– Мы бы ничего не добились, если бы затеяли обмен. Они унизили бы нас еще раз…– произнес Игорь, стоя на носу ладьи и устремляя свой взор вперед, – Они не выдали бы нам наших братьев, а нас в довесок обвинили бы в том, что именно мы устроили побег черноризника и царевны.

– Возможно, ты прав, – уже примирительно вставил Свенельд, увидевший, что его авторитет в этой ладье основательно подорван и не стоит испытывать судьбу лишний раз, – Но с чего ты взял, что эта оборванка царевна?

Княжич посмотрел на беглянку, потом на монаха, улыбнулся и сказал:

– 

Она царевна.

Монах Фотий, уловив этот взгляд, сделал для себя не самые утешительные выводы. Случай привел его в ладью варягов, а этих неисправимых язычников Фотий недолюбливал, считая их не лучшей компанией. Никакие они не купцы, а воины. В доспехах и при мечах.

Да, случай и Божье проведение допустили невероятное. Он и юная царевна, были спасены, и немалую роль в их спасении сыграли ничего не подозревающие варяги. Однако, удача имеет странную особенность оборачиваться бедой…

Что ожидало их в землях дикарей, имеющих славу отважных воинов и безжалостных наемников? Он вдруг вспомнил себя до гонений в облике Патриарха Империи, вспомнил внезапное появление варяжского флота, оказавшегося средь бела дня перед крепостью со стороны залива. Там, у воды стены были не так высоки, как со стороны суши. Осада могла закончиться взятием города, тем более ни императора, ни сколько-нибудь значимых военачальников в столице не было.

Тогда столицу спасло чудо. Он опустил мафорий* Богородицы в воду, и русы ушли в свое море, удовлетворившись добычей с окрестностей и даже не предполагая, что за стенами даже некому заправлять ковши катапульт.

*Мафорий – риза (длинное женское покрывало с головы до пят) Богородицы. Одна из самых почитаемых и важных реликвий, связанных с историей Христианства. С 474-го года находился во Влахернском храме Богоматери в Константинополе. (Прим. автора)


Ведь даже гвардия ушла на войну с сарацинами. Что бы случилось, если б не молитва и не оказавшийся в столице мира плащ матери Господней! Вспоминая те дни, Фотий вознес свои глаза к небу и вновь поблагодарил Небеса.

Тот поход русов все еще стоял перед глазами. Они были сущим наказанием за грехи. Он боялся этих варваров, которые по убеждению Фотия играли ту же роль для Константинополя, что вандалы для Рима. Было кого бояться! Для них не существовало ничего святого.

По-настоящему Фотия испугало еще и другое. Он заметил взаимную симпатию со стороны двух молодых людей, видевший друг друга впервые. Царевны и юноши, верховодившего среди варягов.

Скорее всего он был знатного происхождения, иначе бы никто из опытных мужей не подчинялся бы ему с таким рвением. Царевне понравился молодой человек, и эта искорка в ее бездонных глазах не могла остаться незамеченной прозорливым Фотием. Она смотрела на своего защитника, по одному взгляду, без подтверждающих свитков и грамот с сургучом, признавшему в ней царевну, с нескрываемым восторгом.

Весь путь Фотий слушал разговоры, и спустя несколько дней догадался, что юный княжич и есть наследник русского трона. Судьба вела монаха в суровый край, где провалились все миссии его предшественников, где потерпели фиаско ученики Кирилла и Мефодия, принесшие на Русь письменность из Моравии, а вместе с ней и славянскую Библию.

Варяги жгли Святые Книги и поклонялись истуканам. Он будет один на один с самим злом, и у него в стане врага не будет союзников. Кроме обязанной ему чудесным спасением булгарской царевны, да и та, похоже, уже очарована неотесанным нравом своего нового молодого идола по имени Игорь…

«Как же беспечна эта юная дива. Она уже восхищается ныряльщиками, что изучают дно, и купается в реке вместе с их молодым предводителем… Да уж, и так непредусмотрительно, попирая всякую дистанцию, неподобающим образом заливается звонким смехом. Варяги улыбаются и деликатно отводят взоры, пытаясь оставить княжича наедине с девушкой. Он не позволяет ничего лишнего, ведь Игорь видит, что я слежу! Замечает ли он мой надзор? Или ему плевать!? Им хорошо и без моих далеко не зорких глаз»… – подумал полуслепой византийский черноризник и проникся глубокой печалью перед неизведанным чувством, что зовется любовью с первого взгляда…


В первый раз Игорь попытался поцеловал девушку еще на пути в Киев. Команда отдыхала после напряженного перехода по суше с реки Итиль к Дону, а Игорь предложил царевне покататься на лодке. С драккара спустили челну с двумя веслами, и пара оказалась наедине, далеко даже от глаз Фотия. Царевна тогда отпрянула , ее румяные щеки распространили красноту на все лицо, и она произнесла со слезами на глазах:

– Зачем смущаешь меня, княже? В твоих глазах я незнатна, поэтому ты потерял скромность, которая меня подкупила? Или ты не был бескорыстен, когда спас меня, значит я ошиблась в твоем благородстве? Или ты был неискренен, когда назвал меня царевной, не требуя никаких доказательств? Я одна здесь. И из свиты со мной только немощный, хоть и ученый старец. Ты можешь силой овладеть мной, но знай ты заберешь тогда все, что у меня есть – мою невинность. Разве есть что-то чище, чем невинность девушки, у которой нет ни отца, ни матери, нет даже имени. Лучше для меня броситься в реку, чем стерпеть поругание.

