— Ненавижу тебя! — кричит, заливаясь слезами Оксана.

Она вся дрожит от ненависти к матери. Мать берет тюбик помады и выходит из ее комнаты.

— Сегодня будешь сидеть весь день дома! На выходные к отцу не поедешь!

Оксана слышит звук закрывающейся на ключ двери. Она подбегает, пинает дверь, колотит кулаками, рыдает, но ничего не помогает. Мать неумолима. В эти выходные Оксана не поехала к отцу.

«Я не любила мать, но сейчас мне жаль ее. За что она была так обижена на всех? Почему не любила даже близких? Так ли я отличаюсь от матери? Ведь любовью к ближним тоже не могу похвастаться. Я не хочу повторять ошибки матери! И все же не могу полюбить тех, кто окружает меня… совсем запуталась…»

Оксана приблизилась вплотную к стене. На первом снимке — улыбающаяся Наташа: в светлом платье, стоящая в эффектной позе на палубе. Ветер раздувает ей волосы и подол широкой юбки…

На следующей фотографии Наташа с отцом. Отец еще молод, статен и хорош собой. Наташа смотрит в камеру, а он на нее. Отец смотрит на нее взглядом, полным восхищения. До появления Наташи отец смотрел с таким восхищением лишь на одного человека — на Оксану. Она была его принцессой.

Вот фотография, где они втроем: Оксана стоит с вымученной улыбкой, она здесь лишняя, отец с обожанием смотрит на Наташу, а та смотрит в объектив, и ее взгляд говорит, что она любит себя, только себя и никого другого.

— Сука! Ты испоганила мою жизнь!

Как счастливо все начиналась! Оксана, Ксаночка, котенок — единственный ребенок в семье, которого баловал отец, не смея ни в чем отказать. Он жил только ради нее, пока не появиласьона. Отец развелся и ушел кней, а Оксана осталась жить с ненавистной ей матерью.

«Это ужасно, когда один человек так много для тебя значит. С потерей его вся жизнь идет наперекосяк, а все из-за этой гадины. Как я ее ненавижу! Почему бог так несправедлив?»

В углу висела иконка. Святая Дева Мария, прижимающая к своей груди младенца Христа. В рассеянных солнечных бликах она казалась живой. Оксану охватил суеверный страх.

«Нельзя желать ближнему того, чего не желаешь себе, ибо вернется назад. Я всю жизнь ей желала только плохого, вплоть до смерти. Может, из-за этого моя жизнь и не сложилась…»

В панике она схватила ведро и выскочила из комнаты отца.

— Мама, возьми меня с собой! — Настя бегала за ней, как хвостик. — Ну, пожалуйста-а!

— Зачем тебе со мной ехать? Это далеко. Ты что, супермаркета не видела? Я хочу побыть одна.

— А я не хочу побыть одна! Ты только о себе думаешь!

— Людям иногда нужно побыть одним. Когда-нибудь ты поймешь это, — сказала Оксана как можно мягче.

— Угу. Как же!

Послышался звук захлопывающейся двери и шорох шин.

Лавров услышал за своей спиной шарканье босоножек и почувствовал запах клубники. Вдруг жаркие и липкие ладошки легли ему на глаза.

— Настя! — отгадал он.

Лавров услышал за спиной, как она давится от смеха.

— Может, это не Настя! — сказала она страшным голосом. — Может, это приведение!

— Нет у нас тут приведений! — сказал Лавров, сняв ладошки с глаз.

Он повернулся. Настя стояла и громко смеялась, так громко, что просто задыхалась от смеха. Так мы можем смеяться только в детстве — ведь в детстве для счастья причины не нужны.

— Почему ты с нами не живешь?

— Вы живете в городе. Я не люблю город. Кто это у тебя такой страшный? — он кивнул головой в сторону зеленого монстра, с которым она спала ночью.

— Это — Шрек. А что?

— Ты спишь с таким страшным?

— Он очень добрый. Страшный, но добрый. Такое тоже бывает. Не все красивые хорошие. Я это знаю…

* * *

— Все готово! — позвала Оксана. — Мыть руки!

Белая скатерть, цыпленок с золотистой корочкой, хрустальные бокалы, бутылка шампанского в ведерке. Торт на столе — воздушный, тающий во рту бисквит, облака взбитых сливок, кокосовые хлопья, засахаренные бутоны роз.

— С днем рождения! — поздравила Оксана, подняв бокал с шампанским.

— Спасибо, дочка! Забыл, когда в последний раз пил шампанское.

— Настя, не засовывай всю цыплячью ножку в рот. Есть нож, — сказала Оксана, поморщившись.

В этот момент ножка падает из рук Насти, испачкав белоснежную скатерть.

— Что ты за неряха такая? — пронзительно закричала Оксана.

Настя заплакала во весь голос, и слезы заструились по щекам. В этом плаче слышались обида и боль оскорбленного ребенка.

— Ну-ну… вытри слезы, не то устроишь потоп, а я не умею плавать, — утешал ее Лавров.

Оксана вышла из-за стола и закурила. Подойдя к окну, с минуту смотрела на лениво плывущие облака, на цепкий плющ, взбирающийся по ветшающей стене…

Настя рыдала, не замолкая, рев перешел в икоту. Лицо покраснело. Настя подурнела, казалась такой обиженной и никому не нужной. Лаврову стало жаль ее.

