Когда она приехала домой, слуги уже проснулись и ждали ее. Она была не в силах смотреть в их слегка растерянные лица. Все знали, что она ездила к Линвуду, и понимали, что произошло ночью, но ей не было дела до пересудов. Ничто не могло нарушить радостное расположение духа.

Она испытывала усталость, которую принимала с радостью. Как и чувство удовлетворения и наполненности. Она вымылась в теплой воде, смыв засохшие между ног пятна крови и вспоминая при этом, как нежен и мягок был с ней Линвуд, как ласкал, какие слова нашептывал на ушко. Она выбрала бледно-желтое платье, соответствующее приподнятому настроению, и, одевшись, позвала горничную укладывать волосы. Она выбрала скромную прическу и, посмотревшись в зеркало, увидела сияющую от счастья женщину. Она влюблена в Линвуда, все остальное не имело значения. Ее тело до сих пор содрогалось от сладких воспоминаний.

Часы на каминной полке пробили четверть первого. Горничная помогла ей облачиться в мантилью, подходящую по цвету к платью. Обмотав вокруг шеи золотистый ажурный шарф и надев на руки бежевые перчатки, Венеция отправилась на встречу с Робертом.

* * *

Линвуда разбудил грохот проезжающих мимо его окна экипажей и телег. Он чувствовал себя отдохнувшим, примиренным с самим собой, счастливым. Первое за многие годы утро, когда он не просыпался, с ужасом гадая, что готовит грядущий день. Тому лишь одна причина. Венеция.

Место на кровати рядом с ним пустовало и даже успело остыть. Отбросив одеяло, Линвуд прошел в свой кабинет. На письменном столе лежала его одежда, сложенная аккуратной стопкой. Венеции нигде не было видно. Улыбнувшись такой осторожности, он вернулся в спальню, размышляя о том, в какую странную игру они сыграли. Но она того стоила, ведь в результате он получил Венецию. И влюбился в нее.

Она бесподобна. Уникальна. Женщина пылкая и сильная, в то же время ранимая. И она принадлежала ему. Как и он ей. Линвуд вспомнил, как они занимались любовью, страстно и нежно, как он обнимал ее, как сплетались их тела. Они любили друг друга, потом засыпали, просыпались, любили друг друга и засыпали снова. И так всю ночь. Он ни разу не вспомнил о Ротерхеме и о том, что с ним связано. В его мыслях безраздельно царила Венеция, она много для него значит. Улыбнувшись, Линвуд еще раз посмотрел на кровать, на которой они занимались любовью, и вдруг в тусклом свете через зазор в занавесках заметил пятна на белой простыне.

Он нахмурился, не понимая, откуда они взялись. Забыв о своей наготе, направился к окну и раздвинул шторы, впустив в комнату дневной свет. Присмотрелся к пятнам внимательнее, и его осенило. Это невозможно, но доказательство находилось сейчас перед его глазами. Он вспомнил, каким тесным показалось ему лоно Венеции. Она вскрикнула и с силой вцепилась в него, когда он вошел в нее первый раз. Он любил ее страстно и лихорадочно, не подумав о том, что она может оказаться девственницей. Прежде ему никогда не приходилось лишать девушку невинности. Теперь же осознал, что, вопреки бытовавшему в свете мнению, Венеция Фокс девственница. Он вспомнил о том, что произошло между ними у нее в гостиной. Они были очень близки к слиянию, но затем она отстранилась. Он счел это намеренным жестоким поддразниванием, теперь же понял, как глубоко заблуждался. Необходимо поговорить с ней. Запустив руку в волосы, он позвонил в колокольчик, призывая камердинера.

Театр был пуст и погружен во тьму. Когда Венеция открыла дверцу черного хода, чтобы впустить Роберта внутрь, порыв ветра чуть не задул свечу.

— Как все прошло? — спросил он, идя по коридору в ее гримерную.

— Хорошо.

Венеция не смотрела на брата, не хотела, чтобы он прочел по ее лицу правду. Приведя его в гримерную, она поставила свечу на туалетный столик, а он тем временем закрыл дверь.

— Ты нашла, что искала?

Она покачала головой:

— У него этого нет, Роберт.

— Надеюсь, ты искала тщательно.

— Я обнаружила сейф, где хранятся самые дорогие для него вещицы. — При воспоминании об этом у нее потеплело на сердце. — Но украденного у Ротерхема там не было.

— А книжные полки проверила?

— У Линвуда много книг в таком же переплете, что и книги Ротерхема. Я не заметила ни одной, которая бы выбивалась из общего ряда.

— Все равно что искать иголку в стоге сена! — воскликнул Роберт, прикусывая кончик ногтя на большом пальце.

— Пистолета у него нет. А ты сам говорил, что это означает его невиновность.

— Отсутствие доказательств не признак невиновности. Он мог спрятать его где угодно.

— Или это не он.

— У нас, по крайней мере, имеется его признание.

Он посмотрел на Венецию, в его взгляде она прочла невысказанное предложение.

— Нет, Роберт, — твердо ответила она, качая головой.

— Этого достаточно, чтобы его арестовали. Я справлялся у адвоката.

— Я не пойду в полицию.

— Даже несмотря на то, что он спалил дотла дом нашего отца?

— Это вовсе не означает, что он повинен в смерти Ротерхема. — Венеция стояла на своем.

— Ты забываешь о том, что свидетель, заметивший, как Линвуд выходил из особняка Ротерхема в ночь совершения убийства, пропал.

