Он молчал. Подождав немного, она заговорила снова.

– Ну, что ж, уедете вы завтра? Он спокойно ответил:

– Я не вижу оснований, почему я, ваш муж, должен потакать вашим безумствам. Вы хотите бросить меня, но причина, которую вы приводите для объяснения своего поступка, такова, что на основании ее в нашей стране следовало бы разрушать две трети браков. Ваша собственная семья поможет мне спасти вас от гибели, к которой вы стремитесь.

– Что же вы хотите сделать? – спросила она подавленным голосом.

– Я должен буду признать, что моя жена сумасшедшая, и взять над вами опеку, пока вы снова не сделаетесь благоразумнее.

Сильвия сидела несколько минут молча, с удивлением глядя на него.

– Вы хотите остаться здесь, чтобы преследовать меня изо дня в день в этом единственном убежище, которое еще осталось у меня. Ну, хорошо, в таком случае я перестану считаться с вами. Я должна заняться тут одним делом. Но мне кажется, что, как только я приступлю к нему, вы сами захотите быть подальше отсюда.

– Что вы хотите сказать? – спросил он, бросая на нее такой взгляд, как будто она и в самом деле была сумасшедшая.

– Видите ли, моя сестра Селеста собирается выйти замуж. Это и была та удивительная новость, которую она хотела сообщить мне на вокзале. Я давно знаю Роджера Пейтона и знаю, какой репутацией он пользуется.

– Ну? – спросил он.

– Так вот, Дуглас, я не хочу оставлять мою сестру в таком же неведении, в каком я была сама, когда выходила замуж за вас. Я расскажу ей всю правду об Илэн, я скажу ей все, что ей нужно знать. Разумеется, возникнет спор со стариками, и в конце концов вся семья примется обсуждать это дело. Я уверена, что вы не захотите оставаться здесь при таких обстоятельствах.

– А могу я узнать, когда начнутся эти дебаты? – осведомился он с глубокой горечью в голосе.

– Сейчас же, – ответила она. – Я только ждала, чтоб вы уехали.

Он не произнес больше ни слова. Но она поняла по выражению его лица, что достигла своей цели. Он повернулся и вышел из комнаты. Это были последние слова, которыми они обменялись друг с другом. Затем они простились уже в присутствии всей семьи перед самым его отъездом.

Роджер Пейтон был сын и наследник одной из стариннейших семей в Кассельменском округе. Сильвия упоминала эту фамилию, когда рассказывала мне про пожар их великолепного дворца. Этот пожар произошел несколько лет назад. Соседи сбежались, чтоб потушить пламя, и, когда это не удалось, они закружились в последнем танце в роскошной бальной зале внизу, в то время как в верхних этажах, над их головами, уже бушевал огонь. После того дворец был снова отстроен, еще великолепнее, чем прежде, и престиж семьи ничуть не уменьшился после пожара. Один из сыновей был давним поклонником Сильвии, а другой женился на одной из дочерей епископа Чайльтона. Что же касается Селесты, то она уже два года усердно охотилась за Роджером и находилась теперь на верху блаженства.

Сильвия отправилась к отцу, чтобы поговорить с ним на щекотливую тему о венерических болезнях. Бедный майор никак не думал, что ему придется когда-нибудь вести такой разговор со своей собственной дочерью. Однако присутствие под его кровлей слепого ребенка мешало ему найти подходящие слова, чтобы остановить ее.

– Но, Сильвия, – протестовал он, – какие у тебя основания подозревать в том же Роджера Пейтона?

– Основанием мне служит жизнь, которую он ведет, – вставила Сильвия. – И ты знаешь, папа, что он пользуется репутацией кутилы и гуляки. Вы знаете, что он пьет и что я отказалась однажды разговаривать с ним, потому что он был пьян, когда пригласил меня танцевать.

– Дитя мое, все мужчины, как ты знаешь, должны перебеситься в молодости.

– Папа, ты не должен пользоваться в этом разговоре своим преимуществом опытного мужчины. Я не знаю, конечно, что ты подразумеваешь под словом «перебеситься»? Поговорим откровенно. Скажи, считаешь ли ты возможным, чтобы Роджер Пейтон оставался до сих пор целомудренным?

Майор смутился. Он откашлялся и наконец сказал:

– Он выпивает, Сильвия. Но больше этого я ничего не знаю.

– Я прочла в медицинских книгах, что употребление алкоголя лишает человека силы воли. При таких условиях воздержание становится невозможным. И если это так, то ты должен согласиться, что мы имеем полное основание беспокоиться о состоянии его здоровья. Как ты думаешь, чем занимается Роджер со своими товарищами, когда они в нетрезвом виде шатаются ночью по городу? Что они делают, например, во время карнавала? А. в колледже? Ведь ты знаешь, что кузен Клайв несколько раз помогал ему выпутываться из затруднительных обстоятельств. Так спроси же Клайва, мог ли Роджер подвергнуться опасности заражения?

– Дитя мое, – ответил майор, – Клайв сочтет себя не вправе сообщать мне подобные сведения о своем приятеле.

– Даже тогда, если этот приятель собирается жениться на его кузине?

– Но таких вопросов нельзя задавать, дочь моя!

