Все то время, что она провела за обедом, Китти наблюдала за Камиллом. Ее неприятно поразила его неестественность. Веселость кузена казалась наигранной, скрывающей ощущение внутреннего беспокойства, надвигающейся беды. Она решила побеседовать с ним тет-а-тет в течение вечера. Подозрение, что он прибыл в Лондон с единственной целью – найти богатую невесту, все больше завладевало ей. Она сама не знала, кого ей винить – себя ли – за неосторожное знакомство с Оливией Броти, или кузена – за меркантильность, из-за которой он ухаживал за леди Марией, когда сердце его целиком принадлежало Оливии.

Вступив в зал Оперы, где она еще ни разу не была, Китти была потрясена. Роскошь, хрустальные канделябры и люстры, тысячи свечей в огромном зале! Над просторным партером нависало четыре яруса лож, задрапированных бордовым бархатом, окаймленным золотой бахромой. Сцена, на которой уже начинался маскарад, занимала часть зала: роскошные декорации изображали таинственный мир арабских сказок, так что английские деревенские танцы, венские вальсы, французская кадриль и котильон разворачивались на фоне силуэтов восточного города. Хотя до полуночи еще было далеко, здание уже было переполнено, и можно было видеть самые различные костюмы – от простого домино до роскошного камзола времен Тюдоров. Почти на всех были маски, но некоторые смелые дамы и джентльмены обходились без них и вели себя, как казалось воспитанной в деревне Китти, с отталкивающей развязностью.

Том Скортон, готовый изливать свое красноречие на любого, кто только пожелал бы его слушать, увлек свою матушку, сестер и гостей в ложу, чтобы похвастаться, как ловко он сумел ее купить. Однако радоваться особо не стоило, потому что обитатели ложи были открыты для жадных взоров ловеласов, которые в непринужденной атмосфере маскарада вели себя с легкой настырностью, навязывались с любезностями. Никто из дочерей миссис Скортон этим обстоятельством не был смущен. Элиза же зашла так далеко, что обменивалась репликами с щеголеватым незнакомцем, выряженным Карлом I; Сьюзанн же согласилась на танец с каким-то вертлявым арлекином. Шевалье вскоре увел Оливию из ложи; Китти осталась, а потом вынуждена была пойти с Томом и протанцевать с ним несколько котильонов. Когда они вернулись в ложу, то обнаружили, что там никого нет. Том радостно сказал, что, вероятно, матушка пошла в фойе, чтобы чем-нибудь там освежиться. Китти вовсе не нравилось находиться с Томом наедине, и вообще она уже тяготилась шумным сборищем, все больше жалея, что приняла приглашение миссис Скортон. По счастью, вскоре к ним присоединились Сьюзанн и мистер Мэлхэм, и Китти постаралась сделать все от нее зависящее, чтобы не портить своим унынием общее веселье.

Под покровительством Фредди и Джека она, вероятно, сумела бы насладиться этим ярким празднеством; с ними ей было бы весело наблюдать из ложи нарядную, находящуюся в постоянном движении толпу, и она была бы уверена, что ни один нахал не станет к ней приставать. Как ни была Китти наивна, она поняла, что посещать маскарады девушкам ее круга не следует. Теперь ей стало понятно, что Фредди был совершенно прав, говоря, что общение с родственниками Оливии может привести к неприятностям. Она получила хороший урок. По своей мягкосердечности она не жалела о том, подружилась с Оливией, но весьма сожалела, что позволила ввести себя в общество ее родных. В первый раз она осознала справедливость предостережений Мег и была склонна думать о ней с гораздо большим уважением, чем прежде.

Через некоторое время она заметила кузена с Оливией. Китти была поражена тем, насколько они чужды были атмосфере маскарада. Из-под маски выглядывало бледное личико Оливии, а всегда улыбающиеся губы шевалье были крепко сжаты. Оливия села в кресло в глубине ложи, сославшись на жару и усталость; после минутного колебания шевалье пригласил Китти на вальс. Но когда он вывел ее на танцевальную площадку, его вид был так уныл, что этого не могла замаскировать напускная веселость. Тогда Китти сказала:

– Вы не возражаете, Камилл, если мы просто прогуляемся? Мне не хочется танцевать. Я весь вечер искала возможности побеседовать с вами. Оливия совершенно права, здесь очень жарко.

Он ответил печально:

– Как хотите! – и вывел ее из людного зала в фойе. Там они нашли два свободных кресла, поставленных рядом, и Китти приступила к расспросам.

– Скажите пожалуйста, Камилл, что случилось. Почему вы так грустны?

На минуту он уронил голову на руки и ответил, с трудом выжимая каждое слово:

– Я сумасшедший, зачем я пришел сюда? Мне нельзя поддаваться искушению. Но я не смог устоять. Сумасшествие! Я виноват!

Испуганная, Китти воскликнула:

– Боже правый, что это значит?

Он сорвал с себя маску нетерпеливым движением, провел рукой по лицу и сказал, сдерживая нервный смех:

– Мне нужно быть откровенным, моя маленькая кузина. Я хочу, чтобы вы знали правду! Я не могу получить руку этого ангела. Я – негодяй, просто негодяй, что позволил себе зайти так далеко. Я – негодяй и безумец!

