— Но ведь ты смотришь телевизор! — удивилась Алиса. — Как же ты ничего этого не знаешь? Там ведь обо всем чуть ли не каждый вечер рассказывают. И очень даже подробно.

Отец опять честно признавался:

— А новости я давно уже не слушаю. Перестал. Балабонят там чего-то, и так быстро, что ни слова не разберешь… Я больше по своей специальности…

Вот так и живет человек, подумала Алиса. Ничего вокруг себя не знает, ничего не читает, ничем, кроме своего автобуса, не интересуется, и у него даже не возникает мысли что-то изменить.

Но отец строго придерживался иного мнения.

— Нас прямо стараются одурманить газетами, кино и политикой! И телевизором тоже, — упорствовал он. — Бесконечный болтовня обманщиков и трусов! Река сбивающих с толку слов! Сбитые с толку мозги! Слабоумие! А разве мы теперь смеемся когда-нибудь по-настоящему? Этот юмор по телевизору… То грубости, то сальности… Но никогда не смешно…

В последнее время отец действительно говорил в основном только о своей работе.

— Вы только посмотрите, как многие водители скверно водят! — возмущался он часто вечерами. — Прямо словно и прав у них нет. Или они их купили? Так выходит… А пешеходы?! Сегодня одна женщин, немолодой, встала, разинув рот, посреди улицы и застыла себе столбом спокойно! Засмотрелась, видно, на кого-то… А я что, должен ее объезжать, нарываясь на аварию, или на автобусе проскакивать у нее между ног?!

В автобусном парке Кильдибекова очень ценили. У него было настоящее призвание и любовь ко всему, что бегало на колесах.

— Ренат, как это у тебя с таким талантом механика до сих пор нет собственной машины? — порой посмеивались водители.

— Потому что одному Бог дает талант, а другому — машину, — философски отвечал Кильдибеков. — А мне хватит и моего автобуса. — И он любовно поглаживал грязноватый бок своего старого железного друга.

Любили Рената и за неизменный оптимизм, за веселость и своеобразный юмор.

— Здравия желаю, гражданин начальник! — всегда приветствовал он пришедшего его сменить напарника. — Извольте, ваше высочество! — и передавал ему журнал, где расписывались за принятую смену. — Я вас жду как посланца небес! — объявлял он запоздавшему сменщику.

— Ты, Ренат, прикольный мужик! — хохотали шоферы. — Все бы у нас такие были, как Кильдибеков! Жили бы без скандалов и крика.

— Теперь все постоянно ворчат и твердят, что сейчас мрачный времен и разгул криминала, — говорил отец. — А ведь не бывает мрачных времен, мрачными бывают сами люди. Ну, правда, они друг друга грабят… И друг друга режут. Но так было всегда, во все времен!

— И всегда будет, — иронически добавляла мать.

Кроме Америки, отец обожал критиковать и телевизионные передачи, которые смотрел.

— Вот, скажем, американский комический шоу… Вчера передавали. Почему там на пленку записан смех? Наверное, американцы настолько тупые, что это им специально подсказка: чтобы знать, когда смеяться, а когда нет, а то сами не могут понять, что смешно. Так выходит… Америк — это страна штампа, деловых людей и бездарности. И вот ведь еще одно дурной влияний Америк — бейсбольные биты! Ну ладно, били бы друг друга городошными битами — это хоть по-нашему было бы, по-русски! Так нет — бейсбольными!..

Давно устав от его непонятной нелюбви к стране за океаном, дочери на его заявления не реагировали.

— Новогодний передач тоже часто тупой, — неожиданно бросал отец. — А в прошлом году была рекорд по тупости. Такой глупость никто не переплюнет, так выходит… Весь новогодний вечер в телевизоре топали сапожками парни и девицы, вполне серьезный и сосредоточенный, разодетый в шелка, и орали: «Раз-два, казачок! Раз-два, казачок!» Ну и что? Да ничего! Топ да топ — тупой лоб!


Узнав о женихе своей младшенькой, отец сразу возмутился. Опять шкандаль, подумала Алиса. Никак я ему не могу угодить… Скорее бы уехать из родного дома, где стены помогают…

— Чем он зарабатывает? — начал дотошно и подозрительно допытываться отец.

Он не доверял выбору дочери.

— Нефть… — меланхолично пожала плечами Алиса. — Он миллионер… В полном смысле этого слова.

— Твой будущий муж вор! — тотчас закричал, не сдержавшись, отец. — Что такой этот миллионер?! Он обманул и обокрал родной страна! Так выходит!

Ну, сразу — если нефть, значит, мошенник…

— А «родной страна» тоже хороша! — не осталась в долгу Алиса. — И нечего тебе так разоряться! И вообще, если кто-то позволяет себя запросто облапошить, значит, ему правится ходить в дырявой рубахе и латать ее всю жизнь! Так выходит! А в принципе во всем американцы проклятые виноваты!

Капитализм Ренат Каримович считал матерным, по-настоящему бранным словом, ненормативной лексикой, к которой обращаться и прибегать порядочному человеку стыдно. Хотя капитализм в России оставался пока ездой в незнаемое.

— Что нефть? Какой нефть?! Зачем?! — не успокаивался отец. — Этот муж тебе не по карману!

