— Да слышу я, слышу, — разозлился Санек.

— Как попросишь — считай, все погорело. Сам должен допереть. Не захочет он, Санечек, тебя в родственниках выставлять перед этими… Что-то он тут с этой патлатой прогуливался, когда я к вам проскочила, хорошо, ты досточку в заборе сделал! Может, он жениться надумал… А тут ты… Не обижайся, но ты ему сто лет не нужен! Ну и откупится… Денег у него полно. Занимались они с Маринкой делами. Да ладно, не буду, о покойниках плохо не говорят, тем более что девка она была классная! Поплачься, что хочешь, чтобы он наконец родного отца заимел, настоящего. Что, мол, все его любят в Супоневе и ждут! А если он артачиться начнет, брякни — стесняешься отца, мол? Так я, мол, уйду, уйду, мол… Только ты меня, сынок, не бросай… И скажи, что у сестры, у Катьки то есть, в самое Рождество — день рождения… Поздравь, скажи, сеструху… Уж прямее некуда. Даст! Не захочет с тобой светиться! Скажи, что собираетесь домой… А не станет давать, прямо скажи — наплевать: уж тут или пан, или пропал! Скажи, что денег нету ни на что, что, мол, сколько здесь заработаешь, домой отвезешь, они там с голоду пухнут… Ну и все. Не получится, так мы им тот еще праздник устроим! И к Марье рванем. Только не задирайся и не пей завтра…

Лерка ушла, а Катьки все не было, и Санек хотел ее пойти позвать, но почему-то забоялся — вдруг этого Сандрика встретит? Нет уж, завтра так завтра! А сейчас он ляжет спать. И пусть Катька приходит, когда хочет. Выпивка подействовала и длинные нудные Леркины учения — Санек заснул как убитый.

Прогулка Сандрика и Лизки была короткой, и разговор совершенно не клеился. Сандрик отвечал односложно, а сам ничего не спрашивал. Лизка сказала, что завтра прилетает его мама, на что он промолчал. Тогда она сказала, чтобы подлизаться: его мама очень красивая и молодая, все так говорят! И мой папа ее очень любил, а потом они почему-то поссорились, но сейчас в хороших отношениях… На это Сандрик только как-то хмыкнул. Они покурили, причем он не удивился, что Лизка курит, и совершенно спокойно щелкнул зажигалкой. А потом повернул к дому и сказал, что очень устал и хочет выспаться как следует. Лизка осталась ни с чем. Ничего! Она-то знала, что будет делать! Он может сколько угодно молчать и не желать с ней беседовать, но никуда от нее не денется. Втайне Лизка считала себя красавицей. Никуда Сандрику от нее не деться! И она захохотала на весь сад — нарочно! Громко! Гулко!

Часам к двум ночи все угомонились. Погас свет в большой даче, Лизка тихо лежала в своей постели с потушенным светом, то и дело вскакивая и проглядывая окна — ей были видно все со второго этажа, даже домик этих двух проходимцев — так назвала Лизка Катьку с папашей.

Лишь одно окно горело в маленькой даче на втором этаже в комнате с балконом, там, конечно, поселился Сандрик, потому что Светлана заняла одну из нижних комнат. Там света не было. Как хорошо, что на балкон еще ведет лестница из сада: кто придумал — молодец! Ну кто мог такое придумать, как не Алиса!


Лизка встала, натянула кружевные трусики, даже не трусики, а так — полосочки, отец привез их маме, но она такая толстая, что они ей ни к чему, и Лизка их выпросила — на потом, сказала она, и Инна, посмеявшись, отдала. Они были алого цвета! Лифчик она еще ни разу не надевала и не собиралась этого делать. На ноги напялила меховые мягкие короткие сапожки, домашние такие, для холодов, и набросила бабкину любимую шубу, которую заранее вытащила и спрятала в постели. Закуталась в нее. Губы накрасила карминовым цветом и в волосы воткнула красный цветок герани. Очень себе понравилась, похихикала, хотя несколько нервозно, потому что сердце просто выскакивало. Взбила кровать, подложила туда халат, на всякий случай.

Она — взрослая! Девчонки в школе (этот год она не училась, потому что Алиса решила, что Лизка очень слабенькая и пусть подышит воздухом, лучше, чем сидеть в душном классе!), все девчонки, за исключением совсем уж идиоток, спали с мальчишками, мужчинами, а она валяется в постели одна.

И вот теперь Лизке представился случай — нарочно не придумаешь! И к тому же она врезалась в Сандрика сразу, с ходу, с первого взгляда. Он такой красивый и необычный! Вот уж у кого тайн!! Защемило внизу живота. Тихо спустилась Лизка по лестнице, не скрипнув ни одной ступенью.

Вышла в тихий, совсем не морозный, снежный сад. Ни звука. Тишина завораживающая, и охватывает холод сладкого ужаса. А в доме напротив светится окно… Хорошо, что ОН не спит, или плохо?.. Лизка не стала раздумывать: пошла — иди!

Она поднялась по лестнице на балкон. Там лежал снег, но видны следы — он выходил. Дверь в комнату полуоткрыта… Хорошо, потому что Лизка не нашла ключ от балконной двери и решила стучать… Только бы эта Светочка не услышала!

Она глянула в комнату. На тахте, прикрывшись только простыней до пояса, лежал Сандрик — он читал и курил. А на тумбочке рядом с постелью стояла бутылка с чем-то желтоватым. Красивая бутылка, и стаканчик недопитый…

Хорошо он устроился! Она протиснулась в небольшой проем открытого балкона и стала на пороге.

