— Хорошо, — сказал он, — я пока не скажу ей.

Так закончился их разговор, и будто начала потихоньку вырисовываться карьера Алека.

…Санек вышел на крылечко. Потянулся и только собрался нырнуть в калитку, как из-за поворота аллеи показался собственной персоной его сынок Сандрик!

Сандрик шел прямо на него, но его не видел, смотрел куда-то поверх. Санек забоялся до одури. «Может, потом, — подумал он, — вот с Леркой переговорю, тогда… Никуда он не денется… А ну как денется? Нет — надо. Ну, Санек, давай!»

И Санек униженно поклонился Сандрику, сказав тихо:

— Здравствуйте… — Он и сам не ожидал, что так получится, чуть даже не сказал — хозяин… — такой был вид у сынка.

Сандрик поравнялся с ним, и Санек должен был уступить ему дорогу — тропка здесь совсем узкая, но Санек, наоборот, заступил дорогу Сандрику и сказал (голос чего-то у него никак не прорезался — тихий, не его, Санька!):

— Поговорить надо…

Сандрик даже вздрогнул, настолько далеко бродили его мысли, и удивился — чего хочет от него этот дядька?

— Что, денег на бутылку не хватает? — спросил он добродушно.

Встреча эта, как ни странно, немного развлекла его, потому что настроение было препоганое после вчерашнего разговора с Наташей.

Сандрик достал деньги из кармана, Санек опешил — ну и ну! Так вот, запросто, дает стольник! Да не какой-нибудь, а «зеленый»! Ну сынок… А может, ничего про то дело не говорить, а попросить больше? Он даст… Что этот стольник?! Лерка засмеет. И Санек, насупившись, сказал:

— Не, мне переговорить надо.

— Ну, говори, — разрешил снисходительно Сандрик.

Санек понимал, что здесь нельзя — увидят, не дай бог! Наташка тут! Гнать будут до станции палками!

— Зайдемте в дом, — попросил он Сандрика и обозлился — чего эта сопля его, отца, на «ты», а он ему «выкает»?! Но вот так получалось.

Сандрик пожал плечами, но не отказался, а молча пошел за Саньком. Они вошли, и Сандрик, ни на что не обращая внимания, присел в кресло.

Санек достал из холодильника бутылку водки — «Столичной», хорошей, колбасу, огурцы — пусть не думает сынок, что отец не знает, как угостить!

Сандрик с изумлением смотрел на эти приготовления — с чего это? Но настроение было такое, что он даже обрадовался, что выпьет сейчас с этим мужиком водочки, покалякает с ним, как обычно выпивающие мужики, и ему станет легче.

— Звать меня Александр, как и тебя, — вдруг осмелел Санек и назвал сынка на «ты», — а по отчеству я Иванович, а ты соответственно Александр Александрович, а вот кличка у тебя Сандрик, так?

— Так, — ответил Сандрик, все больше удивляясь и мужику, и разговору, и как-то внезапно увидел, что мужик не молод, вид у него потертый и бедный, и назвал вдруг мужика на «вы» — они поменялись ролями: — А откуда вы меня знаете?

— Оттуда, — загадочно ответил Санек, ощутив перемену в Сандрике, и перестало Санька трясти от страха.

Он налил две стопки и поднял свою. Сандрик смотрел на него с интересом.

— За первую нашу встречу, сынок, — с нажимом сказал Санек и добавил: — Я ведь тебе отец родный…

— Что? Какой вы мне отец? Сан Ваныч, опомнись! Напился уже? Ну ты даешь! — И Сандрик рассмеялся, хотя смеяться ему не хотелось. Явный шантаж. Кто-то что-то сказал, а этот подслушал, услышал и вот решил денежек потрясти!

Санек обиделся — чтоб он с такой малости захмелел?

— Это не я даю, а твоя мамаша, Наталья батьковна, мне дала в молодых годах, понял? Ты и появился на свет. Да подбросила она тебя Марье-старушке… Ну как?

Сандрик похолодел. Что-то стало приобретать реальные очертания. Откуда он знает маму Марию? Откуда Наташу? А ведь ему, Сандрику, никогда не говорили об отце, мама рассказала ему слезную историю, а отец в ней был какой-то мальчик-студент… А это что?

Это мурло спало с Наташей?! Сандрик почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу и ему становится физически плохо.

Он налил водки, выпил и сказал уже своим тоном, холодно и спокойно:

— Допустим, ты — мой отец, ну и что дальше? Давай обнимемся, папа? Так? — и Сандрик усмехнулся своей кривоватой усмешкой, которой боялись многие.

Но Санек закусил удила:

— А хоть и обнимемся! Ты — мне сын! Вон и сестра твоя тут была, да уехала к матери, надоело ей на вас смотреть.

Сандрик вдруг припомнил деревенского вида девчонку с туповатым и вместе с тем каким-то восторженным взглядом.

А Санек продолжал бубнить:

— Меня твоя мать приемная, баушка Маня, сюда послала…

«Как? Мама? Зачем? Чего она хотела?.. — Сандрик почувствовал, что слезы подкатывают к горлу. — Это предательство! А Наташа! Красавица, холодная и недоступная! Валялась когда-то с таким мудаком?!» Сандрик почувствовал, что любовь к ней куда-то уходит, уходит, уходит, остается внезапно возникшая брезгливость, жалость и… пустота.

— Да ты слышишь? У тебя еще родинка за ухом есть, черная, бабочка навроде, покажь! — донеслось сквозь пелену.

