Шейла О'Фланаган - Замужество Изабель

Мы расселись перед телевизором и принялись за коктейли.

– А где же твои? – спросила я.

– Отправились с визитом к сестре, – ответила Жюли. – Она насмотрелась программ по приготовлению разных блюд и решила поэкспериментировать на своих родственниках. Мы с Энди попали у нее в черный список, потому что отказались сегодня прийти. Я отговорилась твоим визитом и пообещала, что мы зайдем в другой раз. Меня просто в дрожь бросает от мысли, что там соберется вся наша разношерстная семья.

– Зато прекрасная возможность всем представить Энди, – заметила я.

– Ничего страшного, – храбро сказал он. – Я не против больших семей.

– Да и я, в сущности, – призналась Жюли. – Просто в массе Донеганы несколько утомительны.

По телевизору шла «Правдивая ложь» с Арни в главной роли. Энди заметил, что у Джеми Ли Кертис – самое совершенное тело в мире. Пока мы баловались чаем с конфетами, Арни благополучно спасал Джеми Ли, а заодно и весь свободный мир от гибели.

– Потрясающе, – сказала Жюли, когда фильм кончился. – Совершенно неправдоподобно. Я имею в виду даже не фильм – я имею в виду скорей живот Джеми. После семнадцати у женщин такого вогнутого живота не бывает.

– А у меня и в семнадцать такого не было, – призналась я. – И, судя по всему, уже никогда не будет, потому что мне больше нравится отдавать должное этим замечательным конфетам.

– Что ж, раз тебе нечего терять, ты можешь себе заодно позволить и кусочек фруктового торта!

Мы с Жюли отправились на кухню за тортом.

– До чего же я счастлива! – щебетала Жюли, разрезая торт. – Я просто не могу в это поверить!

– Кажется, раньше ты говорила, что если он позвонит, то ты еще подумаешь, стоит ли вообще с ним разговаривать.

– Ты что, с ума сошла? – Жюли не на шутку испугалась. – К тому же он не позвонил. Он явился лично. И я его очень люблю.

Это было видно невооруженным глазом, потому что их любовь каждую минуту выражалась в массе самых незначительных вещей. В том, с каким взаимным пониманием они смотрели друг на друга, как они представляли себя в будущем единым и неразделимым целым. Точно так же я чувствовала себя с Тимом. Внезапно меня захлестнула такая волна отчаяния, что я едва не заплакала.

– Я сейчас приду, – пробормотала я, выбегая в туалет.

Там я села на крышку унитаза и подперла голову руками. Мое отчаяние на этот раз не было связано с потерей Тима – это была самая настоящая ревность.

Мне самой стало страшно от силы своей ревности. И к кому? К своей лучшей подруге! Я завидовала тому, что она любит и любима, а я сижу здесь одна. Как это глупо, говорила я себе. Как по-детски. Я преодолела свое чувство к Тиму, всю историю оставила позади. Так чего же мне вдруг стало так больно?

Но я не могла ничего с собой поделать.

Если бы все у нас вышло хорошо, то сейчас у нас был бы уже ребенок. Мы стали бы настоящей семьей. Какая я дура, говорила я себе, зажимая руками рот, чтобы не разреветься вслух. Прекрати сейчас же дурить, Изабель!

Кто-то однажды сказал, что зависть – самое непродуктивное из всех чувств. Я напомнила себе это изречение, постаралась взять себя в руки и вернулась в гостиную, где вместе с Жюли и Энди продолжала праздновать их счастливое соединение.

(Сальвадор Дали, 1924)

В Ретиро-парке я сидела под деревом и просматривала журнал «Алло!». Меня не интересовали напечатанные там сплетни и фотографии инфанты Елены на Лазурном берегу – я практиковалась в испанском языке. Вот загорелый и пышущий здоровьем Леонардо ди Каприо получает очередную кинопремию. Для тебя он слишком молод, Изабель, вздохнула я с грустью… Слишком молод и далек!..

Я зевнула. Прошлым вечером мы снова встречались с Барбарой и Бриджет и засиделись допоздна. На этот раз поводом послужила беременность Бриджет.

Ну вот, думала я, Бриджет беременна. Всего год назад в это же время она знать не знала Томаса, и вот – она уже носит его ребенка. Поженившись, они переехали в новое жилье, на другом конце города. Я была там несколько раз, и увиденное меня потрясло. В квартире, которую Бриджет снимала с Барбарой, вечно царил хаос: в мойке громоздились грязные тарелки, на креслах грудами валялось неглаженое белье, в ванной во всех мыслимых и немыслимых местах сушились трусики. Но теперь все было по-другому. Семейное гнездышко Томаса и Бриджет отличалось красотой и уютом. Отполированные деревянные полы, под ногами яркие ковры, которые молодожены привезли из свадебного путешествия по Мексике, современная мебель, которая в таком старинном доме должна была по идее выглядеть неуместной, но почему-то не выглядела. Возвращаясь от них к себе, я всякий раз чувствовала, что совершаю прыжок не только в пространстве, но и во времени. Все здесь было не так: и мебель слишком громоздкая, и стоит она неудобно, и безделушек вокруг слишком мало, чтобы кто-то мог догадаться о моем вкусе и почувствовать индивидуальность хозяйки. Эта квартира навевала на меня тоску.