Он сразу увидел ее. Глаза его расширились, и он сел в постели. Молча. Отложив книгу. А Лизка сбросила шубу. И осталась в трусиках-полосках — алых! — и в сапожках. И улыбалась.

Медленной походкой она прошла два шага и присела на его постель.

Она прямо кожей чувствовала, как он посмотрел на ее груди, которые вдруг поднялись, как бы разбухли… Она посмотрела вниз — простыня тонкая, и она увидела, как там, у начала ног, под животом, что-то шевелится и поднимается! Он хочет ее!

Но он тут же, придя в себя, сказал:

— Лиза, что с вами? Вы выпили?

— Не-а, — сказала она, дрожа от возбуждения и безумия. — Мне холодно, — и юркнула под простыню. Она почувствовала свою силу и зашептала:

— Я хочу… хочу… Давай, Сандрик, я люблю тебя… Я без ума от тебя.

— Лиза, Лиза, нельзя… Что вы… — как-то неубедительно говорил он, и его руки стали гладить ее спину, плечи, и, задев грудь, он вдруг с силой сжал ее, и Лизка, опрокидываясь на спину, шептала:

— Ну, иди, иди…

— Нет, нет, нельзя… Нельзя… — шептал он, сжимая ее грудь, закрыв глаза и ища губами ее губы. И она помогла ему. О, что же это было! Как сладко и томительно! — ведь она ни разу не целовалась по-настоящему, ну, в школе, с мальчишками… И вдруг она почувствовала, что он резко раздвинул ей ноги. Она задохнулась и подалась вперед, ожидая последнего движения. Но его не последовало. Сандрик внезапно остановился и, упав на нее всем телом, прошептал:

— Но ты девочка… Я не могу…

Лизка готова была разрыдаться от отчаяния, а он лежал, закрыв глаза рукой. ТАМ у него больше ничего не было… Все прошло. Лизка зло заплакала:

— Но ведь я же сама, сама хочу! Почему ты перестал?! Я отвечаю! Я взрослая!

Он отнял руку от глаз, лицо его было спокойным и грустным. Он сказал:

— Мужчина должен отвечать за все. Тем более — с девочкой! Ты — ребенок, Лиза, и не ведаешь, что творишь. Я сам чуть было не натворил… — Он вздохнул — во вздохе тоже была печаль.

Лизка немного приободрилась от этой печали: конечно, он тоже хочет, но боится, и она должна его снова завести и убедить. Она уйдет отсюда женщиной! И никак иначе!

— Ты же хочешь меня, хочешь, почему же ты отказываешься? Думаешь, я боюсь чего-нибудь? Ни-че-го! Веришь? Я готова стать твоей. И никто не узнает об этом, клянусь тебе, Сандрик, любимый мой.

Но тут он вскочил с постели, быстро надел трусы, натянул джинсы и, как-то быстро успокоившись, сказал:

— Нет, Лиза, нет. Ты очень мне нравишься, ты меня заводишь, ты — прелесть, но нет. Я не позволю себе… — Он замолчал и накинул рубашку. Одевшись, он присел на постель, защищенный, как панцирем, этими тряпками! Лизка продолжала лежать, только чуть свела ноги. Он погладил ее по телу, провел рукой вдоль бедер, задержался на груди, щеке…

— Ты прелестна, Лиза, ты это знаешь. Потому и пришла ко мне, зная, что никто не сможет устоять… Я устоял только потому, что я в гостях у твоих родных и не могу ради минутной слабости сделать тебя женщиной. Я не хочу этого — ты понимаешь? Все может быть, но не сейчас…

— Но я буду ждать, слышишь? Я ни с кем не буду! Только ты будешь первым, — и Лизка поднялась, как подпрыгнула, и, обхватив его голову руками, стала целовать в губы, быстро и сильно… Он отвечал ей все длиннее и томительнее… Она задохнулась от возникшего опять желания. Наверное, он тоже, потому что вдруг оттолкнул ее и закурил. Сделав две глубокие затяжки, он сказал:

— А теперь ты уйдешь! Сейчас же! И слушайся меня, поняла, Лизка?!

Она прошептала:

— Хорошо, я уйду… А ты уедешь? Сколько ты будешь у нас?

Он пожал плечами, и тогда она попросила:

— Не уезжай… Живи здесь. Алиса будет рада, Светланочка тоже… И я. — Она лукаво посмотрела на него, и он поразился, до чего же истинная женщина эта девчонка, другим такое не дается никогда, и мелькнула Наташа — ее зажатость, страх, и вновь нахлынула страсть к ней, разбуженная этой девочкой. Что это? Разве он сможет любить кого-нибудь, кроме Наташи? — единственной, обожаемой, желанной до исступления…

— Иди, — сказал он уже довольно сурово и кинул ей шубу — трусики свои полосочки она уже натянула, хлюпая носом, то ли нарочно, то ли на самом деле плача.

Он не понимал эту девчонку! Влюбилась? Может быть. А может, и нет, просто решила сделать ТАК, и все тут.

Лизка уже стояла у балконной двери, закутавшись в шубу, ее волосы растрепались, лицо горело, губы припухли, глаза сияли то ли слезами, то ли свет так падал, и он снова сказал ей уже нежно:

— Иди, иди, котенок…

Лизка хихикнула, сдула с ладони воздушный поцелуй и исчезла, будто ничего и не было, остался лишь слабый запах духов, весенний, сладкий…


Сандрик не стал раздеваться, лег так, одетым, и подумал, что вот, бессонная ночь, а завтра прилетает Наташа… И вдруг заснул мгновенно — крепчайшим сном, проснулся поздно и странно бодрым.