Сандрик резко ответил:

— Ничего я тебе показывать не буду, понял? А кто, когда и с кем… — мне наплевать. Ты мне не отец, уяснил? И никогда я тебя не признаю, даже если это и так. Но думаю, что ты просто врешь! — Сандрик шел ва-банк. Ему вдруг действительно стало наплевать, кто его отец. Да не все ли равно? У него есть родители — отец, правда, уже умер… — был. Но осталась мама. Мама… Но почему она послала сюда этого?.. Наверное, разжалобил ее. Она такая! Кажется суровой, современной, все понимающей, а разжалобить и обвести вокруг пальца ее может каждый.

— Нет, не вру я, не вру! — закричал со слезой Санек. — А хочешь, Наташка здесь, позови ее, пусть она скажет! Она мне в горло вцепится, вот и поймешь…

Сандрик усмехнулся, а Санек струхнул — с чего это он ляпнул, что Наташка в горло ему вцепится?.. Не надо бы… Но что надо, он уже понимал слабо.

— Не вцепится, не бойся. Но звать я никого не стану. Давай прямо, Иваныч, — сказал Сандрик по-деловому, — денег хочешь? Так? С чего это ты меня разыскал? Ну, давай, давай колись. Хватит лапшу на уши вешать. Я ведь не посмотрю, что ты старый и больной. От водки, — уточнил он.

И Санек крикнул:

— Не на твои, щенок, пью, на свои, заработанные!

Вся история вдруг покатилась в тартарары — это Санек понял. Чего-то он не скумекал, а вот чего? И чего говорить? Мол, да, денег… Вспомнилась и Лерка — она говорила, что, мол, поплачься, он и отвалит. Но как плакаться, когда Санек вон уже куда полез — Наташку призвать! Щенком обозвал! Дурак он все-таки! Ох и напортачил ты, Санек… И он стих. Опустил голову, помолчал, а потом тихонько так сказал:

— Да не надо мне твоих денег! Тебя я хотел посмотреть! Да Катюха все просилась…

— Так не надо денег? — спросил Сандрик с лукавством. — Ну ладно. Повидал меня? Отлично. А это вот, — он вынул из кармана зеленый стольник, — моей сестре Катюхе, — насмешливо подчеркнул он имя, — на подарок. От меня. Рождественский. Думаю, хватит?

Санек одеревенел. Чего ж делать-то? Чего надумать?..

— Мне твоих денег, — сказал, — не надо. Пошел ты с ними! — Саньку терять уже было нечего.

У Сандрика раздулись ноздри и взгляд стал бешеный. Он поднялся с кресла и сказал, пряча в карман несчастный этот стольник:

— Не надо так не надо. Пока, папаша. Думаю, тебе свалить надо отсюда, и быстрее. Пока я тебя не выкинул. Я же понимаю, что другой куш хотел сорвать. Не вышло. Ну, где-нибудь еще сшибешь, на бутылку хватит. — И он ушел, плотно закрыв за собой дверь.

Санек сидел словно обгаженный с головы до пяток. Что он Лерке скажет? Как дело поправить? Да никак. Разве к баушке Мане рвануть? Ей поплакаться — она даст, но сколько у старухи может быть? Да мало — чего там говорить!

Прокакал Санек денежки, а вот когда? Как? Почему так разговор пошел? Сначала вроде хорошо все… Надо отсюда и вправду сваливать — а ну как этот гаденыш расскажет и сюда кодла ввалится и его пинками вышибут?..

Санек собрал рюкзачок, осмотрелся, не оставил ли чего, и отбыл к Лерке. Все он ей по правде расскажет и спросит, что и как теперь?..

Сандрик ушел за калитку. Он шел по лесу, сшибая палкой купы снега с ветвей, оскальзываясь на крутой тропинке, бегущей вниз, к реке, ничего не замечая, давая в резких движениях волю ярости, которая прямо-таки бушевала в нем.


Наташа… Он скривился. Как она могла?! Он как-то не представлял себе Санька именно отцом, а как бы ее любовником, причем в нынешнем его виде. То, что Санек — его отец, заботило его очень мало, а вот как она могла? — терзало и мучило, хотя любовь к ней ушла, может быть, не навсегда, может быть, на время, но сейчас — ничего. Ни-че-го! И это было страшно.

Сандрик бросился в снег и заплакал, как не плакал никогда в жизни. Ему казалось, что все в его жизни прошло. Ушло. И впереди вот такая белая, сереющая уже равнина, без единого огонька надежды.


Санек сидел у Лерки. Теперь его забил колотун — так испортить дело!

Лерка внимательно слушала, а он рассказывал и подливал себе в стопку водку — не мог он сейчас быть трезвым!..

Наконец Лерка распалилась:

— Ну, чего ты полез? Чего не пришел ко мне, если бумажку мою не выучил? А теперь что? По новой? А что делать? Бросать? Ну нет! Придется тебе, Санек, попотеть! Еще не вечер!

Лерка вдруг подобрела и сказала примирительно:

— Ладно, не переживай, у нас знаешь какой туз в рукаве? Мы его и вынем — нате, кушайте, не подавитесь! Ты сядь покрепче на стуле, выпей, а потом уж я скажу… А то вдруг сомлеешь. — И она захохотала.

Санек не мог взять в толк, с чего это она так развеселилась. Ладно, он выпьет — это завсегда хорошо.

— Ну вот, папаня ты наш золотой! — начала Лерка, как песню. — Скажу я тебе вот что… Сынок твой, Сандрик знаменитый, с мамашей своей, Наташкой, шуры-муры водит… Как новость?