— Больше он ничего не получит.

— Правильно, не получит. А те деньги, которые он уже получил, — полагаю, это были ваши деньги?

Он кивнул.

— Я возмещу их вам.

— Мне не нужны ваши деньги!

— Я настаиваю. Я не хочу быть обязанной вам, Чарльз, — ни вам, ни кому-либо другому — тем более за двадцать тысяч фунтов. А сейчас, если не возражаете, мне нужно заняться делами. Я буду вам очень благодарна, если вы позволите мне уехать без всякого шума. Мне не хотелось бы огорчать леди Осборн.

— И вы отказываетесь рассматривать мое предложение?

— А вы как думаете?! — горячо воскликнула она. — Простите, но вам лучше уйти. Видимо, мы не сможем договориться.

— Черт возьми, Мария! Не уезжайте! Поверьте, я не привык просить, и если…

— Не угрожайте мне, Чарльз!

— Я не угрожаю, — с побелевшими от гнева губами прошипел он. — К черту все! Я найду кого-нибудь посговорчивее, чтобы сделать предложение. Найду себе женщину, которая…

— Я уверена, это не составит для вас труда.

Лицо Чарльза стало замкнутым, глаза пустыми, и она не могла по ним понять, что он чувствует. Он произнес всего четыре слова:

— Думаю, вы сказали достаточно, — затем повернулся и вышел.

Охваченная гневом и горьким раскаянием, Мария чуть не бросилась ему вслед, но к горлу подступил комок слез. «Я хочу быть вашей женой, конечно, хочу!» С поникшей головой она старалась убедить себя, что он ей не нужен: «Не допускай его к себе. Он будет доставлять тебе боль и страдание — снова и снова».

Настал час уезжать. Попрощавшись с леди Осборн, Мария уселась рядом с Руби в сияющий свежим лаком экипаж и в последний раз взглянула на провожающего ее Чарльза. Он был таким красивым, с ореолом, образованным лучами солнца вокруг головы, и вместе с тем таким холодным и строгим. Она хотела выразить сожаление о ссоре, но опять вспомнила о той женщине и их нежных улыбках, и гордость сковала ей уста.

Мария была бы удивлена, если бы узнала, что, когда Чарльз, пропуская ее экипаж, отошел в сторону, несмотря на его невозмутимый вид, в нем все оборвалось, потому что он уже не представлял без нее своей жизни.

Как только карета выехала за кованые ворота, все чувства, которые Марии приходилось скрывать, вырвались наружу, и она зарыдала. Сердце ее разрывалось от острого ощущения беспомощности, от боли расставания. Еще недавно она была обручена с одним человеком, но отказала ему — и полюбила Чарльза Осборна. Она сердилась не только на себя за то, что позволила себе влюбиться, но и на него. Ведь он потакал ей, провоцировал ее на любовь, особенно в тот раз, накануне дуэли, когда она оказалась в таком рискованном положении. И противоречивые чувства и мысли боролись в ее душе.

Думал ли он о ней, обнимая ту женщину? Ее терзали невыносимая боль и ревность, непонятное и мучительное влечение к этому человеку.

Чарльз вернулся в дом мрачнее тучи. Он твердил себе, что Мария непременно вернется. Но ему не давала покоя мысль, что она сбежала от него, а он так и не знает причину.

Первым побуждением было кинуться ей вслед, потребовать объяснений, но, поразмыслив, он решил некоторое время выждать, а затем последовать за нею в Грейвли — пусть все обдумает в спокойной обстановке. С другой стороны, он понял, что его предложение было далеко не романтичным, как этого ожидают девушки, и что это нужно будет исправить.

Утром следующего за отъездом Марии дня на Гросвенор-сквер около особняка Осборнов остановился другой экипаж. Из него вышла младшая дочь леди Осборн с двумя шумными детьми. Она озабоченно посмотрела на своего старшего брата, вышедшего ее встретить.

Он нежно поцеловал ее в щеку.

— Доброе утро, Джорджина. О том, что было вчера, маме — ни слова. — Он взял ее под руку и повел в дом следом за весело подпрыгивающими детьми. — Не хочу ее волновать.

Джорджина заговорщицки улыбнулась:

— Я и не думала говорить. Кстати, как твоя рука? Надеюсь, не очень болит.

— Задета только мякоть, так что скоро заживет. Бывало и хуже.

— Не сомневаюсь, но, Чарльз, обещай, что участие в дуэлях не станет для тебя привычкой. Моя нервная система этого не выдержит. Я не одобряю способ взрослых мужчин улаживать свои ссоры подобным образом.

— А тебе, Джорджина, не следовало туда приезжать. Когда я попросил твоего мужа быть моим секундантом, мне и в голову не приходило, что он возьмет тебя с собой. Он должен был сообразить, что респектабельной леди не место на дуэли.

— Майкл не смог меня задержать. Он пытался, но я настояла на своем. Я непременно хотела там присутствовать. Но поединок не был честным, не так ли? Ведь полковник Уинстон выстрелил до сигнала. В следующий раз выбирай шпагу. Для этого требуется только точный глаз и твердая рука, а у тебя все это есть. А теперь забудем про эту злосчастную дуэль. Представь меня леди, за честь которой ты сражался. Мне не терпится с ней познакомиться.

