— Правда говорят, будто Хуч не оставляет никого из пассажиров в живых? — спросил де Мулен.

— Это так и есть, — тяжело вздохнула Соня. — Я сама не знаю, почему старший помощник капитана спрятал нас, когда появились пираты. Он буквально впихнул всех троих в некую маленькую каморку на носу судна, которую трудно было бы найти человеку постороннему. У нее не было даже двери, а лишь пара дощечек, которые отодвигались в сторону, образуя узкий лаз.

— Погодите, почему троих? — сказал де Мулен. — Вы говорили, что было четверо.

— К тому времени слуга Жана Шастейля, моего товарища, был уже мертв: матросы убили его, когда он бросился на выручку своему господину.

— Смерть, достойная уважения, — сказал старый рыцарь, и Жюстен согласно кивнул его словам. — Но то, что вас спрятали, и в самом деле странно.

— Может, Юбер — старпом судна — думал, что ему удастся избежать гибели от рук пиратов? Потому что в эту каморку к нам он сунул некий кованый сундучок, доверху набитый золотыми монетами. Якобы судовую кассу. К сожалению, это вместилище моряцкого богатства отправилось на дно вместе с кораблем.

— А вам удалось из вашей каморки выбраться?

— Мы, конечно, подождали, пока не стихли голоса. Кто‑то из пиратов предложил расстрелять уже раненое судно, но вожак запретил тратить зря боеприпасы. Само потонет, сказал он, потому мы вынуждены были торопиться… Едва вспомню, с каким трудом нам удалось вылезти, — поежилась Соня, — как опять меня мороз пробирает. Надо сказать, к тому времени судно уже как следует осело на корму, и даже мне, человеку в морском деле невежественному, стало ясно, что бригантине продержаться на плаву оставалось недолго…

— Раз вы здесь и разговариваете с нами, значит, вы успели.

— Вот только без денег и без вещей…

— Ну, дорогая Софи, то, о чем вы говорите, человек создает своим трудом или приобретает у другого человека. И пока вы живы, есть надежда и то и другое приобрести. Так возблагодарите Господа за свое чудесное спасение.

— Благодарю тебя, Господи! — Соня перекрестилась и замерла, не донеся руки до левой стороны груди.

— Так вы православная, — проговорил Арно де Мулен, и в голосе его прозвучало разочарование.

— Хозяин! — опять окликнул его Жюстен, и рыцарь смутился.

— Но разве вы не знаете, что православие — главная религия России? Я ничего не скрыла от вас, — сказала Соня с обидой.

Случившееся выглядело так, будто она обманом вошла в этот дом, представившись католичкой.

— Простите меня, дитя мое!

Время от времени де Мулен продолжал называть ее так, но теперь Софья уже не протестовала. Он старше ее лет на сорок и вполне мог быть ей не только отцом, но даже и дедом…

— …То, что вы приняли за разочарование, всего лишь беспокойство за вас. Если вы собираетесь жить в Испании, а тем более купили здесь дом, то должны знать: все, кто не католик, враги испанской церкви. Причем церковники весьма агрессивны, они до сих пор сжигают людей на кострах, возвращая из прошлого самые мрачные времена Средневековья.

Соне стало не по себе.

— Но здесь у вас места тихие? — проговорила она почти без вопроса.

— Мили три к западу от нас располагается город Таррагона, — пояснил де Мулен, — и оттуда к нам порой наведываются гости, но в остальном вы правы, мой дом стоит в стороне от дорог мирских. Порой я думаю, что это благо.

— Конечно, благо, — горячо откликнулась Соня. — У вас так тихо…

— Тем дороже нам столь редкие гости, которые могут чувствовать себя в этом доме вне опасности.

Она потихоньку перевела дух, ибо уже успела нарисовать мысленную картинку, как в дверь этого дома стучатся люди в черных сутанах, пришедшие за нею…

— Вы могли бы, мсье, рассказать гостье о наших путешествиях, — вроде невзначай напомнил своему рыцарю Жюстен.

— Но тогда это будет не слишком интересно одному из нас, то есть тебе, ведь и ты присутствовал во всех наших странствованиях по грешной земле…

— Вы странствовали? — удивилась Соня. — Но из вашего короткого рассказа о рыцарях Мальтийского ордена я не совсем так представляла себе их миссию.

— Вы правы. Несмотря на мое скромное положение рыцаря из милости, в ордене мне приходилось выполнять весьма деликатные поручения великого магистра. И поскольку я считался посланником удачливым, ни разу не потерпевшим поражения в своей дипломатической миссии, доверяли мне многие тайные поручения. Можно сказать, мы с моим оруженосцем обошли и объехали всю землю. За сорок лет беспорочного служения Римской католической церкви… То есть, ежели я начну повествовать вам свои похождения, это, пожалуй, займет много дней… Потому начнем с вас. Итак, какую помощь вы бы хотели получить от меня как от командора Мальтийского ордена? Может, доставить вас в Россию?

