Понял, что девушку охраняют, не допуская контактов с ним. И, все равно, продолжал и писать, и звонить… Пусть без результата, но не мог остановиться.

Почувствовал, что по — тихому сходит с ума. Будто наваждением, она заполонила все мысли, никак не отпускала. Не свихнуться окончательно помогала надежда: на работе встретятся и поговорят. Тогда‑то, уж точно, он дров не наломает.

И снова готовил речь — искупительную, о том, какой идиот он был, и как постарается стать другим, и как не может простить себе все слова, раньше сказанные…

И вот — встреча. Такая долгожданная. И совсем не такая, как ждал. Что она делала на вокзале, если должна была сейчас двигаться по дороге к офису?

Может быть, Мишу своего провожала? Дэн и увидел‑то первым его, Мишу. В суетливой толпе провожающих, отъезжающих и встречающих Вика могла бы и незаметно пройти. А Михаил выделялся: и одеждой, не местной, слишком легкой, и небольшой сумкой, и ростом. Не мог не цеплять взгляд.

Но главное, что взгляд приковывало: чемодан, стоявший с ним рядом. Тот самый, огромный, с которым Вика когда‑то, невероятно давно, ждала Дениса на этом же вокзале.

Только, почему‑то, рядом с Михаилом её сейчас не было. Странная нестыковка напрягла.

Усадив Дашку с Ромой на кресла в соседнем зале, так, чтобы зря глаза не мозолили, он рванул обратно. Туда, где боялся и надеялся увидеть Вику.

Боялся — потому, что не хотел верить в её отъезд, надеялся — на то, что успеет увидеть, пока не уехала. И, все же, поговорить…

Этот злосчастный мужик, зовущийся Миша, засек его на подходе. Что‑то короткое бросил Вике, она уже рядом сидела, спиной к Денису, и двинулся наперерез.

Дэн решил дождаться его. Не хватало еще и здесь морды друг другу бить. Плевать на всех остальных, но Вика этому не была бы рада. Он помнил ещё ту истерику…

— Что здесь забыл? — Похоже, парень по жизни предпочитал не ходить вокруг да около. Бросался в проблему сразу.

Большого труда стоило не нахамить.

— Провожаю. — Не стал договаривать, кого именно. Не стоило.

— Видел. А сюда за каким прешься? Мало тебе прошлого разговора? Хочешь еще добавить?

— Вот, давай, еще здесь померяемся достоинством. Ты же взрослый мужик…

— А ты, я вижу, не очень. — Глядел тяжело, исподлобья. Всем видом показывая: "Не подходи. Моё. Не позволю". — Я о Вере сейчас говорю. Добить её напоследок хочешь? Не успокоился?

— Прекрати. Не заводись, Михаил.

— Даже не начал еще.

— Я прощения хочу попросить. Очень сильно её обидел. О ней и думаю. А ты наезжаешь.

— На кой сдались ей твои извинения? Куда она их положит? Засунь себе лучше… — Сдержался. Не договорил, куда. Но Денис и так понял.

— Миш. До поезда — минут пятнадцать. Я ничего плохого сделать не успею. И не собираюсь. Честно.

— Ты и раньше не собирался, я уверен. А вышло все как‑то через задницу. Что‑то сомневаюсь, что ты научился хорошему за это время.

Денис физически ощущал, как в нем нарастает ярость. Она бурлила, заставляя дышать чаще, мозги плавиться, а кулаки сжиматься. Пришлось делать очень глубокий вдох, и такой же глубокий — выдох. Чтобы хоть немного расслабиться.

— Вот ты мне скажи: кому будет лучше, если она оскорбленная уедет? Я ж её в шпионаже обвинил, не подумав…

— Ну ты и… даже слов нет, как тебя назвать…

— Да зови, как хочешь. Без разницы. Но этот‑то косяк ты мне позволишь исправить? Это же для неё важно, не для меня.

