— Вы не обязаны на мне жениться. Да я и не хочу быть вашей женой. После истории с Генри я не готова связать свою жизнь с любым другим человеком в ближайшем будущем. Собственно говоря, когда я вспоминаю ту сцену в его доме, у меня не возникает желания вступать в какие-либо отношения с любым мужчиной.

— Мария, вы одиноки и очень богаты, следовательно, являетесь соблазнительной жертвой для охотников за состоянием.

— Пожалуй. А вы сами? Разве вас нельзя обвинить в том, что вы — один из подобных охотников?

— Я располагаю собственным состоянием, и весьма крупным, так что не нуждаюсь в вашем наследстве, — ничуть не оскорбленный, спокойно возразил он.

Проведя несколько дней в его роскошном доме на Гросвенор-сквер и посетив Найгет в Кенте, Мария знала, что это действительно так. Кроме того, ей было известно, что в военных и правительственных кругах он славится своей храбростью, неподкупной честностью, волевым характером и безупречной справедливостью. Он был холостяком с огромным состоянием, то есть завидным женихом, но до сих пор ни одной юной леди не удалось угодить его вкусу. И она никак не могла понять, почему он удостоил ее такой чести.

— Вы делаете мне предложение из-за меня? Он пожал плечами.

— Должен же я когда-нибудь жениться — матушка все время мне это твердит.

Марию охватила невероятная досада и негодование. Он говорил так, как будто от нее ничего не зависело.

— Почему? Потому что мужчина вашего положения должен жениться и произвести на свет наследника? Я не настолько наивна, чтобы поверить, чти вы хотите жениться на мне из-за того, что неожиданно меня полюбили.

— Вы не можете не знать, что я питаю к вам глубокое уважение, а также страстное желание и симпатию.

— Желание и привязанность — все это очень хорошо, Чарльз, но одного этого мало, чтобы вызвать внезапное желание стать моим мужем.

— Вы желаете получить мое официальное предложение? Чтобы я сделал его, преклонив перед вами колени? — требовательно спросил он, возмущенный ее упрямством и даже враждебностью.

— В этом нет необходимости, — отрезала она.

— Вот как? И что же вы скажете, Мария? Вы принимаете мое предложение?

Лицо ее сохраняло холодное выражение.

— Вы ни слова не сказали о любви, Чарльз.

Она ждала, ища в его бесстрастном лице хоть какие-то признаки чувств. Но он только удивленно поднял брови.

— А должен?

— Нет, если этого чувства нет.

— У кого?

— Полагаю, у каждого из нас.

Чарльзу не приходилось любить женщин, если не говорить о плотской любви, и, обладая холодным и рассудительным нравом, он и не рассчитывал когда-либо испытать чувство, которое называют настоящей любовью.

— Я буду вам хорошим мужем. Я умею защитить все, что принадлежит мне. Даю слово, никто не посмеет обидеть вас или причинить вам боль.

У Марии больно сжалось сердце: видимо, точно так же сухо и серьезно он заключает свои деловые соглашения и не может, да и не хочет, чтобы его воспринимали как глупого мечтателя и романтика.

— Нет, Чарльз, я не принимаю ваше предложение.

— Господи, Мария! — воскликнул он в полном отчаянии, потому что не привык умолять. Умом и сердцем он понимал, что эта женщина будет ему самой подходящей женой и что ничто не мешает ей выйти за него замуж. — Я думаю только о возможности заботиться о вас, оберегать вас от любых бед и тревог. Хочу, чтобы вы забыли о Генри Уинстоне, потому что со мной — в качестве моей жены — вы будете в полной безопасности. И не надо так на меня смотреть! Вы держитесь так, будто я вас оскорбил, а не сделал честное и благородное предложение выйти за меня замуж. Это самое разумное решение, — убеждал он, не в силах поверить, что все его планы рушатся, и, испытывая соблазн прибегнуть к более убедительному способу — схватить ее в объятия и приблизить победу.

Мария по его лицу видела, что он решил, во что бы то ни стало добиться своего, — она сразу разгадала это выражение.

— Разумное?! — возмущенно вспыхнула Мария. — Как! Вы… вы — самоуверенный властолюбец! — Глаза ее метали стрелы. — Как вы не понимаете, что я не хочу быть разумной! Я всю жизнь была разумной, позволяла другим руководить каждым моим шагом, но больше этому не бывать!

Чарльз отвернулся, облокотился на камин и положил голову на сложенные руки.

— Что случилось, Мария? — глухо спросил он. — Почему вы так ополчились на меня? Неужели вы не видите, что я не враг вам? Я хочу только одного — помочь вам.

Мария отошла подальше. Она больше не хотела его слушать, потому что ее слабое женское сердце тянулось к нему, умоляло ее уступить, сдаться, прижаться к его сильному телу. Он устало уронил руки и выпрямился во весь свой рост. Сердце ее сжалось от боли. Она любила его больше жизни и понимала, что видит его в последний раз.

