— Но вот явился ко мне ангел в образе прекрасной женщины, и я понял, что именно благодаря ему мне представится возможность попробовать свои силы в искусстве, которому я долгие годы пытался обучиться.

— Иными словами, в успехе вы не очень уверены. — Соня не выдержала витиеватых речей де Мулена и сказала немногими словами то, вокруг чего рыцарь все еще описывал круги.

— Скорее наоборот, я уверен в успехе больше, чем следовало бы, — признался тот. — Я чувствую, от вас исходит такая мощь, такой поток магнетизма, что вряд ли мне предстоит очень уж большая работа. Ее можно сравнить с потоком, которому преградила путь хлипкая плотина. Убери из нее камешек, другой, и нет перед быстрой водой никакой преграды.

— Но прежде я всегда считала, что у меня нет никаких особых талантов, — призналась Соня. — Мои великие тетки, о которых в семье Астаховых сохранилось немало преданий, казались идеалом, которого такой простушке, как я, вовек не достичь…

— И никогда у вас не было видений, озарений? Никогда вы не делали того, чего не могли другие? — удивился командор Мулен, не обратив, кажется, внимания на ее слова самоуничижения. В самом деле, какая уж она простушка!

Соня хотела ответить отрицательно, но потом вспомнила картины, каковые в последнее время и вправду представали перед нею. К примеру, накануне смерти ее бывшего дворецкого Патрика Йорка. Или совсем недавно, когда она смотрела на турецкий корабль, еще стоящий у причала, и отчего‑то точно знала, что ее пропавшие друзья находятся именно на нем…

Маловато свидетельств. Этак любой человек, никаким особым талантом не наделенный, может сказать, что то или иное событие он предвидел. Потому она честно призналась:

— Пожалуй, что‑то происходило, но это такие мелочи!

— И в виде чего они происходили?

— В виде ярких, вполне отчетливых картин. Так, однажды я увидела покойную жену… моего дворецкого, которую до того прежде никогда не видела. И узнала ее имя: Джейн. Будто открылось небольшое окошечко в прошлую жизнь и мне дали увидеть кое‑что и даже услышать…

— Вы испугались, увидев такую картину, или приняли свое видение как должное?

— Скорее, как должное, — сказала Соня, подумав. — То есть в первый момент я удивилась, а потом просто стала смотреть.

— А вы не пробовали какое‑нибудь видение вызвать?

— Нет, зачем, да я и не знаю, как это делать.

— Значит, и вы новичок?

— И я, — согласилась Соня.

Она почувствовала, как предчувствие новых ощущений заставило ее кровь быстрее струиться по жилам. Она тоже получит дар своих предков. Да что там, он просто в ней есть и всегда был…

Охвативший княжну экстаз поднял ее и понес в своем потоке выше, выше, но потом случилось странное. Как будто вдруг лопнула струна, и очарование пропало. Что она собирается делать? Допускать чужого человека, пусть даже такого приятного, как Арно де Мулен, в святая святых каждого человека, в свою душу?

Разве ее бабки такое допускали? Если бы судьбе было угодно наградить ее даром, Соня бы им обладала, а делать это насильно…

— Вы, наверное, удивитесь, — с запинкой проговорила она, — но я вовсе не хочу никакие видения себе устраивать.

— Почему? — и в самом деле удивился де Мулен. — Мне казалось, что все люди любят таинственное, необычное… И если бы им предложили такие способности в себе открыть, кто бы отказался?..

— Если оно происходит с другими, — подхватила Соня. — И тебе рассказывают об этом как сказку.

— Но разве вы сами не говорили, что ваши прабабки…

— Были женщинами незаурядными, — согласилась княжна, — но они обладали своим даром от рождения или в какой‑то момент судьба сама открывала им свои тайны, но совсем другое — совершать насилие над своей сутью…

— Вы меня разочаровываете, — медленно проговорил мальтийский рыцарь.

Соня, взглянув на него, едва не расхохоталась: какими по‑детски наивными бывают мужчины. Ему захотелось ставить на ней опыты, как на какой‑нибудь зверушке, и при этом думать, будто она с легким сердцем ему это позволит.

— А вы не пробовали применить свои знания к Жюстену?

— Пробовал, — вздохнул несостоявшийся ученый, — но он отказался. Мол, хозяин, все, что угодно, жизнь за вас отдам, а свою бессмертную душу, увы, не могу… Глупости все это. Невежество, да и только… Кстати, однажды на Тибете я видел мужчину, прошу прощения, совершенно обнаженного, но обвешанного железными цепями. С помощью духовного упразднения собственной тяжести — как известно, именно тяжесть держит человека на земле — он стал настолько легким, что без цепей сразу бы улетел. Некоторое время мы шли за ним и видели, как, сбросив цепи, он поднялся в воздух и сколько‑то мгновений парил над нами подобно горному орлу… Вы мне не верите?

Он спросил Соню об этом осторожно, с заведомой обидой. Наверное, когда‑то он уже пытался рассказывать об этом случае не слишком доверчивым слушателям.

— Отчего же, — отозвалась Соня, — верю. Еще в юности я изучала немало документов по истории своего рода — князей Астаховых и нашла в документах упоминание об одном из своих предков, некоем Сильвестре, который умел летать. Правда, за это его называли колдуном и пытались сжечь в собственном доме.