После замужества Бриджет Барбара предложила мне переехать к ней, но я отказалась. У нее дома всегда толпилось слишком много гостей, и к тому же я привыкла жить самостоятельно.

В парке было полно народу. Воспользовавшись первым теплом, мадридцы в массовом порядке ринулись на природу, и парк снова заселился продавцами воздушных шаров и попкорна, гитаристами и флейтистами, семьями с детьми и влюбленными парочками.

Как была, в джинсах и свитере (пусть меня считают туристкой!), я легла на траву и положила под голову журнал. Мне было очень хорошо и спокойно. Никуда не хотелось спешить, не к чему было стремиться. Мне даже не мечталось, чтобы моя жизнь сложилась по-другому. Звуки гитары ласкали слух, вокруг звенели детские голоса, лицо овевал нежнейший ветерок. Я чувствовала себя необыкновенно, совершенно умиротворенной. Как будто вся предыдущая жизнь прошла только для того, чтобы подготовить это волшебное мгновение. Все было так, словно лучше уже и быть не может. Я улыбнулась самой себе и погрузилась в приятную дремоту…

Когда я проснулась, гитаристы уже не играли, и детских голосов не было слышно на дорожках. День клонился к вечеру, но все еще стояла приятная теплынь. Вдруг я почувствовала, что очень голодна, и тут же вспомнила, что с утра ничего не ела. Я встала, отряхнула с джинсов траву, несколько раз провела рукой по волосам и пошла к выходу из парка. Там было небольшое кафе, и, проходя мимо него, я вдруг поняла, что если туда не зайду, то тут же на месте умру с голода.

На террасе сидело мало народа: для испанцев вечер казался прохладным, но только не для меня, которая с жадностью впитывала в себя последние лучи солнца. Я уселась на террасе и заказала себе кофе и тарталетки. Чувство тишины и покоя все еще не покидало меня.

Просто поразительно, до чего же человеку может быть хорошо!

Вдруг возле кафе раздались голоса.

– Я же тебе говорила, Джерард! – Женщина в ярко-розовом костюме резко выговаривала своему спутнику, покусывая дужки ненужных к вечеру солнечных очков. – Нам надо было повернуть налево!

– Ну хорошо, согласен. – Физиономия Джерарда выражала напряжение мысли. – А почему на указателе стояло направо?

– Очевидно, направо у них другая художественная галерея, – высказала предположение женщина.

– Просто невероятно! – кипятился Джерард, поправляя перекинутый через плечо ремень. – Сколько в этом городе художественных галерей? Ну хорошо, это чертово Прадо. Раз уж мы в Мадриде, то без Прадо не обойтись. Но все остальные – это просто пустая трата времени. – И он неопределенно взмахнул в воздухе рукой.

Одним взмахом руки Джерард разжаловал в ненужные одну из самых знаменитых художественных галерей мира. Они медленно побрели вдоль по улице.

Я тоже взглянула на часы: пожалуй, и мне пора домой. Вот только оплачу счет. Я долго рылась в сумочке в поисках кошелька. Кошелька нигде не было. Меня охватила паника. Перед мысленным взором немедленно встала картина, как я объясняю официанту, что денег у меня нет, и при этом забываю весь свой продвинутый испанский язык, так что официанту ничего не остается, как вызвать полицию.

Но это же ерунда, постаралась уверить я себя. Кошелек должен быть на месте, возможно, на дне сумочки. Только там его тоже не было. Вот зачитанная книга, вот флакон с духами «Аллюр», вот связка ключей, вот тюбик с кремом «Фактор-6», вот гигиеническая помада, вот несколько давно купленных, но так и не отправленных открыток с видами Мадрида. И никаких признаков кошелька.

Меня снова охватила паника. Надо сосредоточиться, говорила я себе, вспомнить, где я могла его забыть. Только не в метро, потому что у меня многоразовый билет. И не в парке, потому что там я просто сидела под деревом и в деньгах не нуждалась. Но где же тогда он может быть?

А, наверное, в отдельном карманчике, вспомнила я вдруг. Может быть, он проскользнул туда случайно, а я даже не заметила. Я туда клала иногда вещи для пущей сохранности, но только не в этот раз. Тщательные прощупывания карманчика ничего не дали. Кроме упаковки тампаксов, там ничего не было.

Ну вот, подумала я, только этого мне не хватало.

Я вновь запихнула все вещи в сумку и некоторое время просто сидела, оттягивая неприятный момент объяснения с официантом.

– Пардон, – раздалось у меня над ухом. Я подняла глаза и увидела улыбающегося мужчину. – У вас проблемы?

– Нет. – Я тоже улыбнулась ему как можно любезнее. – Никаких проблем.

– Вы англичанка? – догадался он.

– Нет, – снова ответила я.

– Но ведь не испанка же?

– Нет. – Нашел время для знакомства, подумала я с раздражением.

– Так кто же вы? Неужели американка?

– Нет. – У меня не было желания вступать с ним в разговор. – Но если вам так интересно, то я ирландка.

– О, ирландеса! – воскликнул он радостно. – Я бывал в Ирландии. Прекрасная страна.

«Господи, что же делать? – думала я мучительно. – Как все это сейчас некстати».