– Как вы знаете, Камилл, я – наполовину француженка, – сказала Китти. – Но французский язык знаю недостаточно, чтобы все понять. Объясните, что происходит.

– Прощай, надежда! – сказал шевалье.

Китти эта фраза показалась похожей на те, что говорит мисс Фишгард в наиболее сентиментальные минуты, и она едва не рассмеялась. Поборов в себе это желание, Китти спросила:

– Почему?

Он ответил, сделав жест, означающий безнадежность положения:

– Мне дали право увидеть рай! Я недостоин этого блаженства!

– Я очень хочу, Камилл, чтобы вы выражались более ясно, – сказала Китти, уже достаточно раздраженная. – Если вы считаете, что Оливия – рай, но что она – не для вас, объясните, почему вы так говорите? Вы поссорились?

– Тысячу раз нет! – запротестовал он энергично. – Разве мог бы я поссориться с ангелом? Сама мысль об этом является святотатством.

– Все это правда, но Оливия – не ангел, а славная девушка, – заметила Китти. – Что вас удерживает от того, чтобы сделать предложение? Отсутствие приданого или опасение, что ваша семья ее не примет? Я согласна, миссис Броти – ужасная женщина, но…

– Меня не сможет принять миссис Броти! – прервал он ее.

В голове у нее мелькнуло, что кузен пьян. Она с тревогой поглядела на него и сказала:

– Слушайте, Камилл, что с вами? Возможно, вы не столь богаты, как отвратительный Генри Осфорд, но я убеждена, и Оливия мне говорила то же самое, – миссис Броти смотрит на вас благосклонно.

Он коротко рассмеялся.

– Дело не в этом, моя дорогая кузина! Она смотрит благосклонно на шевалье. Но вы-то, вы единственная должны знать, что шевалье – нет!

Теперь она была окончательно убеждена, что кузен много выпил, поэтому произнесла с тревогой:

– Камилл, мне кажется, вы не понимаете, что говорите. Нет шевалье? Но разве вы – не шевалье д'Эврон?

Он напряженно поглядел на нее и сделал безнадежный жест рукой.

– Я в ваших руках! Но вы же моя кузина! Мне казалось невозможным, чтобы вы не знали правды. Я был вам признателен за ваше молчание. Когда мистер Веструтер сказал, что вы желаете возобновить со мной знакомство, я обрадовался и испугался. Но я – игрок, это моя профессия. Невозможно отказаться от заманчивого расклада. Я пошел в дом баронессы, поставив на кон все. – Что-то похожее на улыбку появилось на его лице, и он произнес с грустью: – Буду с вами откровенен, моя дорогая кузина. Вы молчали: и я поверил что обыграл судьбу. Но какой же я фат! Вы просто не знали всей правды!

– Мой опекун никогда не говорил со мной о моей французской родословной, – сказала она. – Но у меня не возникло никаких подозрений, когда мистер Веструтер привел вас на Беркли-сквер и представил вас как шевалье д'Эврона.

– Вы не видели моих документов. Но разве вы не знали, что наша семья не имеет благородных корней? Вы просто не захотели предать меня!

– О нет, конечно! – воскликнула Китти с жаром. – Как же я могла бы сделать что-то подобное? Но почему, Камилл, вы так говорите? Ведь тот же Джек – мистер Веструтер – тоже не имеет титула, но он вращается в самых высших кругах, уверяю вас!

– О, дорогая моя, у него семейные связи, корни! Для меня же титул является недостижимым. Не стану вас обманывать: я, как это известно мистеру Веструтеру, охотник за приключениями. Я уже сказал: я в ваших руках!

Это драматическое окончание речи не произвело должного эффекта. Китти только произнесла:

– Джек знает?

– Будьте уверены! Его провести трудно! К тому же он весьма опасен. Я имел наглость влюбиться в предмет его притязаний. Он желает мне всяческих успехов с богатой вдовушкой. Но зачем мне теперь она, когда я увидел и полюбил этого ангела? Я буду любить ее всегда, хотя знаю, что она не для меня.

Он опустил голову на руки пока говорил, и не заметил состояния, в которое впала мисс Чаринг. Теперь многое, раньше непонятное, стало наконец ясным. Раскрывая и закрывая веер и невидящим взором глядя на рисунки, изображенные на развороте, Китти думала, как могло случиться, что преобладающим сейчас чувством стало отвращение?

– Джек хочет жениться на Оливии? – произнесла она медленно.

– Жениться? О нет! – ответил он. – Извините! Вы хорошо его знаете! Иначе я не стал бы вам все это говорить!

Она вспомнила слова Оливии, которые ее не раз озадачивали. Вздохнув, она сказала:

– Это ничего не значит. Я поняла ваши слова так, что Джек хочет, чтобы она стала его любовницей. А вы – любя ее так, как вы говорите – позволите этому случиться?

Он поднял голову и пылко произнес:

– Что я могу сделать? Неужели вы воображаете, что ее мать на секунду хотя бы позволит мне находиться в ее обществе, если только узнает правду? Что у меня нет ни титула, ни состояния? Что отец мой – владелец игорного заведения?

– Боже мой! – сказала Китти слабым голосом. – 0-оливия знает об этом?