Он был их учитель, их мастер.

Серджио Рамбальди поднял величавую голову; рука птицей взмыла вверх. Сверкнуло серебристое лезвие. Подземелье освещалось только одной свечой, да сквозь загородившие вход ветви просачивался дневной свет. Перед ними лежала девушка — неподвижная и нагая. Арсенио покосился на остальных. Вместе с ним здесь было пятеро мужчин и две женщины. Это была их bottega[1] — их святилище, их мастерская. Все эти люди в безмолвии окружили мраморную плиту, которую Арсенио Таралло сам затащил на гору три дня назад. Он знал: мрамору суждено воплотить черты девушки, — но тогда еще не любил ее.

Мастер отошел от верстака с инструментами, на котором горела единственная свеча, и медленно двинулся к плите. На какой-то миг их взгляды скрестились; Арсенио понурился. Он знал: его кандидатура вызвала жаркие споры. Он еще не заслужил их доверия. Только время покажет, насколько Арсенио Таралло верен призванию и bottega. Быть допущенным сюда — великая честь. Но ему было страшно.

Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться на запахе сырой земли; ноздри раздулись и затрепетали. Мастер что-то сказал стоявшей рядом женщине; та сделала шаг назад. Арсенио догадался, что именно было сказано, и устремил взгляд на прекрасное лицо лежавшей перед ним девушки.

— Нет! — кричало все его существо, все нервные окончания. Мышцы напряглись; тело приготовилось к прыжку. Но он знал, что не посмеет ничего предпринять. Или хотя бы крикнуть.

Она пришла к нему двое суток назад. Он знал, что она придет, но все равно при виде девушки у него перехватило дыхание. Помогая ей снять пальто, он дотронулся до светлых шелковистых волос и застонал, сраженный красотой ее тела. Она обернулась и посмотрела на него снизу вверх. У нее были бледные губы, а глаза — голубые и безмятежные, как у Мадонны. Она была обязана отдаться кому-нибудь из bottega — и выбрала его. Их любовный акт был само совершенство; оба знали, что повторения не будет, и это обострило чувства.

Очаровательный пушок на руках девушки затрепетал от пробежавшего по пещере легкого ветерка. Метнулось пламя свечи. Лезвие рассекло воздух. Арсенио рухнул на колени, эхом повторяя вслед за Учителем: «Lunga vita alia donna! Lunga vita al nuovo rinascimento!» — «Да здравствует женщина! Да здравствует новый Ренессанс!»

Все ахнули. Арсенио вскинул голову и открыл рот, но из горла вырвалось только бульканье; он покатился по полу; глаза ослепли от крови.

Глава 1

Захлебываясь смехом, Мадлен ринулась вверх по узкой лестнице; из хозяйственной сумки сыпались булочки, слоеные пирожки и пирожные. Сзади карабкалась Мэриан, норовя схватить ее за ногу.

— Бесстыжая! Ну я до тебя доберусь!

Мадлен взвизгнула: Мэриан удалось-таки ухватить ее за щиколотку, и она шлепнулась на замусоренную лестничную площадку между четвертым и пятым этажами. Свертки рассыпались по полу. Мэриан успела поймать какой-то баллон.

— Нет! — завопила Мадлен. Однако кузина уже нажала пальцем на кнопку пульверизатора, и на ее белокурую головку обрушился рождественский «снежок».

— Ах так! — стиснув в руке пирожок, Мадлен сначала выдавила, а затем размазала по лицу Мэриан липкую начинку. Та охнула и начала отплевываться, не переставая поливать «снежком» двоюродную сестру, лестницу, себя и продукты.

Внизу, на площадке четвертого этажа, открылась дверь, и из своей квартиры вышла Памела Роббинс, работавшая ассистентом кинопродюсера. Пришлось временно прекратить военные действия. Обе девушки разглядывали соседку; она же никак не отреагировала на их неописуемый вид — неторопливо заперла дверь и, перебросив через плечо сумку, пошла вниз по лестнице. Хлопнула дверь парадного.

— Ах, ах, ах! — Мадлен закатила глаза. — Пошла заниматься киноискусством!

— Надеюсь, ты ее не пригласила? — испуганно спросила Мэриан, собирая свертки.

— За кого ты меня принимаешь?

— За нахалку, которая пристает к незнакомым мужчинам на улице и предлагает встретить с нами Новый год.

— Зато роскошные мужики! Особенно тот недомерок — в самый раз для тебя.

Мэриан метнула на нее грозный взгляд.

— Опять напрашиваешься?

Мадлен опустила уголки губ и выпучила прекрасные глаза, отчего ее «заснеженное» лицо стало еще комичнее.

— Для тебя же старалась. Какой смысл устраивать вечеринку, если для тебя нет пары?

— Это нужно понимать так, — Мэриан вынула ключи и отперла дверь квартиры на пятом этаже, — что для тебя пара имеется?

— Думаешь, он придет? — с надеждой спросила Мадлен, входя вслед за ней в неосвещенную прихожую.

Мэриан обернулась и с преувеличенной иронией посмотрела на кузину.

— Разве может мужчина в чем-нибудь тебе отказать?

Мадлен с наслаждением обхватила себя за плечи. Пол О’Коннелл будет встречать с ними Новый год! Она уже несколько недель за ним охотилась, но он оказался крепким орешком.