— Свидетель мог ошибиться. Или намеренно хотел оболгать Линвуда.

— Он честный человек и заслуживающий доверия свидетель. Нечего и сомневаться, он видел именно Линвуда. — Роберт прищурился. — Не слишком ли рьяно ты его выгораживаешь, а?

Венеция потупилась, но снова заставила себя посмотреть на Роберта:

— Вовсе нет.

— Что-то в тебе изменилось, сестра.

У нее дрогнуло сердце. Ее изменила любовь Линвуда.

Роберт пристально рассматривал ее.

— Ты сделала что-то для себя несвойственное.

— Всего лишь надела новое платье и мантилью. Из ателье мадам Бойссерон.

— Очень элегантное. И идет тебе.

Венеция слабо улыбнулась, радуясь тому, что при тусклом свете свечи Роберт не заметил, как она покраснела.

— Я так понимаю, тебе удалось выбраться из дома Линвуда до его возвращения?

Она ответила не сразу.

— Венеция? — с нажимом произнес Роберт.

— Линвуд вернулся раньше времени, — призналась она.

Воцарилось молчание.

— Мне удалось… урегулировать ситуацию, — добавила она, не желая посвящать брата в подробности.

Он кивнул.

— Он тебя подозревает?

— Не думаю.

Роберт улыбнулся:

— Я не сомневался в том, что тебе удастся это сделать.

Венеция не улыбнулась в ответ. От слов брата ей стало не по себе. Она понимала, что должна рассказать ему, но произошедшее между ней и Линвудом казалось чересчур личным. Взяв свечу, она подошла к двери и открыла ее.

— Все кончено. У него нет того, что ты ищешь, я выхожу из игры.

— Как пожелаешь. Ты отлично справилась со своей ролью, Линвуд ни о чем не догадался.

От этих слов ее с Линвудом отношения вдруг показались грязными и порочными.

— Тебе нужно уйти, пока никто не заметил, — сказала она, ведя его по коридору к двери на сцене.

— Еще довольно рано, — возразил он. — На улицах пустынно, и в театре нет никого, кроме нас.

— Мистер Кембл скоро придет и члены труппы тоже. Некоторое время нам не стоит видеться, Роберт.

— Согласен. Не стоит предавать огласке характер наших отношений.

— Это лишь навредит.

Она содрогнулась при этой мысли.

— До свидания, Венеция. И спасибо.

Она кивнула.

Заперев за ним дверь, она прислонилась к ней спиной и стала вслушиваться в его удаляющиеся шаги. Она испытывала огромное облегчение от того, что ее дела с Робертом окончены. Брат уже все решил, и никакие слова не в силах переубедить его. Все же их разговор оставил неприятный осадок. Сделав глубокий вдох, она медленно пошла по коридору к своей гримерной. Ее чувствительное лоно болезненно реагировало на каждый шаг. Френсис. Она гадала, проснулся ли он уже, заметил ли ее кровь на простыне и, самое главное, что она ему скажет, когда они снова встретятся.

У себя в гримерной она подготовила все, что может понадобиться для вечернего представления. В коридоре послышался какой-то шорох. Она нахмурилась, гадая, вернулся ли Роберт, или пришел какой-то рабочий сцены. Взяв свечу, она подошла к двери и выглянула в коридор:

— Мистер Кембл?

Тишина.

— Есть там кто-нибудь? — позвала она, но в ответ услышала лишь эхо.

В тусклом коридоре никого и ничего не было. Венеция содрогнулась и тут же обругала себя за излишнюю нервозность, еще раз порадовавшись, что ее дела с Робертом закончены.

Закончив проверять костюмы, она взяла рукопись со своим текстом и вышла на улицу через боковую дверцу, тщательно заперев за собой замок. Солнце уже взошло, церковный колокол в отдалении пробил девять раз. По главной улице ехали экипажи и телеги, раздавалось цоканье лошадиных копыт и хлопанье дверей. Жители Лондона окончательно проснулись. Плотнее закутавшись в шаль, Венеция забралась в свой экипаж, ожидающий ее на боковой аллее. Опустив глаза на страницу, попыталась повторить слова роли, но безуспешно. В ее мыслях царил Линвуд и страсть, которую они разделили ночью, поэтому она не заметила одинокую темную фигуру, вышедшую из тени здания театра и зашагавшую вдоль по улице в противоположную сторону.

Глава 13

Линвуд стоял у окна своей гостиной, глядя на улицу. Радость утра померкла для него. Он проиграл в затеянной им с Венецией игре. При мысли о том, какие надежды он возлагал на отношения, начавшиеся между ними вчера, ощущал лишь горькое разочарование. Он вступил в игру, отдавая себе отчет в том, что сильно рискует, а сделал ставку на свое сердце. И был превзойден мастером. Увлекся хорошеньким личиком и сладострастной фигуркой, позволил заманить себя в ловушку. Венеция всецело завладела его мыслями, заставив позабыть даже о том, о чем забывать не следовало. Заставила его поверить, что их чувства взаимны, а они родственные души. Но все это оказалось иллюзией, как и женщина, скрывающаяся под маской божественной мисс Фокс. Линвуд полагал, что может отличить, когда она разыгрывает роль, а когда нет. Как оказалось, заблуждался. Представление, данное ею прошлой ночью, доказало, что она действительно непревзойденная актриса, а он всего лишь легковерный дурак.