— Но я не смогу познакомить вас.

— Вот как? Почему же?

— Она уехала в Суссекс — собственно, вчера утром.

Джорджина остановилась и недоверчиво посмотрела на брата — ей не понравилось, как он выглядит: тени под глазами, более резкие складки возле губ; даже тон его был непривычно сдержанным. Казалось, он неделю не спал.

— Мне очень жаль, Чарльз, — сочувственно сказала она. — Это произошло неожиданно?

— Совершенно неожиданно.

— Она объяснила, почему?

— Нет.

— Но… Как странно! Я думала… Он кинул на нее острый взгляд:

— Что же ты думала, Джорджина?

— Судя по тому вниманию, которое ты ей уделял, я решила, что наконец-то ты нашел женщину, с которой можешь остепениться. Теперь я вижу, что ошибалась.

Он вздохнул:

— Нет, ты не ошиблась. Я просил Марию стать моей женой.

— Правда? — Глаза Джорджины радостно вспыхнули. — И что же?

— Она мне отказала.

— О! — разочарованно простонала его сестра.

— Она подумала, что я делаю ей предложение из жалости и чувства ответственности, а не потому, что люблю ее.

— А ты ее действительно любишь, Чарльз? Ведь ты мог погибнуть из-за нее. Я слышал, как ты о ней отзывался. Она именно такая женщина, какая тебе нужна. И ты ее упустил!

— Джорджина, я полный дурак, — с тяжелым сердцем признался он.

— Так поезжай за ней!

— Нет, не поеду.

— Но почему?

— Потому что она меня бросила. Что я должен делать?

— То, что потребуется! — убежденно заявили она. — Все, что угодно, только не теряй ее из-за своей несносной гордости! Господи, как с тобой тяжело!

Глава 9

На юге Англии, между грядами известковых холмов Норт-Дауне и Саут-Даунс, склоны которых в древние времена сплошь покрывали девственные леса, а теперь дали приют очаровательным деревенькам, на небольшой равнине Суссекс-Вилд уютно расположился Грейвли-Мэнор — не очень большой, но изящный и красивый особняк поместья.

Карета въехала на узкий деревянный мост, переброшенный через широкую медленную реку, и глазам Марии открылся вид на дом. Она жадно вглядывалась в него, подмечая малейшие подробности. Дом окружали густые заросли кустарника, по стенам, почти скрывая их, тянулись вверх плети жимолости. Мало что изменилось вокруг, и все радовало глаз. Вон высокие каштаны, роскошные кроны которых в начале лета украшают розово-белые султанчики цветов, а сейчас усеяны готовыми упасть атласно-коричневыми плодами.

Мария вздохнула и грустно улыбнулась. Время было добрым к ее старому дому, но не пощадило ее — она не могла отделаться от предчувствия, что будет здесь чужой.

Ее встретили и тепло приветствовали супруги Томас, очень милая пара средних лет. Они заверили ее, что она найдет дом в полном порядке, что, следуя ее инструкциям, они наняли еще несколько слуг. Поблагодарив их и предоставив Руби заниматься разборкой багажа, Мария медленно побрела по комнатам, где вся мебель стояла на тех же местах, где была перед ее отъездом.

Подобно многим аристократам, разбогатевшим в индийских колониях, ее отец вложил солидные средства в свое загородное поместье и обставил мебелью, украсил картинами и миниатюрами, отражающими его пристрастие к индийской культуре, но теперь, когда отца не было в живых, все эти вещи потеряли для Марии свою привлекательность.

Грустно озираясь вокруг, она присела на краешек стула. Ей слышался радостный голос отца, виделись знакомые с детства лица. Она была счастлива здесь с отцом, но от прежнего веселья и радости ничего не осталось. Очарование дома и все, кого она любила, ушли навсегда, как и Чарльз.

О, Чарльз! Она тосковала по его сильным рукам, обнимающим ее, о нежных и страстных поцелуях, какие мужчина дарит любимой женщине. У него была любимая женщина, но не Мария, и она должна найти в себе силы, чтобы примириться с этим.

Прошло две недели со дня дуэли, две недели с тех пор, как Мария уехала из дома Чарльза. Все это время Чарльз пребывал в страшном раздражении, раскаянии и тоскливом одиночестве.

Закончив отчет о своей поездке во Францию, он стал равнодушным посетителем бесконечных светских раутов и балов. Но нигде он не мог найти покоя, ничто не могло отвлечь его от мрачных дум.

Вскоре после отъезда Марии он заглянул в ее комнату, бережно поглаживая вещи, которых касалась она. На туалетном столике он нашел забытый на стеклянном подносе изящный носовой платочек. Он поднес его к лицу, вдыхая тонкий аромат ее духов. Ему захотелось взять его себе — как драгоценное напоминание об ангеле с черными волосами и смеющимися зелеными глазами.

Судорожно сжав в руке этот клочок батиста, он почувствовал острую боль в сердце. Горькая ярость вспыхнула в нем при воспоминании о небрежном отказе Марии от его предложения. Бросив платок на пол, он стиснул руку в кулак и, подавив желание что-нибудь разбить, круто повернулся и выбежал вон.