— Интересно, какой у него будет костюм? А кстати, что ты наденешь? Только, пожалуйста, не те лохмотья. Пойми: это же маскарадный костюм! Идеальный шанс преобразиться — показать себя необузданной, волнующей и… надменной!

Мэриан хмыкнула.

— Надменность — по твоей части. А я буду скромно стоять в сторонке, смотреть, как ты покоряешь одного за другим, и ломать голову: как оплатить счета?

— Мадам, сделайте мне одолжение — хоть по случаю Нового года забудьте о благоразумии!

Мэриан бросила пальто на потрепанное кресло.

— Я забыла о благоразумии три года назад, когда разрешила тебе приехать в Бристоль и пустила к себе жить.

— Нет, ты подумай: разве мы не славно повеселились?

Мадлен повернулась на каблуках и пошла на кухню.

— Вот именно — «подумай!» — проворчала Мэриан, оглядывая их убогое жилье на бывшем чердаке многоквартирного дома на Вест-Мэл в Клифтоне. Они поселились здесь три месяца назад, после того как мать Мэриан, Селия, перевела достаточную сумму, чтобы девушки могли вернуться с Родоса. Естественно, в их планы не входило сделать Грецию конечным пунктом своего европейского турне, но набеги на парижские и римские магазины плюс посещения ночных клубов Амстердама, Ниццы и Гамбурга съели последние пенни из суммы, вырученной от продажи квартиры на Стокс-Крофт (также оплаченной Селией). Мэриан до сих пор сгорала со стыда при мысли о том, что они растранжирили скудный капитал матери, состоявший главным образом из страховки, полученной после гибели отца при пожаре на целлюлозно-бумажной фабрике близ Тотнеса в Девоне. Как раз в том году Мэриан прошла по конкурсу в Бристольский университет. Мадлен так тяжело перенесла дядину смерть, что Мэриан чуть не отказалась от своего места на студенческой скамье, однако гордившаяся успехами дочери Селия нашла выход: если Мадлен устроится на работу, они смогут поселиться вместе.

Мэриан очень обрадовалась. Мадлен жила у них с восьмилетнего возраста; они чувствовали себя скорее сестрами, чем кузинами. Втайне Мэриан не могла представить себе жизни без Мадлен.

К шестнадцати годам Мадлен превратилась в прелестную юную женщину, а улизнув от бдительного ока Селии и поставив своей целью завоевать Бристоль, очень скоро стала легендарной личностью. Студентки — однокурсницы Мэриан — откровенно презирали ее кузину, особенно после того как Мадлен занялась стриптизом в ночном клубе близ Блэкбой-Хилла. Она проработала там год в надежде, что кто-нибудь оценит ее талант и поможет ей перебраться в Лондон, но так как этого не произошло, уволилась и стала стриптизершей по вызову.

Мадлен обожала раздеваться. Для нее не было большей радости, как выставлять на всеобщее обозрение (и восхищение) кожу медового цвета, ноги от подмышек и пышную грудь. Даже секс не дарил ей такого наслаждения. Тем не менее она регулярно занималась сексом — иногда с завсегдатаями местных баров, но главным образом с теми, кто обещал помочь ей стать фотомоделью или актрисой. Из-за маниакального тщеславия ее было нетрудно обвести вокруг пальца, а на долю Мэриан выпадало утирать ей слезы, когда лопались мыльные пузыри очередных посулов. Будь Мадлен похитрее, умей она знакомиться с нужными людьми и более или менее прилично себя вести, путь наверх был бы ей обеспечен. А так — она носила слишком короткие юбки и блузки со слишком глубоким вырезом; злоупотребляла косметикой; у нее был хрипловатый голос, и она не знала, что такое стыд. Но даже эти недостатки не уменьшали впечатления от изумительных фиалковых глаз, большого чувственного рта и бесподобной фигуры. Она сочетала томный взгляд Брижит Бардо и обольстительное тело Мэрилин Монро — захватывающая дух комбинация, которая, окажись Мадлен в хороших руках, могла бы принести ей славу и богатство.

Мэриан притерпелась к ее беззастенчивому эксгибиционизму (с тех самых пор, как у Мадлен оформилась грудь, она демонстрировала ее каждому, кто соглашался платить); но привыкнуть — не значит одобрять. Впрочем, она выражала свое неудовольствие с глазу на глаз и очень резко реагировала, если кто-то другой позволял себе неуважительно отозваться о Мадлен в ее присутствии. Однажды, услыхав, как одна из ее подруг обозвала Мадлен шлюхой, Мэриан так напустилась на девушку, что не сомневалась: ей объявят бойкот. Вместо этого подруги прониклись к ней еще большим уважением — словно обнаружили в «серой мышке» вулкан страстей. Мэриан нашла ситуацию забавной: кто-кто, а уж она-то знала, что ее сходство с вулканом — большая натяжка. Только нападки на Мадлен могли вывести ее из себя.

Несмотря на легион представителей сильного пола, прошедших через их квартиру в Стокс-Крофт, и «забойные» вечеринки, сотрясавшие дом едва ли не каждую ночь с субботы на воскресенье, Мэриан ухитрилась получить ученую степень по философии. По такому случаю Мадлен предложила продать квартиру и махнуть в путешествие по Европе. Гордая своим успехом, Мэриан отбросила привычную осмотрительность и согласилась. Четыре месяца спустя они вернулись в Бристоль, располагая всего сотней фунтов (этой суммы едва хватило на то, чтобы внести задаток за чердачное помещение с одной-единственной спальней) и массой анекдотов.