Шейла О'Фланаган - Замужество Изабель

Я допила вино и отправилась в постель.

(Пабло Пикассо, 1925)

Пасха в этом году была поздняя, она пришлась на конец апреля. Погода стояла сказочная – чистейшее голубое небо и температура под тридцать градусов. На главных улицах Мадрида транспорт двигался сплошным потоком, извергая клубы выхлопных газов. Водители нервно нажимали на клаксоны, стоило кому-нибудь понахальнее перестроиться не в тот ряд. Перед светофором нетерпение нарастало: зеленого света никто не хотел ждать даже секунду, из открытых окон машин то и дело вылетали очереди отборных испанских ругательств. Но к концу недели, когда перед праздником мадридцы в массовом порядке покидали город, машин стало меньше, и воздух несколько расчистился.

У меня не было никаких особых планов на праздник. Барбара с Бриджет на несколько дней собирались домой, большинство сотрудников «Адванты» тоже увлеченно строили планы. И тут я внезапно поняла, что на несколько дней остаюсь совершенно одна. От этой мысли мне стало нехорошо. Даже страшно. Я боялась, что не с кем будет перемолвиться словом, не к кому обратиться в непредвиденном случае. Я даже попросила Габриэлу, не позволит ли она мне поработать в офисе, без спешки и назойливых телефонных звонков доделать кое-какую административную работу.

– Даже думать об этом не смей! – категорически возразила та. – Тебе тоже нужно передохнуть. Ты слишком напряженно работаешь, и у тебя уже круги под глазами.

Круги под глазами были потому, что всю прошедшую ночь мы с Барбарой просидели в ночном клубе, чего перед понедельником делать категорически не стоило, но рассказывать об этом Габриэле я не стала. Как не стала настаивать на своей работе в выходные дни. Но наступления четверга я все равно ожидала с паническим ужасом.

В Мадриде Пасху празднуют гораздо серьезнее, чем в Дублине. Каждый вечер в старой части города устраиваются шествия со статуями святых, за ними следуют процессии кающихся грешников в скорбных одеждах. Не придумав ничего лучшего, я присоединилась к людской толпе на Пласа Майор, где проходил самый масштабный священный парад. Во главе него ехали всадники в парадных формах, за ними следовали представители различных религиозных объединений, одетые в широкие туники ярко-розового, красного и зеленого цветов. Лица их покрывали причудливые маски, в большинстве они шествовали босиком. Кто-то рассказал, что раньше кающиеся грешники – флагелланты – при ходьбе били себя тяжелыми веревками по всему телу. Некоторые грешники действительно шли с повязанными вокруг пояса веревками, но для них это был скорей декоративный элемент, нежели орудие пытки. Я почувствовала облегчение. Многие участники несли свечи, другие медленно и ритмично ударяли в огромные барабаны.

Я пошла за ними по улицам, и внезапно меня захватила эта атмосфера религиозного экстаза и покаяния. С ужасом я подумала, что в Мадриде я просто прожигаю жизнь. Что у меня здесь появилась прекрасная возможность обновиться и начать все сначала, а вместо этого я медленно, но верно превращаюсь в опустившуюся алкоголичку, которая спит с кем попало. Несмотря на жару, мне стало холодно. Я приехала в Мадрид, чтобы взять себя в руки и установить контроль над своей жизнью, а вместо этого жизнь ускользает из-под контроля все сильнее и сильнее.

В воскресенье я поехала в старый парк – Ретиро-парк, – где всегда царило веселье, и грустить было просто невозможно. Я очень любила этот парк. Огромный зеленый массив посреди города всегда был полон народа. Я пошла вдоль берега озера, привлеченная звуками гитары. По дорожкам молодежь каталась на роликах: какие-то девчушки в коротеньких розовых юбочках делали сложные повороты и прыжки и едва не порхали по воздуху. Над парком плыл детский смех – где-то показывали сказочное шоу. На озере отдыхающие катались на лодках. Я смотрела на озеро, на скрипучие и неуклюжие весельные лодки. Рядом расположилась компания африканцев, которые били в свои традиционные барабаны: музыка получалась причудливая, но довольно приятная.

Я подумала о Тиме. Вдруг перед моим мысленным взором возник его образ, и я ничего не могла с этим поделать. «Интересно, что он сейчас делает? – начала воображать я. Сидит дома с этой интеллектуалкой, Лаурой Харт? Или лежит с ней в постели?» Стоило мне вспомнить о Тиме, как рядом с ним непременно возникала Лаура Харт или какая-нибудь еще, столь же красивая и сексуальная женщина. Я никак не могла отделать от ревности и обиды.

Интересно, смогу ли я когда-нибудь освободиться от этого наваждения? Иногда мне даже казалось, что мне срочно требуется помощь психиатра. Я уже не могу управлять своим разумом, видеть события и вещи в перспективе. Только выпив несколько стаканов вина, я чувствовала себя хорошо и была уверена, что все у меня в порядке.

Утром, к сожалению, это чувство проходило…

Когда я пришла домой, зазвонил телефон.

– Алло, Изабель! – раздался в трубке радостный голос. – Поздравляю тебя с Пасхой!

– Алисон! Как поживаешь?

