговорила она. — А теперь расскажите мне, какие у вас сложности и почему погибла лоза.

И все разом загалдели, поднялся ужасный шум: одни что-то доказывали, другие объясняли, третьи просто кричали. Сирилла почти ничего не могла разобрать.

Тут до ее слуха донеслось слово «тля»— и она поняла, в чем дело.

Отец довольно часто объяснял ей, какую угрозу для виноградников представляют насекомые.

Он рассказал ей о «виноградной филлоксере», или «виноградной тле», которая впервые была обнаружена в Шампани в 1771 году. В первый год тля поражает корневую систему лозы. На второй год листьев на лозе становится меньше, а на третий — молодые побеги начинают засыхать, а ягоды становятся мелкими и не дозревают.

Другими болезнями винограда является оидиум, когда приостанавливается жизнедеятельность листьев, чем обессиливается само растение; а также «белая гниль», которая поражает молодые побеги и ягоды.

Все болезни причиняли огромный ущерб виноградарям, однако наибольшую опасность представляла филлоксера — огромная желтая тля с желтыми крыльями.

Граф рассказывал Сирилле, что гусеницы зимуют в коре веток. Весной они опутывают паутиной лозу и уничтожают почки, молодые побеги и листья.

Сирилла хорошо запомнила, что говорил ей отец.

Эти болезни миновали виноградники Монсо-сюр-Эндра, и каждый год крестьяне, собирая обильный урожай, делали великолепное вино, которым граф всегда восхищался.

Сейчас же Сирилле предоставилась возможность своими глазами увидеть страшные последствия поражения виноградников филлоксерой.

Она прекрасно понимала, что единственное средство борьбы — это выкорчевать больные лозы, проследив при этом, чтобы в земле не осталось ни одного пораженного корня, которые могут проникать глубоко в почву и расходиться в стороны на большое расстояние, если лозе больше двадцати пяти лет.

Это означало, что крестьянам придется с помощью мотыг и ломов очистить корень от земли на довольно большую глубину, обмотать его цепями и впрячь в них лошадь — и только таким образом им удастся выкорчевать больную лозу.

Так обычно и поступали, когда на растении появлялись первые признаки поражения, и Сирилла не могла понять, почему крестьяне ничего не сделали для того, чтобы защитить свои виноградники от стремительно размножающегося паразита.

Когда шум немного стих и можно было спокойно говорить, Сирилла спросила, какие указания дал управляющий поместьем, когда ему доложили о болезни виноградных лоз.

— Он сказал, чтобы мы поискали работу в другом месте, — ответил пожилой мужчина.

— И почему вы этого не сделали? — поинтересовалась Сирилла.

— А кому мы нужны в это время года? — почти хором ответили несколько мужчин. — Во время сбора урожая — конечно, но нам не платили с начала апреля.