– 

И щит! – добавил нетерпеливый княжич.

– И щит! – неожиданно согласился регент, – Мы прибьем щит на ворота Царьграда в знак вечного союза и варяжской защиты столицы мира. Теперь она под нашей опекой. Ни болгары, ни агаряне* не сунутся к нашим новым друзьям. Так и передайте своей хозяйке-василисе Зое…

*Агаряне – другое название сарацинов, магометан, арабов, употребляемое варягами и славянами. (Прим. автора)


Стратиг поспешил в императорский дворец, заявив на докладе в консистории в присутствии Зои и всех вельмож, что русы просят невозможного.

– Мы так не считаем! – невозмутимо осекла военачальника Зоя. – Дадим им все, что они просят.

– Прибить «скифский» щит язычников на воротах христианской цитадели? – переспросил Николай.

– И что в этом страшного, если для них это магическое действо. Разве Господь не учил нас не поддаваться суеверию? Для нас это не значит ровным счетом ничего. Ну, прибьют они свой щит, и что с того? Что из этого проистекает и что от этого изменится. Они не взяли город, но хотят сохранить лицо. Для них главное уважение. Они не так глупы, чтобы не понять, что победой в любом случае является взятие крепости. Они ее не взяли. Значит, победа за нами.

– Но они получат дань! – снова встрял стратиг, раздражая императрицу.

– Эти медяки ничего не стоят. Отчеканим больше монет. Меньше серебра и золота в сплав. Больше латуни и меди. Когда они разберутся, что к чему, то будут уже далеко. К тому же они согласны предоставить нам своих добровольцев. А это при правильном подходе компенсирует наши потери!

– Не будет ли эта символическая, ничего не значащая церемония с пресловутым щитом уловкой для захвата золотых ворот, моя августейшая василиса? – выразил свое опасение чрезмерно проницательный в самое неподходящее время евнух Иоанн, до сих пор опечаленный, что давеча им могли пренебречь и даже пожертвовать, так легко отправив заложником к дикарям.

– Уловка? – переспросила Зоя, – Так перетащите баллисты и катапульты опять на ту сторону крепости! И рассредоточьте стражу так плотно, чтобы у русов не возникло никакого соблазна передумать!

– А что если еще немного подождать? – осмелился предложить стратиг.

– И тогда вы дождетесь своей казни! – неумолимо отрезала Зоя… – Нам нужно одолеть болгар и сарацинов. Русы нам для этого пригодятся. Они не боятся смерти и умеют воевать!

      …Щит прибивал княжич. Он никому не доверил сее ритуальное действо, ради которого стоило оказаться у стен города-мечты. Неприступную цитадель не удалось взять приступом, но вышло вызвать у ромеев уважение и трепет. Страх заставил византийцев пойти на все уступки. Страх перед новой могучей силой, пришедшей с севера.

Именно страхом была продиктована выплата баснословной дани. Трофеи даются победителям. Варяги праздновали победу ни смотря ни на что. Греки воспевали новый союз, взирая на новый отряд из семисот дружинников-«северных скифов», варяжской гвардии, которая отплывала под командованием греческих друнгариев на двадцати своих драккарах за Мраморное море на подмогу императору!

Били барабаны и играла музыка. Из бездонных бочек лилось вино. Греки напряженно взирали и молча завидовали беспечному веселью утративших бдительность язычников. Предусмотрительно от них спрятали всех женщин, и не допустили в город. Союзникам дали возможность наслаждаться яствами и спиртным в лагерях у берега и в чистом поле. Их боялись.

Олег хоронил погибших, справляя тризну и не обижаясь на сломленного врага, притворившегося другом. Он не достиг своей цели полностью, но не считал себя проигравшим. Он остерегался лишь лжи, которая окутывала подписанный на двух языках договор с ромеями. Две хартии, скрепленные печатью и словом, клятвой и рукопожатием, выглядели непреложным документом равных сторон. Но даже волхв извивался словно уж, не давая четких определений о том, насколько крепко и нерушимо данное соглашение.

Ромеи рано или поздно нарушат его… Олег успел понять, изучить, распознать их коварство и лесть. Их Бог кроток и милосерден, может быть поэтому они пренебрегают клятвой от его имени, всегда ожидая прощения за предательство. Действительно ли это хартия равных, или очередной обман? Политическая комбинация?

Он смотрел на своих лучших воинов, которых сам же убедил в надежности ромейского слова, сам же соблазнил поступить на службу к ромеям. В глубине души Олег понимал, что отправляет их в бездну, но течение мутной реки беспощадно влекло к гранитным порогам, о которые разобьется иллюзия. Она была рождена не наивностью. Истоками ее происхождения являлись усталость, пресыщенность и разочарование. Самообман, действие которого сродни хмелю. Пока пьешь, ты весел, но еще не начав веселье, ты знаешь, что наутро голова будет больна. И ты все равно пьешь без меры!

Какая судьба ждет доверившихся его слову и клятве ромеев? Поможет ли страх пред богами, чьими именами скрепили священные свитки с печатью Империи?

