— Никогда не забывай о том, что я всегда готова поддержать тебя, Венеция. — Она накинула на себя шаль. — Мне не хочется оставлять тебя в таком состоянии.

— Иди, не заставляй Рейзби ждать. А у меня собственные планы.

— Ты уверена?

— Да.

Элис вышла, закрыв за собой дверь.

Некоторое время Венеция просидела перед зеркалом. Ей не нужно было переодевать костюм или снимать макияж. Театр погрузился в тишину. Она знала, что фонари над парадным крыльцом скоро погасят, и маленький коридор, в который выходила дверь ее гримерной, тоже погрузится во мрак. Глядя на свое отражение в зеркале, она отметила неуверенность во взоре. Под глазами залегли темные круги — следствие бессонной ночи, щеки, не тронутые румянами, казались неестественно бледными. Закутавшись в шаль, она погасила свет в гримерной и направилась к дверце на сцене.

Экипаж ожидал ее на углу Харт-стрит. Ночь уже окутывала город своим покрывалом. Роберт бесшумно вышел из тени и сел в экипаж Венеции.

— Как продвигается претворение нашего плана? — поинтересовался он, испытующе глядя на нее.

— Моя работа с Линвудом окончена. Мне нет нужды его снова видеть.

Роберт подался вперед. На лице застыло недовольное выражение.

— Она едва началась. Мы условились, что ты будешь встречаться с ним три месяца, выуживать интересующую нас информацию.

Пришло время сказать ему, но слова застряли у нее в горле, а плечо будто сжата обвиняющая рука. Одно она знала наверняка: продолжать игру более невозможно.

— Я уже достигла желанной цели, — сдавленно вымолвила она.

Роберт недоверчиво прищурился и внимательнее всмотрелся в лицо сестры:

— Что ты имеешь в виду, Венеция?

Она сглотнула, но комок в горле никуда не пропал. Придется рассказать брату и положить конец происходящему.

— Линвуд ответственный за пожар в доме Ротерхема.

— Он тебе в этом признавался? — Роберт удивленно вскинул брови.

Она кивнула и, будучи не в силах смотреть в его сияющие торжеством глаза, стала теребить пуговички перчаток.

— Мне с трудом верится в это, — произнес он и, улыбаясь, стал потирать подбородок. — А что с убийством?

Венеция покачала головой:

— Едва ли он признается в подобном женщине, которую пытается затащить в постель.

Брату не известно о том, что на самом деле происходило между ней и Линвудом. Она страшилась слов, которые тот мог сказать ей, еще больше опасалась, что это никак не повлияет на ее к нему отношение. Игра достигнет неизбежной развязки, если она это допустит.

— Отчего нет? — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Он же признался в поджоге, почему бы не признаться и в убийстве?

— Это далеко не одно и то же.

— Согласна, — чуть слышно ответила она.

— Дом сгорел дотла, Венеция. Пожар явился недвусмысленным выражением ненависти и разрушения. И после этого ты продолжаешь считать, что мужчина, совершивший подобное деяние, не способен пустить пулю в голову твоего отца?

Венеция знала, что слова Роберта не лишены смысла. Странно, если бы из ниоткуда появился еще кто-то, ненавидевший Ротерхема до такой степени, что решился на его убийство.

— Нам обоим известно, что это сделал именно он, Венеция.

Ненадолго воцарилось молчание.

— Как бы то ни было, я настаиваю на том, что все кончено. Ты получил желаемое. Я исполнила свою часть соглашения и не намерена снова встречаться с Линвудом.

— Не торопись, сестричка.

— Я все решила, Роберт, — твердо заявила она.

— В таком случае придется отменить свое решение. Есть кое-что, о чем я тебе не рассказал.

От нехорошего предчувствия у нее стеснило в груди.

— Мой свидетель, видевший, как Линвуд в ту ночь выходил из кабинета отца, исчез. Несомненно, Линвуд к этому причастен… с его-то связями.

Венеция вспомнила о злодеях из Уайтчепела, которые сами явились с повинной в полицию.

— При отсутствии свидетеля единственным доказательством, уличающим Линвуда в причастности к смерти Ротерхема, является его признание тебе. Если, конечно, нам не удастся отыскать орудие совершения убийства, пистолет нашего дражайшего батюшки.

— Даже если и виновен, он мог давным-давно избавиться от пистолета.

— Нет. Зачем вообще было брать его, если он не собирался сохранить на память в качестве сувенира? Оружие убийце не принадлежало, следовательно, не могло служить уликой против него, тем не менее он унес его вместе с книгой из отцовской библиотеки.

— Ах, так пропала еще и книга.

— Линвуда заметили уходящим с книгой в руке, на полке остался зазор, которого не было, когда я навешал отца раньше, тем же днем. Если книга обнаружится у Линвуда… — он помедлил, — в пятницу вечером его не будет дома. У него собрание, которое начинается в девять и продолжается до полуночи. — Роберт выжидающе смотрел на сестру.

— Найди кого-то другого для этой миссии.