На мгновение у Сони мелькнула мысль: а что, если и в самом деле бросить все свои начинания и отправиться на родину, в город Петербург, из которого она прежде никогда не уезжала, упасть в ноги брату — пусть выдает ее замуж за кого хочет?.. Стоп! Что значит: за кого хочет? И это говорит венчанная жена! У нее уже есть муж. Так что можно было бы явиться к родне своего мужа — неужто не примут невестку…

До чего можно додуматься после долгого плавания по морю! Не иначе такие мысли ей ветром надуло.

— Для начала вполне достаточно Каталонии. Если мне удастся попасть в дом, где меня будет ждать доверенный человек, я смогу расплатиться с вами за все труды…

— Успокойтесь, Софи, никто не ждет от вас платы ни за гостеприимство, ни за любую другую потребную вам помощь. Вспомни, Жюстен, сколько паломников прославляли нас в своих молитвах, сколько вдов и сирот вспоминали нас добрым словом за оказанную им помощь и защиту. Таково было наше предназначение: помогать и защищать… Но мне по‑прежнему кажется, что это не все и вы просто не решаетесь обратиться к нам с еще одной просьбой.

— Вы правы, — поколебавшись, согласилась Соня, — потому что с пиратского корабля отплыли на лодке мы втроем, а проснулась я однажды утром все в той же лодке, причалившей к берегу, и при этом и следа моего друга и служанки не нашла.

— Может, они что‑то взяли у вас… украли, — осторожно предположил де Мулен, — и потому сбежали?

Соня улыбнулась столь нелепому, с ее точки зрения, обвинению.

— Ах, мсье рыцарь, — грустно сказала она, — что могло остаться у нас ценного после того, как наши вещи и драгоценности присвоили себе моряки, нечистые на руку? Разве что несколько монет, которые я прихватила из сундучка, стоявшего на моем пути к лодке. Но потом, видите ли, они стали мешать мне… спрятанные за корсажем, я отдала их Жану. Когда он и Мари пропали, в лодке остался нетронутый запас еды, а лодка плескалась у берега непривязанная.

— И в самом деле, странное происшествие, — согласился де Мулен. — Жюстен, ты, случайно, не знаешь, что за судно стоит сейчас у причала?

— Сегодня утром я смотрел на него с башни в подзорную трубу. Это «Эфенди». Судно из Турции. Купец. Везет пряности куда‑то на Запад. К нам зашли, чтобы заправиться водой и прикупить рыбы. Наши рыбаки говорят, хорошо платят. Некоторым предлагали работу в качестве матросов. Обещали большие деньги. Но наших рыбаков деньгами не сманишь. У всех семьи. Или какая‑никакая земля. У них вроде что‑то случилось в дороге, то ли болезнь какая‑то…

— Уж не чума ли? — встревожился Арно де Мулен.

— Рыбаки тоже поначалу боялись, но капитан поклялся своим Аллахом, что ничего такого не было… Попробуй разбери этих нехристей. На Коране ли он клялся, или на какой другой книге…

— Я узнаю обо всем последним, — строго сказал командор и осуждающе взглянул на своего помощника: — Разве я не говорил тебе, что все мало‑мальски значительные события должны быть мне известны? Одним словом, я должен немедленно осмотреть это судно… Они, случаем, не собираются отплыть прямо сейчас?

— Нет, не должны. У них в трюме, говорят, небольшая пробоина, которую старик Хуан с сыновьями подрядился заделать.

— Очень хорошо. А пойдет с нами… моя любимая наложница.

— Хозяин! — вскричал Жюстен. На этот раз в его голосе прозвучал ужас.

— Ты хочешь сказать, что нехристи знают, кто я такой?

На лице Жюстена проступило явное облегчение, как если бы он понял, что задумал его господин.

— Возможно, им сказал кто‑то из рыбаков.

— Об этом я не подумал… А что, если ко мне в гости приехала любимая племянница?

— В этом нет ничего странного. У рыцарей тоже могут быть родственники.

— Вот только найти бы нам чадру, — произнес де Мулен мечтательно. — Или паранджу.

— Паранджу? Вы имеете в виду, что ваша племянница приехала с Востока?

— А почему у меня не может быть племянницы на Востоке?

— Тогда это будет значить, что кто‑то из ваших близких либо женился на неверной, либо девушку из вашего дома выдали замуж за поборника ислама.

Соня слушала разговор мужчин и ничего не понимала. Какие‑то странные слова они произносили. Казалось, что она их где‑то слышала, но где, не могла вспомнить.

— Я думаю, что паранджа отыщется, — проговорил Жюстен, и старый рыцарь взглянул на него с одобрением.

— Друг мой, обычно я не вмешиваюсь в твои дела и не задаю тебе напрасных вопросов, но твоя расторопность приводит меня в восторг. Может, ты сам и недоволен собственной судьбой, которая тебе, дворянину, не дала подняться над другими, добиться чего‑то большего, чем быть слугой у какого‑то там рыцаря из милости.

— Хозяин! Мсье Арно! Как вы можете думать, будто я хоть на минутку пожалел о своей судьбе?! И все благодаря вам. Мы оба прожили жизнь достойную, и нам обоим не о чем жалеть.

— Согласись, время от времени Господь являет нам свою милость, не давая и в старости обрасти мхом. Я предчувствую, что в самом ближайшем будущем нас с тобой ждут некие приключения.