– Прости меня, царевна… – сказал тогда Игорь, тронутый словами булгарской красавицы. Он долго греб веслами, пытаясь сгладить свою вину молчанием и улыбкой.

По прибытие в Киев воевода Свенельд и княжич рассказали регенту обо всем, что приключилось с ними в Хазарии. При этом Свенельд потребовал немедленной экспедиции войска, но получил категорический отказ регента.

Обиженного воеводу обходили стороной, и он, почувствовав себя изгоем в Киеве, удалился в свои угодья, решив самостоятельно готовиться к походу.


Глава 12. Новое имя.


Царь булгар Симеон, утомленный, но не разочарованный войной с продажными марионетками константинопольского василевса, пребывал в своем походном белом шатре на берегу Дуная. Вместе с патриархом и свитой из военачальников, здесь суетился и архитектор его новой столицы.

Симеон замыслил построить Преслав не как отражение Византии, а как новый Вавилон, превосходящий по славе столицу мира. Чертежи архитекторов лежали на столе по соседству с картами предстоящих баталий.

Удачливый в битвах с византийскими друнгариями и архонтами, распугавший наемников империи-угров и печенегов своей многочисленной и весьма мобильной легкой кавалерией, Симеон подчинил себе Мезию, Фракию и Македонию, выйдя к трем морям. Несмотря на отсутствие у болгар флота и особого их страха перед огненосными хеландиями ромеев, на которых были установлены передовые по тем временам бронзовые сифоны с мехами, разбрызгивающие струи горящей смеси на врага, его легкая конница и осадная инженерия дали свои плоды.

Превратив в вассала Сербию, Болгария стала новым гегемоном Восточной Европы и диктовала теперь самой Византии свою волю.

Симеон угрожал грекам союзом с сарацинами, у которых был флот и которые научились маневрировать, спасаясь от загадочного «греческого огня», а значит, у него была возможность осадить Константинополь и с суши, и с моря. И это нужно было сделать быстро, упредив греков, способных высадить огромное войско со своих многочисленных кораблей в самом уязвимом месте – на берегу. Именно поэтому болгары строили свои столицы вдали от побережья.

Склонному к изящным искусствам и литературе, образованному царю претила постоянная война. Она не давала возможности предаться чтению и созерцать красоту природы. Но победоносные битвы разбудили в нем надменность. Амбиции росли вместе с расширением царства.

С моря бил порывистый ветер, развевая флаг с тремя красными львами: большим булгарским, фракийским и львом союза семи племен южных славян-бывших федератов Византии, присягнувших на верность первому Болгарскому царству.

Ему доложили о прибывших русских послах от князя Олега, принесших занятные вести. Они ждали на своих ладьях аудиенции царя, но тот не спешил их принимать, смиряя долгим ожиданием горделивый нрав «северных скифов».

Его племянница чудесным образом оказалась в руках варяжских вождей, и они приехали за подтверждением ее происхождения, испрашивая благословения на династических брак, призванный навеки скрепить новый военно-политический альянс против Хазарии и Византии.

В этом русы напоминали царю булгар. Симеон имел схожие цели. Династический союз с василевсом дал бы ему право на трон объединенного византийско-болгарского царства, но в Константинополе его не воспринимали за равного, не смотря на согласие выплачивать дань за поражения. Хитрые византийцы искали передышки, набирались сил, чтобы разом отказаться от выплат и высадить десант на востоке.

Кто знает, может быть и эти посланцы из Киева – уловка василевса. Родовитая племянница царя ждала своей участи в стане русов. Но она может стать их знаменем! С ее помощью при подстрекательстве Византии они смогут объявить свои права на болгарский трон!

Симеон полагал, что эта комбинация запросто родилась бы в изощренных мозгах византийских политиков. Иначе как могла царевна так легко отделаться от хазарской опеки, оказавшись не в Плиске, а в Киеве! К тому же, после возобновления войны и удачного исхода сражений царь больше не нуждался в перемирии, а значит, ему не требовался обмен знатными заложниками.

Когда-нибудь византийцы натравят русов на булгар! Так зачем же давать пришельцам лишний козырь. Нет, он не признает свою племянницу, а перехваченный свиток с указанием ее родословной объявит подлогом. Так решил Симеон, и его советники с ним согласились.

– С чего вы взяли, что Мы признаем в беглянке с хазарского плена свою племянницу? – с усмешкой спросил царь, восседавший на троне с инкрустированной спинкой и бивнями слонов на изголовье, на которых было закреплено золотое распятие. Он держал в руках скипетр с головой льва и яблоко, увенчанное перламутровым крестом… – Зачем Нам это? Разве Мы должны в каждой бежавшей от хазар рабыне признавать кровь ханской династии? Под Нашим крылом теперь многие народы и племена, не только булгары. Наша страна теперь зовется Болгария, и она могущественнее Византии. Не слишком ли многого вы требуете, предлагая взамен сомнительный союз?