— Тебе это сделать будет проще всего. О вашей связи всем известно, поэтому тебе не составит труда убедить слуг проводить тебя в его личные покои, якобы дожидаясь его возвращения, а на самом деле все обыскать.

— О нашей с ним связи и так множество слухов. Мое посещение его дома ночью равносильно признанию всему Лондону, что я его любовница.

— В прошлом тебе приписывали любовные связи с другими мужчинами, тебя же эти домыслы никогда не беспокоили.

С Линвудом все иначе.

— Так нужно, Венеция. Это докажет его вину. Или невиновность.

Последние слова эхом отдались у нее в голове. Она посмотрела брату в глаза:

— Ты уверен, что Линвуда не будет дома?

— Абсолютно.

Она сглотнула.

— Последний раз иду на это.

— Согласен.

Она кивнула.

Экипаж остановился на той же аллее, где обычно. Роберт чмокнул Венецию в щеку и, открыв дверцу, растворился в ночной тьме. Она не стала смотреть, как он уходит, просто поехала домой.


От Линвуда не поступало никаких вестей ни этим днем, ни в течение двух последующих. Как бы она ни старалась уверить себя, что вовсе не ждет его визита, все тщетно. Стоило хлопнуть парадной двери, как она вся подбиралась, думая, что в комнату вот-вот войдет Альберт и объявит, что лорд Линвуд просит об аудиенции или хотя бы прислал записку. Она никогда не оставалась дома ради визита кого бы то ни было, и ради Линвуда не стоило делать исключение. А он так и не появился.


В пятницу время тянулось необычайно медленно. Свинцово-серое небо, зловещее и гнетущее, зеркально отражало настроение Венеции. Она пыталась читать пьесу и учить свою роль, но из-за чрезмерного волнения не получалось сосредоточиться. Она и сожалела о том, что не пошла на репетицию, которая помогла бы ей отвлечься от мрачных мыслей, и понимала, что от пребывания в театре ее состояние не изменилось бы.

Утро.

День.

Вечер.

Наконец, Венеция оказалась в комнате, в которую не входила с того памятного вечера. Гостиная. В камине горел огонь, свечи в канделябрах также были зажжены.

Газета, открытая на статье об убийстве, лежала сверху стопки на столе, материнская ваза стояла на своем месте, на каминной полке, лишь пригоршня шпилек исчезла.

Сбросив туфельки, Венеция удобно устроилась с газетой в кресле и в очередной раз перечитала статью, написанную журналистом Линвуда, хотя делала это уже не менее сотни раз. Когда она подняла глаза на вазу, часы пробили девять раз.

Поднявшись с кресла, Венеция отправилась готовиться к предстоящему заданию.


Ночь выдалась безветренной и промозглой. Казалось, холод пробирает до костей. Даже лошади вели себя норовисто. На небе, укутанном покрывалом из облаков, не было видно ни луны, ни звезд. Шел дождь.

Экипаж катился вперед. Венеция сидела неподвижно, собираясь с мыслями. Скоро она прибыла на Сент-Джеймс-Плейс. Слишком скоро. Экипаж остановился перед домом, указанным на визитной карточке Линвуда. Шторы на обоих окнах были задернуты, одно темное, другое слегка освещенное. Натянув на голову капюшон, Венеция вышла из экипажа.


Завидев ее, лакей, открывший дверь, очень удивился. Она откинула капюшон, чтобы он ее узнал.

— Мисс Фокс, к лорду Линвуду, — объявила она, дерзко глядя ему в глаза.

Не колеблясь ни секунды, он пригласил ее внутрь.

— Боюсь, лорда Линвуда нет дома, мадам.

— Я готова подождать, — весело ответила она, сбрасывая черный бархатный плащ ему на руки.

Тот ловко поймал его. Скользнув взглядом по ярко-пурпурному платью, поспешно потупился. Лакей явно не знал, как поступить, будто к Линвуду никогда прежде не являлись по ночам посетительницы. Венецию это обстоятельство обрадовало. Улыбаясь, она продолжала невозмутимо смотреть на лакея.

Пряча глаза от смущения, он откашлялся.

— Возможно, его светлость еще долго будет отсутствовать.

— Я никуда не спешу.

При этих словах он сглотнул.

— Сюда, пожалуйста, мадам.

Он проводил ее в комнату, в которой стояли письменный стол, книжный шкаф, два мягких кресла и диван. В камине горело небольшое пламя, на каминной полке стояла одна зажженная свеча. Часы показывали половину десятого.

Венеция опустилась в кресло поближе к камину.

— Не желаете чаю, мадам?

— Нет, благодарю вас. Я сюда не чай пить пришла.

Лакей сделался пунцовым под стать ее платью.

— А что там?

Венеция указала на дверь, находящуюся сбоку от камина.

— Кухня, мадам.

— А за той, в дальнем конце комнаты?

Она не смотрела в ту сторону, не желая сводить взгляда с лакея.

— Спальня лорда Линвуда, — поколебавшись мгновение, ответил он.

— Ах, — негромко произнесла она и улыбнулась, будто именно это и жаждала услышать.