– Папа, я хорошо обдумала все и хочу предложить тебе следующее. Я вовсе не намерена входить в обсуждение того, что Клайв Чайльтон считает или не считает вправе говорить о своем товарище. Я хочу, чтобы ты сам обратился к Роджеру с этим вопросом.

Лицо майора выразило глубочайшее изумление.

– Раз он собирается жениться на твоей дочери, ты имеешь право задать ему вопрос относительно его прошлого. Я хочу, чтобы ты сказал ему, что ты узнаешь имя какого-нибудь почтенного специалиста по этим болезням, к которому он должен будет обратиться. Скажи ему, что ты дашь свое согласие на этот брак только в том случае, если он принесет тебе от врача свидетельство, удостоверяющее, что он вполне здоров.

Бедный майор совсем растерялся.

– Дитя мое, слыханное ли дело, чтобы жениху делались подобные предложения.

– Я не знаю, – ответила Сильвия, – делалось ли так раньше, но думаю, что теперь настало время для этого, и первый шаг в этом направлении должен, разумеется, сделать ты. Никто не имеет на это большего права, ибо я, твоя дочь, дорогой ценой заплатила за то, что такая предосторожность не была своевременно принята.

Сильвия была готова к тому, чтобы выдержать долгое сопротивление. Она знала, что мужчины инстинктивно боятся выносить подобные вещи на дневной свет. Даже такие добродетельные люди и образцовые отцы семейства, как майор, предпочитают не затрагивать таких вопросов. Ведь это может напугать женщин в их семье и заставить дочерей предъявлять слишком высокие требования к своим мужьям. Но Сильвия не сдала своих позиций до тех пор, пока не добилась цели и не заставила отца уступить. Она пригрозила ему, что, если он не сделает этого, она сама пойдет к Роджеру Пейтону и поговорит с ним. Да, она, Сильвия Кассельмен, дает ему слово, что сделает это.

На следующий день майор вызвал Роджера Пейтона в свою контору и долго беседовал с ним. Когда Роджер ушел, Сильвия отправилась к отцу. Он шагал по комнате с погасшей сигарой в губах. Несколько других недокуренных и сломанных сигар валялось в камине.

– Ты спросил его, папа? – сказала Сильвия.

– Да.

– Что же он сказал?

– Что сказал, дочка… – Майор с силою швырнул свою сигару в камин. – Это было в высшей степени неприятно! Чрезвычайно неприятно!

Бледное старое лицо майора покрылось багровыми пятнами.

– Расскажи мне все по порядку, папа, – мягко, но настойчиво сказала Сильвия.

– Бедный юноша… Разумеется, он не мог не почувствовать себя обиженным оттого, что я нашел нужным обратиться к нему с подобным вопросом. Такие вещи не делаются, дитя мое! Он подумал, что я считаю его много хуже других молодых людей, если нахожу нужным осведомляться о подобных вещах.

Старик замолчал и опять взволнованно зашагал по комнате.

– Что же дальше, папа? – спросила Сильвия.

– Ну, он сказал, что в таких вопросах следует полагаться на честь мужчины, которого выбираешь своим зятем. Понимаешь, дитя мое, в каком неловком положении я очутился? Ведь я не мог даже намекнуть ему, почему меня так беспокоит этот вопрос. Я боялся сказать ему что-нибудь такое, что могло бы унизить твоего мужа.

– Дальше, дальше, папа…

– Ну вот, я говорил с ним по-отечески насчет его образа жизни.

– Но задал ли ты ему определенный вопрос по поводу его здоровья?

– Нет, Сильвия.

– И он не сказал тебе ничего положительного на этот счет?

– Нет.

– Так, значит, ты не сделал того, о чем я тебя просила?

– Нет, сделал. Я сказал ему, что он должен пойти к доктору.

– Ты ясно дал ему понять, что ты хочешь получить от него?..

– Да… я уверен, что да.

– И что же он ответил?

Сильвия подошла к отцу и, взяв его за руку, усадила рядом с собой на диван.

– Папа, давай говорить серьезно. Ты должен все рассказать мне.

Майор вздохнул, зажег новую сигару и до тех пор вертел ее между пальцами, пока не разломал. Он бросил ее и проговорил:

– Юноши неохотно откровенничают со стариками. Они не станут рассказывать нам ничего. Ты можешь мне поверить…

– Но что же он все-таки сказал, папа?

– Видишь ли, он не знал, что сказать. В сущности, он ничего не сказал.

Бедный майор окончательно запутался и умолк. Сильвия в упор смотрела на него.

– Говоря откровенно, папа, – сказала она через минуту, – ты думаешь, что у него есть, что скрывать, и что он не сможет представить тебе тех доказательств, о которых я говорила?

Майор продолжал молчать.

– Ты боишься, что дело обстоит именно так, и стараешься уверить себя в обратном.

И так как он продолжал хранить молчание, она прошептала:

– Бедная Селеста!

Несколько минут они оба молчали, потом Сильвия положила ему руки на плечи и, заглянув в глаза, проговорила.

– Папа, неужели ты не понимаешь, что Селесте давно уже надо было сказать об этом?

– К чему бы это привело? – в изумлении спросил он.