— Не хочу больше курицу. Я наелась, — сказала Настя, отодвинув тарелку.

— Я тоже. Будем есть торт, — сказал Лавров и заговорщицки подмигнул.

— Для кого я все приготовила? — спросила Оксана.

— Сегодня мой день рождения! Я имею право выбирать. Настя, режь торт!

— Нет, это сделаю я, — сказала Оксана. — Не то она его уронит, и мы даже не попробуем.

Настя потупилась, слезы навернулись на глаза.

— Делай это! — сказал Лавров и передал нож Насте. — Если торт упадет, то мы поднимем его, подуем и съедим. Ничего страшного не случится! Просто мама выросла и забыла как это весело, когда падает торт. И какой он вкусный, когда его ешь с полу.

Настя громко смеялась, с недоверием поглядывая на мать. Ей не верилось в то, что когда-то мать была маленькой, могла уронить торт и есть его с пола.

— Вы сговорились довести меня до белого каления? — усталым голосом спросила Оксана.

— Нет! — замотала головой Настя. — Мама, это тебе!

— Возьми этот кусок себе, для меня он слишком большой. Отрежь поменьше, — попросила Оксана.

— Мама, я хочу котенка!

— Зачем?

— Мне с ним не будет скучно. Тебя всегда нет дома.

— Какой котенок? Посмотри на свои руки. Это что?

— Это — царапки, — разглядывая свои руки, ответила Настя. — Черныш меня поцарапкал.

— Выражайся нормально!

— Я сама виновата. Я его подразнила, а он…

— За животными нужен уход. Ты за собой не можешь убрать, а уж за кем-то…

— Я буду убирать! У меня нет никого — ни братика, ни сестренки, — захныкала Настя. — Почему у меня никого нет?

— Так получилось, дочка, — ответила Оксана. — Ты просила сестренку… тебе тогда было… м-м… года четыре. Ты хотела только сестренку и такого же возраста. Я тебе объяснила, что это невозможно. Если родится сестренка, то она будет совсем кроха, а может так случиться, что братик родится. На что ты мне категорично ответила — братика тебе не нужно.

— Если бы я тогда так не сказала, то у меня был бы брат?

— Может быть, — пожала плечами Оксана.

— Не хочу братика! Противный, сопливый мальчишка! — зло крикнула Настя.

— Почему сопливый? — спросила, вспылив, Оксана.

— Потому, что все мальчишки сопливые! Да, сопливые!

— Откуда ты это взяла?

— Ты бы его любила больше меня, — не унималась Настя. — Мамы все такие!

— Почему ты так решила?

— У Элки Князевой родился братишка. Он целый день орет и писается, а мама его любит больше, чем Элку. Не нужен мне никакой братишка! Хочу котенка! Я сама буду любить его!

— Давай выпьем чего-нибудь нормального. От вина никакого толку. У меня есть бутылка хорошего виски, — предложила Оксана.

— Давай, — согласился Лавров. — Не знаю, какой «толк» ты имеешь в виду, но, может быть, мы найдем его в виски…

— «Толк» окажется на дне бутылки, как обычно, — засмеялась Оксана. Лавров исподлобья посмотрел на нее:

— Ты часто пьешь?

— Как все, — пожала плечами Оксана.

— Это не ответ.

— А это не вопрос! — разозлилась на него Оксана. — Да, иногда мне хочется выпить. И что?

— Ты пьешь одна?

— Зачем мне кто-то? Бутылка виски — лучший друг. Вряд ли ты найдешь более верного друга — бутылка тебя не предаст и не выдаст твои секреты.

— Давно ты?

— Не будь моралистом, — поморщилась Оксана. — Иногда бывает так хреново. Алкоголь — это единственное, что приводит меня в порядок, но лишь на время.

Она задумалась, и мелкая сеть морщин пролегла глубже, чем обычно.

— Что тебя мучает?

— Ничего особенного. Просто жалею себя и злюсь на всех…

— Извини, не могу понять, да и посочувствовать не могу — с жиру ты бесишься. Какие у тебя проблемы? Ты здорова, красива, молода, богата…

— Спасибо на добром слове! — засмеялась Оксана. — Насчет того, что молода — так скоро сороковник. Денег пока хватает, — она задумалась на секунду. — Если б не хватало, то была бы цель — заработать денег. Будь я больна, то у меня была бы цель — выздороветь. Правду говорят: самое страшное в жизни — ваши сбывшиеся желания!

— Твои желания сбылись? Так ты об этом мечтала?

Оксана уставилась на него, как бы раздумывая:

— Нет, я мечтала не об этом. Не помню, о чем я мечтала, но вряд ли об этом. Наверное, тоже хотела жить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы, — вдруг всхлипнула она, и слезы потекли у нее по щекам.

— Не плачь, слезами не поможешь.

— Раньше ты говорил: не плачь, до свадьбы заживет. Да, зажило… До первой свадьбы зажило! Даже до второй! Что делать, если плачешь после свадьбы? — голос у нее дрожал. — Когда все заживет? И заживет ли? Думаю, что нет. Раны не те, что были в детстве. Эти раны не заживают до конца, так, затягиваются на время, а потом опять кровоточат. Вот приехала сюда, и все раны открылись…