— Его сожгли бы и теперь, — согласно кивнул де Мулен и посетовал: — Люди, которые столь тщательно изыскивают ересь там, где ее нет, а есть лишь чудеса, творящиеся с помощью Господа нашего, делают церкви плохую услугу. Они не понимают, что не все таинственное и даже великое непременно от Сатаны. Я думаю, именно через таких людей Господь посылает нам свои знаки…

— Однако инквизиторы, услышав ваши речи, обвинили бы в ереси и вас, — заметила Соня.

Командор заметно смутился.

— Мне всегда приходилось наказывать самого себя за вольнодумство.

Соня подумала, что Арно де Мулен попал в рыцари ордена скорее по недоразумению. Он имел от природы пытливый ум ученого и страстность отнюдь не монаше—скую. Но судьба распорядилась так, как распорядилась, и кто знает, куда бы завела его пытливость вкупе с такой страстностью.

— Вот если бы вы согласились преподавать мне кое‑какие навыки владения оружием, — осторожно проговорила она.

Сказать, что старый рыцарь просто изумился, значит, ничего не сказать. Он остолбенел. Соня, увы, ожидала от него именно такого отношения и потому с сожалением наблюдала, как вдруг замкнулось и стало отчужденным лицо де Мулена. Он еще некоторое время молчал, переваривая ее слова.

— Вы хотите владеть оружием? Но зачем? С вашей красотой. Вы вполне владеете шпагой — достаточно, чтобы остановить среднего фехтовальщика. А в чем‑то более серьезном… Достаточно вашему сиятельству высказать вслух желание иметь при себе защитника, как он тут же объявится.

Опять все сначала! Замкнутый круг. Мужчины в большинстве своем отказывают ей в необходимости защищать саму себя, но в то же время без мужчин этому нельзя научиться. Исключение может составить мсье Жуо, которому она за уроки платила, да Жозеф Фуше, придворный из свиты короля, которому нравились воинственные женщины.

Ах нет, она назвала не всех. Был еще Григорий Потемкин, ее муж, который считал, что навыки самозащиты могут понадобиться женщине, если она станет добывать сведения для нужд отечественной политики. Соня, по его мнению, для таких дел не слишком годилась…

— Учить вас стрелять или фехтовать не стану, и не просите, но вот обороне нетрадиционной, той, в которой вам почти наверняка никто не сможет противостоять…

Она все же кое‑чему научилась: и стрелять, и худо‑бедно фехтовать… Но тогда что еще может предложить ей старый рыцарь?

— …Если бы я своими глазами не наблюдал удивительную, поражающую силу этого оружия, то и сам бы не поверил, что какие‑то там железки могут не просто защищать их обладателя от нападения врагов, но и наносить смертельные раны… Обождите меня немного, сейчас я кое‑что вам покажу…

И де Мулен ненадолго вышел, оставив Соню одну.

Вернулся он, впрочем, довольно быстро.

— Посмотрите. — Рыцарь протянул Соне какую‑то железную безделушку, похожую на звездочку. — Как вы думаете, что это такое?

— Для украшения — слишком дешевый вид, — медленно проговорила княжна, — но, может, его используют в одежде как‑нибудь… например, пришивают к поясу или этим укрепляют каблук…

Командор с веселым удивлением посмотрел на нее:

— Браво, если вы расположите эти «звездочки» на поясе, никто ничего не заподозрит.

— А что может быть в них подозрительного?

— Знатоки не ошибутся, распознав в них очень опасное оружие.

— Опасное? — расхохоталась Соня. — Вы хотите сказать, что им можно расцарапать лицо соперницы, чтобы не портить для этого собственные ногти?

Старый рыцарь тоже улыбнулся:

— Вы правы, нужно было вам все сразу объяснить, а не загадывать загадки. Или показать. Вот, смотрите.

Он взмахнул рукой, и из нее, точно серебристые шмели, вылетели «звездочки» и глубоко впились в деревянную панель противоположной стены.

— Что будет с телом человека, прими оно в себя все это железо, вы можете только догадываться.

— Они могут нанести серьезные раны. Жан говорил, где‑то в Америке есть такие хищные рыбы, что могут рвать на куски тело всякого живого существа, пока оно не истечет кровью.

— У вас слишком живое воображение, мадемуазель Софи, — улыбнулся де Мулен, — но это оружие способно скорее отвлечь нападающего на вас злодея… Смертельно оно лишь в руке настоящего бойца, который знает точно, в какое место на теле человека его направить. Чтобы научиться их метать, нужна немалая сноровка.

— Иными словами, вы отказываете мне в праве защищаться более серьезным оружием, а предлагаете какие‑то «звездочки». — Соня обиженно надула губы.

— Зато Жюстен может научить вас защищаться и вовсе без оружия, — мечтательно произнес старый рыцарь. — К сожалению, мне таким искусством овладеть не удалось — все как‑то не было времени… Нет, буду с вами честен: я не стал просить его, чтобы он своему умению научил и меня… Мне казалось, что рыцарь без оружия не должен даже выходить из дома. Защита без оружия — скорее удел простых людей… Возьмите скандинавов. С древних времен их племена были очень воинственны. Если монголы сажали на коня крохотного ребенка, чтобы он с детства привыкал ездить верхом, то северные народы с малых лет давали сыновьям в руки меч… Словом, может, я и глуп, но науке самозащиты не стал учиться… Но если к нему в ученицы попроситесь вы и окажетесь к учению способны, то сможете отбиться даже от хорошо вооруженного мужчины.