— Ну, это мы еще посмотрим! — заявила Алиса и подумала: «Это я ему не по карману! Обсмеешься!»

И засмеялась.

— Посмотри, кого ты себе выбрала! — шумел отец. — Этот ушлепок тебе даже на подметок не годится!

Миша в это время бродил по Казани, удивленный ее красотой.

— У нас не город, а прямо песня! — часто повторяла Люба.

Алиса привезла жениха на смотрины и быстро пожалела об этом. В конце концов, кому какое дело, за кого она выходит замуж? Ее личные проблемы… А дом… Дом теперь для нее — отрезанный ломоть…

«Ты лучше на себя посмотри!» — хотела отрезать Алиса, но вовремя прикусила язычок. Отец все-таки…

— Не парься! Это мое личное дело! — сказала она. — И ты в него не лезь и его не касайся!

— А этот его тост? — не унимался отец. — Что твой огрызок вчера за столом плел?!

— А что такого особенного? Тост как тост… — пробурчала Алиса. — Нормальный… Миша детей любит и уже заранее о них думает…

— Заботник какой выискался! — закричал отец. — Обмылок, а не муж!

Тост действительно был обычный, заурядный: «Пусть наши дети заимеют богатых родителей!»

Но отец тотчас сразу насупился, надулся и заспешил на кухню к матери, которая часто отлучалась от стола по хозяйственным делам, жаловаться на младшенькую и ее жениха. У отца был вид обиженного ребенка.

Что делать — Ренат Каримович оставался человеком советской закалки и до сих пор безгранично верил в миртрудмай.

— Он социалист, капиталист или нормальный человек? — иногда спрашивал о ком-нибудь отец.

Обсмеешься…

— Аля, Аленький… — слышала Алиса постоянно Мишин голос. — Я, когда увидел тебя впервые… Как ты летела по проходу между креслами… У меня вдруг все поплыло перед глазами… И я понял — это ты… Ты, ты, только ты…

Миша доходил Алисе до плеча. Какая разница?.. В постели все одного роста…

Она становилась его третьей женой. И он встретил ее в небе… Этим все сказано…

Странный, очень некрасивый, но чем-то располагающий к себе маленький человек в очках сразу озадачил Алису своим резким контрастом, диссонансом с уже ставшими до отвращения привычными шумными, вечно полупьяными бизнесменами — пассажирами первого класса. В лице недомерка не было ни одной черты, способной остаться в памяти, — пустое какое-то лицо, подумала Алиса. Природа словно забыла о нем и ничем особым не отметила. И улыбался он неуверенно, как будто не знал — можно улыбнуться или нет. Но Алисе показалось, что очкарик — чужой в этой развеселой компании богатеньких, а значит… А значит, совсем другой.

«Страшненький какой!» — думала она, рассматривая суховатое лицо, сутулое тело с висящими, словно мешающими ему руками и неподвижными, точно из дерева, пальцами. Говорил он тихо и невнятно, робел, стоял неподвижно, смотрел исподлобья. Скрипучий, срывающийся голос… Ржавые глаза… Обрыдаешься глядючи…

Но слишком красивые и блестящие мужчины никогда не внушали Алисе особого доверия. Конечно, она не выбрала бы себе в мужья полного дурака или урода. Или нищего. Это уж точно. Золотая середина, толковый человек, но не лидер в семье, который неизбежно будет давить жену своей властью — вот что ей требовалось для жизни. Алиса понимала, что в браке каждая сторона должна что-то давать, но каждая хочет только брать. Это вроде предложения и спроса. И поэтому отношения в семье надо как-то по возможности регулировать.

Люди испокон веков почему-то считали, что в неравных браках богатый муж всегда приносит великую жертву, а бедная невеста заключает выгодную сделку. Это не так. Вернее, не совсем так… Сделка все равно заключается обеими сторонами.

— Глядеть все время на небо, вверх, и вообще поднимать голову ввысь опасно — можно легко споткнуться, зацепившись за камень, — нередко повторял командир экипажа Виктор.

И насмешливо посматривал на Алису.

— А человек — единственное животное, которое смотрит на звезды, — пробурчала однажды в ответ Алиса. — И одному лишь человеку на земле дано смеяться и плакать.

Виктор засмеялся и зашуршал газетой. До взлета оставалось еще три часа.

— Не-е, не права ты. Я сколько раз видел смеющихся котов и кошек! А вот пишут: опять вспышки на Солнце. Безобразие! Может, Ельцину жалобу написать?

Алиса промолчала. Думала про Михаила. Хотя знала про него слишком мало…

«Эта — последняя, — сказал он себе и сделал Алисе предложение. — Столько жениться — места в паспорте не хватит. Больше не хочу бегать по бабам… Устал, замучился… Да и церковь четвертый брак всегда запрещала».

Он не был христианином. Ну и что? Какая разница? Законы церкви можно почитать, даже не став ее прихожанином. Правда, это странно…

Алиса мгновенно согласилась. Именно ради такого расклада она пошла когда-то в стюардессы. Именно поэтому так рвалась в международные рейсы… И она своего добилась. Хватит вкалывать рабыней на плантации! Самолет до Вены принес ей счастье. Теперь нужно было удержать его в руках.