– Отлично! – Моя сестричка всегда поживала отлично. – Я, объелась пасхальными яйцами, и у меня был понос, но теперь все прошло.

А у меня нет ни одного пасхального яйца, подумала я горестно. Какая жалость.

– Как дома? – продолжала расспрашивать я.

– Нормально. А у меня есть хорошие новости! Угадай какие?

– Ну?

– Я нашла работу!

– О! И что это за работа? – Я изо всей силы старалась говорить с энтузиазмом.

– Я буду работать в городском совете, – гордо объявила она. – По вопросам охраны окружающей среды.

– Алисон, я так за тебя рада! – Тут я действительно очень обрадовалась, потому что она ненавидела свою работу в обувном магазине. – Когда ты начинаешь?

– Через две недели. – Она вздохнула. – Все еще поверить не могу, что буду делать то, что мне хочется.

– Все приходит к тому, кто умеет ждать, – ханжеским голосом произнесла я.

– Ой, да брось ты! – Но даже по телефону я видела, как она улыбается. – Слушай, – тут она несколько осеклась, – у меня возникла одна мысль…

– Да?

– Можно я к тебе приеду на несколько дней?

– Конечно, можно! Только времени с тобой заниматься у меня будет мало. Тебе придется кормиться самостоятельно.

– Ничего, – не стала капризничать она. – Поброжу по городу, то да се. В конце концов, я у тебя надолго не задержусь.

– Классно!

Мне самой очень понравилась мысль о приезде Алисон. Я покажу ей свой дом, мы вместе погуляем по улицам, посетим – не будучи туристами – туристические объекты.

Она продолжала рассказывать про домашние дела.

– У Яна появилась девушка, – сообщила она между прочим. – Блондинка. Совершенно потрясающая. У отца челюсть отвисает, когда она входит в дом.

– Девушка? – Что-то не похоже на Яна, подумала я про себя. У него и раньше были знакомые девушки, но он их в дом не водил.

– Мать смотрит на нее, словно она с луны свалилась. Отец завидует.

Мне стало смешно.

– И что же эта красавица нашла в нашем брате? – спросила я, не очень подумав.

– Как что? Она оказывает на него положительное влияние! Он постриг волосы, перестал все дни напролет возиться с мотоциклами. Теперь он, когда собирается с ней встретиться, долго себя осматривает, чтобы, не дай бог, под ногтями не обнаружилось машинного масла, и все такое прочее. Поливает себя лосьоном после бритья.

– Просто чудо!

– Ее зовут Хани, – продолжала Алисон. – Она косметичка.

Это было уже слишком, и я не преминула выразить свое сомнение Алисон.

– Нет, серьезно, – заверила она меня. – То есть это их салон называется «Хани», а она просто взяла себе такое имя. На самом деле ее зовут Хельга.

– Она немка?

– Нет, – ответила Алисон. – Но она считает, что ее настоящее имя ассоциируется с концентрационными лагерями и мало подходит человеку, который занимается устранением дефектов кожи. Вот она его и сменила.

– Вот это новость! – Я никак не могла в это поверить.

– Я привезу тебе их фото, – сказала на прощание моя сестра.

На следующий день я отправилась на культурный фестиваль. До этого все мои блуждания по городу ограничивались барами и магазинами, и только однажды мы с Барбарой и Бриджет заглянули в королевский дворец. Но они не проявили к нему ни малейшего интереса, и я не стала настаивать на продолжении экскурсии. Но сегодня я отправилась в Прадо и в самую известную художественную галерею Мадрида – «Королева София». Мне хотелось посмотреть выставку Миро, о которой говорила сеньора Карраско.

Вообще-то я мало смыслила в искусстве, но Мадрид полон репродукций Пикассо, Дали, Гойи, Миро, так что в конце концов я почувствовала себя знатоком их живописи. Картины Миро были яркими и красочными, но с моим теперешним настроением больше гармонировал голубой период Пикассо.

Устав от искусства, я купила бутылку вина и снова отправилась в старый парк. Там я села под каштан и начала читать книгу о Пикассо, которую только что купила на выставке. Но книга оказалась слишком заумной и быстро оказалась под моей головой: я сама не заметила, как легла, немного пощурилась на небо, послушала классическую гитару и очень быстро заснула.

Снился мне Тим Мэлон. Он стоял в гостиной своего дома и пил красное вино. Один стакан он протянул мне и сказал:

– Не грусти. Все еще может наладиться.

– Как наладиться? – спросила я, жадно глотая свое вино.

– Просто пей вино, и почувствуешь себя хорошо.

– Но, Тим, я не чувствую себя хорошо!

– Неважно, – ответил Тим. – Пойдем в постель.

На этом месте я проснулась, как ужаленная, и с ужасом начала оглядываться кругом. Люди проходили мимо, никто из них не обращал на меня внимания. Но мне казалось, что всем известно, что я собиралась лечь в постель с Тимом, словно мой сон отпечатался у меня на лице. Я быстро вскочила и едва ли не бегом бросилась вон из парка.

Хани действительно была очень красивой. Я просматривала фото, привезенные Алисон, и не переставала удивляться, как могла такая чудесная девушка влюбиться в Яна.