Интуиция не давала покоя. Он прощался с каждым из них, называя по имени своих доблестных воинов, ратников, с которыми прошел весь этот путь, покоряя Гардарику. Зная наверняка, что никогда больше он не увидит ни одного из своих сородичей, добровольно оставшихся здесь, Олег уронил слезу. Он прощался с лучшими, для которых важнее было достойно умереть в бою нежели приобрести богатство лукавым способом, с братьями, такими же как он, лучше него…

Игорь же не ведал, от чего печалится и не находит себе места прославленный регент, ведь варяжский щит был прилюдно, в присутствии знати и воевод, под звуки рогов и барабанов, прибит на ворота Царьграда! Разве не об этом мечтал его доблестный родственник, вещий Олег. И разве не зовется Победой то, что приключилось с ними у высоких каменных стен горделивой столицы мира! Ромеи сопротивлялись, как могли, но в итоге заплатили дань, равную двум даням Атиллы! Варяги снискали великую славу, которая будет воспета скальдами и породит множество мифов.


Глава 21. Зависть.


Свенельд с любопытством рассматривал родившегося от наложницы сына. Он назвал его Лютом, мечтая о трепете, который будет внушать его наследник не только подданным приобретенного им ярлства, но и во всех землях Руси, ранее так приятно на слух именовавшейся Гардарикой.

Воевода! Его величает так князь-регент и подлый княжич, все достоинство которого лишь в кровном родстве с умершим конунгом! В угоду рабам они провозгласили новую страну Русью и мечтают объединить ее под общим соколиным стягом! Возможно, он бы с радостью помог в этой интересной затее, если бы придумал ее сам! Но соправители пренебрегли им и оскорбили прилюдно в бражном зале, отказавшись поддержать его в походе на Хазарию и запретив идти в Царьград. Они завуалировали свое неприкрытое оскорбление благовидным предлогом о том, что в Киеве требуется оставить надежного военачальника.

Но в том-то вся и загвоздка! Они считают Свенельда воеводой, а он ярл! И его дружина намного боеспособнее любого из их подразделений, даже княжеских гридней! Регент увел обученных его берсерками славян. Да и черт с ними! Этим Олег и Игорь ничуть не ослабили его дружину, хоть Свенельд и заметил, с какой грустью его достойные ратники стояли на берегу, провожая взглядами уходящие в дальний поход драккары…

В отсутствие регента и наследника Рюрика он объезжал княжеские владения как свои, в тайне мечтая, чтоб князья никогда не вернулись обратно. И тогда все достанется ему одному, ибо некому будет сопротивляться его дружине. Славяне слишком слабы, а несогласных варягов легко будет подкупить за деньги, которые Свенельд сумел накопить за годы неучтенных поборов и грабительских набегов.

Он зашел в огромный бражный зал соправителей и оглядел два дубовых трона, покрытых шкурами. В зале он не застал никого, кроме ключницы. Она шмыгнула в темноте настолько бесшумно, словно мышь, надеясь не попасться на глаза влиятельному воеводе. Как бы чего не вышло… Малуша знала свирепый нрав этого человека, принесшего столько зла ее народу, ее отцу, разрушившему ее хрупкое счастье, которое ускользнуло, словно выпорхнувшая из рук синичка, как только ее отец согласился встретиться с воеводой.

Свенельд оставил у входа в бражный зал усиленную стражу, приказав не пускать никого. Он быстро отыскал спрятавшуюся ключницу княжны, грубо сдавил ее руку в области запястья и поволок ее прямо к столу.

– Устыдись, Свенельд! – взмолилась дочь Мала, – Ведь я не рабыня здесь, мой брат ныне воевода, не трогай меня!

– Рабыня ты иль нет – решать только мне! – с ненавистью прошипел Свенельд, – Твой отец – истинный глупец, он посчитал, что его ничтожное слово может мне навредить, попытался опорочить меня в глазах князя. Меня! Ярла, не уступающего в могуществе ни одному из живущих князей! Он уже поплатился за свою глупость. Правда, не до конца. Ведь он так и не выдал нам зачинщиков мятежа! А что это означает? Ты ведь знаешь? Я навещу его и потребую ответа. А если он не скажет ничего вразумительного, то я усилю гнет на его проклятое племя. И тогда они сами прикончат никчемного глупого Мала. Но я знаю, что ты хочешь ему помочь, ведь так?

– Что ты хочешь от меня? – как могла отбивалась Малуша от грубых объятий злого варяга.

– Ты же видишь и все прекрасно понимаешь, ты не настолько глупа, как твой пустоголовый родитель. – Свенельд попытался лизнуть Малушу своим шершавым языком, но она снова увернулась, – Ты должна быть покладистой. От меня зависит жизнь или смерть твоего отца, да и твоего брата, не смотря на то, что он теперь под крылом регента. Ты понимаешь меня?

– Я понимаю. – Малуша сдалась и уже развязала шнурочки своего небогатого платья…

– Вот и хорошо, – улыбнулся довольный Свенельд, – Я вижу теперь, что ты готова меня выслушать… Вовсе не твои девичьи прелести меня соблазнили. Ты и впрямь самая красивая из рабынь, хоть и строптивая как рысь. Но мне есть, в ком искать наслаждение, и для этого не приходится склонять к удовольствию силой. Ты понадобишься мне в другом деле, более важном для меня, чем твоя невинность. Возможно, ты сможешь сберечь ее для своего суженого, Домаслава, так кажется зовут предводителя бунтарей? Возможно даже, что я смогу пощадить его, но для этого тебе придется очень сильно постараться.