Снова пришлось выстоять под тяжелым, колючим, оценивающим взглядом, и не психануть, и глаз не опустить. Михаил что‑то взвешивал в уме. Казалось, можно увидеть, как летят его мысли, как ворочаются и сталкиваются в голове…

Наконец, он что‑то решил для себя, кивнул, прищурился…

— Ладно. Попробуй. Но если опять до слез доведешь — пеняй на себя. Два раза не предупреждаю…

— Убедил. Постараюсь. — Уже сделал, было, первый шаг в сторону Вики… Затормозил. — Спасибо тебе, Михаил. Искреннее.

Тот поморщился.

— Сам знаешь, куда его засунуть. Только ради неё позволяю…

Вика сидела спиной к ним, не видела, что происходит. Не оглядывалась.

Дэн пробрался между пластмассовых сидений, наваленных на пол сумок, чемоданов и мешков, цепляясь за чьи‑то колени. Замерзшие люди двигались, пропуская, но никто даже не посмотрел наверх, не поинтересовался, кто их тревожит…

Каким‑то чудом, кресло напротив девушки было свободным. Дэн уселся на краешек. Так, чтобы, наклоняясь, можно было взять её за руку. Но притронуться не осмелился: глаза были прикрыты, дыхание — спокойное, не хватало еще испугать..

Поэтому, лишь тихо позвал:

— Вика… Слышишь?

Резко распахнутые ресницы, огромные, ошалелые глаза… Сразу отметил, что веки красные, сама — бледная, скулы впали… Что‑то сдавило в районе грудной клетки. Что‑то больное и пакостное. Нет, не жалость. Скорее, желание укутать потеплее, обнять и утащить отсюда. И никому не отдавать. Слишком острое желание, и слишком нереальное. Хотя…

Дэн откинул все проснувшиеся идеи. Нельзя. Сейчас — нельзя.

— Денис? — Неверяще и растерянно. Даже сморгнула несколько раз. Очень по — детски, совсем неуверенно. — Что ты здесь делаешь?

— А ты? Не ждал тебя здесь видеть, маленькая… — От этой нечаянной фразы она будто сжалась. Еще меньше стала. Не выдержал, поймал за руку… Ледяная.

— Я уезжаю. Домой.

— Понял… А я провожаю. Теперь и тебя.

— Я не хотела говорить заранее, чтобы снова не начинать скандалы… Сейчас затишье. Ты справишься.

— Справлюсь, Вик. Естественно. Где наша не пропадала? — Не о том говорил. Совсем не о том. А секунды капали, оставляя все меньше возможностей о том сказать. — Но я, все равно, приеду. Скоро. Подам на развод.

— Хорошо. — Слишком вяло. Слишком безжизненно произнесла.

— Вика. — Как в прорубь ухнул. — Прости меня. Пожалуйста.

— За что, Денис? Может быть, все случилось так, как надо?

— Нет. Я идиот. Обидел тебя и сотни раз пожалел. И раскаялся. И дальше каяться буду…

— Не нужно. Я тоже, кажется, не всегда была права…

— Вика, я же знал, что ты ни в чем не виновата. С самого начала знал. Ревность и злость глаза закрыли. Придурок просто. А тебя обидел…

— Да. Обидел… — Без всяких эмоций в голосе. Очень устало.

— Ты сможешь меня простить? Когда‑нибудь? — С силой потер глаза ладонями. — Вика, я знаю, что некоторые вещи не уходят из памяти. Слишком… задевают, что ли… Но я постараюсь, чтобы ты забыла.

— Как? Я уезжаю. Ты останешься. Пройдет время, и все встанет на свои места. Конечно, прощу, Денис.

— Правда? — Он радостно вскинулся, схватил её за руку, немного сильнее, чем нужно…

— Да. Когда‑нибудь. — Тяжело вздохнула. — Мне кажется, мы слишком запутались, Дэн. И дел наворотили. Таких, что долго разгребать. Не знаю даже, как долго.