Чарльз повернулся и с иронией посмотрел на нее, догадываясь, что по неизвестной ему причине она играет какую-то роль, — он верил, что ему еще предстоит за этим спокойным лицом и невозмутимыми речами найти настоящую, горячую и страстную Марию, только он потерял ключ к ней. Что могло случиться, если вместо неотразимо обаятельной девушки перед ним появилась эта вежливая и настороженная кукла, которая не дает к себе приблизиться и под предлогом тоски по дому желает избежать общения с ним?

— Выходит, Мария, я настолько непривлекательный жених, что вы предпочитаете поискать другого?

Он говорил так холодно, что она гордо вскинула голову:

— Женщина имеет право поступать так, как она желает, и в данном случае я именно это и делаю.

Чарльз с вызовом смотрел на нее.

— Вы ясно дали понять, даже слишком ясно. И вы совершенно правы. Это ваша привилегия и ваше право решать, за кого вы выйдете замуж, а за кого — нет. — Даже в этот момент он был восхищен тем, как солнечный свет запутался в ее локонах, сияющим облаком окружающих ее головку.

— Рада, что вы это понимаете, — сверкнув глазами, отрезала Мария.

Чарльз ровным счетом ничего не понимал, но, если она хочет ехать домой, он не станет ей мешать. Он оберегал ее с того самого дня, когда она покинула замок. И теперь готов был предоставить ей полную свободу действий, потому что предпочитал, чтобы эта женщина сама к нему пришла, без принуждения.

— Итак, как же вы будете жить?

— Вы говорите так, как будто от меня ничего не зависит. Вы тогда правильно сказали Генри о том, что у меня есть свои желания и своя воля. Впервые за всю жизнь я ни от кого не буду зависеть, и это чувство независимости начинает мне нравиться.

— Понятно, — холодно сказал он. — Поймите, Мария, я только пытаюсь защитить вас.

Воинственно выпрямившись, Мария ледяным тоном заявила:

— Защитить? Только поэтому вы и пришли просить меня стать вашей женой? Или для этого есть другие причины — может, вам меня жалко? Вы действительно считаете, что мне настолько не терпится выйти замуж, что я соглашусь на такое предложение? — Гордость заставила ее прямо встретить его жесткий взгляд. — Нет, Чарльз, не надейтесь. Я пойду своим путем. Мне никто не нужен, и уж тем более муж, который готов жениться на мне по единственной причине — защитить меня от Генри.

— Я говорил о другой защите — о защите, которую муж предоставляет своей жене. Со стороны Уинстона вам уже больше ничто не грозит.

Мария пораженно воззрилась на него: он говорил так уверенно. В ней зародилось какое-то подозрение, и она медленно подошла ближе.

— Вы это точно знаете, Чарльз? Почему?

— Потому что он возвращается в Индию.

— В Индию? Но… это так неожиданно и странно. Генри не может вернуться в Индию. Ведь его выгнали с позором. И у него нет денег — мне казалось, он рассчитывал поправить свое положение, женившись на мне… — Вдруг она замерла и посмотрела на него жестким взглядом. — Чарльз, что вы сделали?

— Почему я должен был что-то сделать?

— Не знаю, но я так думаю. Чарльз, вы дали ему денег? Да? — Он хотел отвернуться, но Мария схватила его за руку. — Говорите! — Он молчал. Тогда она выпустила его руку и отшатнулась, гневно глядя на него. — Если вы не скажете сами, я спрошу у Генри. Вы дали ему денег, да?

— Да.

Мария будто в камень обратилась, осмысливая его признание.

— Я так и знала… Скажите, какую сумму вы дали ему, чтобы он оставил меня в покое?

— Двадцать тысяч фунтов.

Снова последовало глубокое молчание, исполненное такой враждебной решимости этих двух людей, не отрывающих взглядов друг от друга, что ни один не собирался отступать.

— Не может этого быть! — наконец взорвалась Мария, стиснув кулачки. — Как вы посмели это сделать? Как вы посмели, Чарльз?

— Стоит ли из-за этого впадать в такое раздражение?

— Раздражение?! — Повернувшись на каблуках, она отбежала от него. — А вам не приходило в голову, что я могу возражать против этого? — Она вонзила в него яростный взгляд. — Как вы могли это сделать? Вы не имели права!

— Довольно, Мария! — выпалил он, направляясь к ней. — Я дал ему денег, чтобы избавиться от него. А поскольку он человек без совести и чести, то он и не подумал отказаться! Теперь он возвратится в Индию и проведет оставшуюся жизнь, предаваясь своим грязным страстям.

— Я предпочла бы по-своему разрешить свои отношения с Генри. Неужели вы думали, что я смогу одобрить такой поступок? И дать ему двадцать тысяч фунтов! Это переходит все границы!

Чарльзу и самому претила идея заплатить Уинстону, чтобы он оставил Марию и молчал о дуэли: если бы о ней стало известно, это всколыхнуло бы весь Лондон. А он не хотел расстраивать мать.

— Если бы он остался в Лондоне, от него нужно было бы ждать любых неприятностей.

— А когда он истратит эти двадцать тысяч — и наверняка долго ждать не придется — что тогда? Он вернется за новой подачкой?