— Я разгребу, Вика. Обязательно, моя хорошая. Мы справимся.

— А оно тебе нужно, Дэн? Столько усилий, нервов… Так сложно все… — Она закашляла надсадно. Прикрыла глаза.

— Конечно. Очень. Ты даже представить себе не можешь, как мне это нужно… Веришь? — С беспокойством вглядывался в её лицо. — Ты хорошо себя чувствуешь, маленькая? Может, тебе не стоит сейчас никуда ехать? Еще на неделю, хотя бы, останься… Отлежишься, переболеешь.

— Нет. Я уже отлежала себе все бока за это время. Не могу больше. Домой хочу. В свою собственную постель, а не в чужую…

— Я понял. Хорошо. — Ничего хорошего он не мог представить, особенно — при словах о постели. Но сейчас ли об этом говорить? — Я скоро приеду. Мы встретимся и поговорим. Тебе будет лучше, и будет на это побольше времени. Хорошо?

— Наверное… — Безразлично пожала плечами. Сделав так больно, как никогда еще никто не делал.

С трудом сдержался, чтобы не выругаться от бессильной злости. Но не вспылил. Смог.

— Ладно. Я понял, что тебе сейчас не до этого. Бежать нужно, скоро посадка.

— Да.

Он привстал было, собираясь нейтрально попрощаться. Не выдержал. Снова уселся, схватил её ледяные ладошки, начал, по привычке, растирать.

— Только, пожалуйста, береги себя. Ладно? Ты мне нужна веселая, бодрая и здоровая. — Сыпал какими‑то глупыми фразами, не умея иначе выразить беспокойство…

Вика, вдруг, усмехнулась, нерадостно:

— А такая, больная, что? Не нужна? — Напомнила себя, настоящую, тихую язву… Вселила надежду, что не так все и плохо…

— Нужна. Хочешь, заберу к себе, сейчас же? — Рванул вверх, потянул её за руку. — Вставай. Поехали.

— Ты сначала семью проводи. Поедет он…

— Провожу. Тогда — поедешь?

— Денис, давай, ты сначала проводишь, а потом поговорим на эту тему? Сначала в этом разберись. — Она осталась там же, где и сидела. Не двинулась с места. И, почему‑то, прятала глаза…

— Разберусь. Ты дождешься? Обещаешь?

— Попробую. И не на этом вокзале же мне ждать…

Противный голос из динамиков заголосил, сообщая о прибытии поезда. Толпа вокруг засуетилась, мешая смотреть и разговаривать.

— Беги, Денис. Сажай свою семью, они же тебя ищут, наверное. Беспокоятся…

— Да черт с ними!

Взгляд с укоризной.

— Так неправильно. Иди уже.

— Хорошо. Побежал. — Неотвратимо и с очень угрюмым видом, к ним приближался Миша… Денис охватил её всю, целиком, взглядом, напоследок. И обнял, порывисто, всего на пару быстрых биений сердца. — Я люблю тебя. Верь мне, пожалуйста. И не обижайся.

Не стал дожидаться ответа (страшно было не то услышать), легко прикоснулся губами к щеке… Встал.

— До свидания, Вика.

— Прощай, Денис Дмитриевич. — Это уже Михаил ответил. А Вика молчала…

Он плохо запомнил, как помогал Дашке вкатывать чемоданы, как обнимал мальчика на прощание… В памяти остались только его печальные, горячие, темные глазенки. И то, как обещал Ромке, что ненадолго расстанутся, и увидятся — очень скоро.

Ощущал, что обрастает этими обещаниями, словно вязким налетом. Привычный к действиям, стремительным решениям, не умеющий молоть языком, чувствовал себя актером в какой‑то чужой пьесе. Хотелось уже начать что‑то делать. И ничего, пока что, не мог. Но как же чесались руки и в голове свербило от сумятицы мыслей.