Этот Дронов… Без конца и края шляется по девкам и по улицам, изображая паровозик из Ромашкова, засматриваясь на волшебные алые зори, которые здесь тихие. Пора и честь знать когда-никогда. Дени… Ну, этот совсем потерял всякую совесть, бросил сына… Многого не проси…

Нежно замурлыкал мобильник. Каховский раздраженно, рывком его отключил и резко отодвинул в сторону, едва не уронив.

Разгуляйки! Стало быть, нравится болтаться, как говно в проруби. Милое дело! Всех устраивает. Очаровательный балдеж вполне дозволено продолжать. Но только без Михаила Аркадьевича. Это отнюдь не его проблемы и подробности. И ждать, пока обольстительные шалуны и обворожительные забавники обрастут мозгами, он не намерен. Очень не намерен. Мысли путались, разбегались…

Каховский сидел, придавленный к креслу, опустошенный, выжатый, совершенно не способный ни думать, ни чувствовать, ни двигаться. Не надо столько пить…

— Так я не понял… — повторил он. — Почему у вас ничего не вышло? Объясни! — И он резко оперся на клавиатуру.

Испуганно заверещал дорогой компьютер, еще не приученный к столь бурным проявлениям эмоций.

— Тебе стоит оберегать свою нежную и ранимую душу от плохих новостей, — насмешливо пропел Митенька-философ. Почему он в последнее время несет такую дичь?! — А то мало не покажется… Ты, роднулька, чересчур эмоционален, это не к добру. Рыцарь печального образа… Мы тоже не лаптем щи хлебаем… Но хочешь как лучше, а получается как всегда… Эх, раз, еще раз, еще много-много раз… — Он вдруг мгновенно посерьезнел и перестал паясничать. Синие очи внезапно подернулись декабрьским ледком. — Видишь ли, Мишель… Нам очень были нужны деньги… А у тебя их много…

— Деньги? — тупо повторил Каховский. — У тебя их нет?

— У всех деньги разные, — хмыкнул Митенька. — Бывает этакое чрезмерное накопление ценностей в одних руках. А собственность — это воровство. Удивительный блестящий парадокс Прудона. Парадокс, по до сих пор никем не опровергнутый… И тяжелый труд к богатству не приведет. Не успеешь разбогатеть, а старость тут как тут, стучится в дверь… И вообще богатство — понятие генетическое. Передается по наследству. Поэтому мы задумали этот трюк… Свежее решение… Все сработало, роднулька… «Кончаю… Страшно перечесть…»

— Для этого нужно, как минимум, уметь читать, — выпалил Михаил.

Стало быть, они не собирались убирать Аленушкина. Они просто-напросто водили богатого дурака за нос… Своего всадника без головы… Доказать, что все сволочи, значительно проще, чем наоборот… Плохое всегда заметнее…

Но кто мог предположить такой необъяснимый расклад? Нет, ситуация сложилась отнюдь не искусственная, далеко выходящая за рамки строго оговоренной программы…

Прекрасная однозначная конкретика: здравствуй, дерево! Все-таки Каховский законченный идиот…

Митенька встал и грациозно потянулся. Синие очи бывшего лучшего друга по обыкновению прятались, неприятно ускользали. Грешное чадо земли…

— Ты думал, что тот, кто платит, тот и заказывает музыку? Ерунда! Мы платим за квартиры, отопление и воду. А что мы имеем? И потому, что никому ни до чего нет дела, такие люди, как ты, и держатся на поверхности.

Разумник…

— Sorry, dear… А Дашка… Неужели ты всерьез думал, что она уйдет к тебе? Ну зачем такой ей нужен? И глупо обижаться на женщину за то, что она не оценила твоей верной любви. Хотя… Ты рассчитывал ее купить? Это входило в правила игры? Ну да, она шлюха, я тебе давно на это намекал… Она спала со мной, а потом с Дени… Девушка твоей мечты… Илья, наш женоненавистник, и тот приложился к этому лакомому кусочку… Эх ты, роднулька… Дурак ты записной!.. Не умеешь найти надежный вход и правильный выход… А ведь они всегда есть. Но ты почему-то всегда в курсе того, чего тебе знать не след, зато не подозреваешь о том, что знать полагается. А Митька Дронов — он бросовый человек, на минуточку… Хотя и любопытный крендель… Ты этого еще не понял?

Сомнительная ценность познания… И все ищут счастья, а не знаний. Проще жизни ничего не бывает…

Каховский ничего сам себе объяснить не мог и даже не пытался. Потому что просто не хотел ничего объяснять.

Дверь за Митенькой хлопнула, оставив Михаила наедине с огромной, уходящей в вышину комнатой. Уходя — уходи…

ГЛАВА 28

Мобильник запел рано утром. Каховский подключился автоматически.

— Это Люба… Я не разбудила? — сказал женский голос.

Михаил задохнулся. В висках тревожно застучала, забилась боль…

— Любочка… Это ты?.. Почему ты так долго не звонила?

Он тотчас забыл, он даже не помнил о том, что она его обобрала… Сугубо фиолетово… Любе простительно все…

Она странно молчала.

— Вы меня с кем-то перепутали…

Каховский засмеялся.

— Перепутал? Тебя?! Это невозможно… А почему ты говоришь мне «вы»?

— Я Люба, сестра Алисы. — Женский голос действительно был незнакомым, как он сразу не услышал? — Извините… Я, наверное, не вовремя…

И все сразу стало на свои места…

— Нет-нет, все нормально… — пробормотал Михаил.

Сердце постукивало лениво и вяло. Он провел ночь, наглотавшись транквилизаторов. Кто же в действительности нужен Михаилу? Даша? Любочка? Алиса? И не пора ли ему, совершенно взрослому человеку, старому барану, разобраться, наконец, со своими пристрастиями?.. Пора, давно пора… И как мало нужно разума, чтобы править миром, и как много — чтобы разобраться в своей душе… А жизнь — это Книга книг. Но далеко не всякому дано прочитать ее и тем более понять.

— У вас проблемы? — спросил сестру жены Каховский.

И подумал, что ей нужны деньги. Ну конечно… А что же еще? И когда еще возникает у людей необходимость общения с Каховским? Только в одном-единственном случае — когда им нужны деньги… Большие деньги. Когда полный зарез… Вот как у его развеселых приятелей… Но это не его проблемы. Очень не его. У него можно попросить все, что угодно, даже его жену, но только не денег. Попробуй занять у него сотню, говорили сотрудники, посмеиваясь, да его удар хватит! А если все обойдется, то он подарит тебя такой надменной улыбочкой, словно ты совсем придурок, раз уж решился просить взаймы. И с этого момента вы враги на всю оставшуюся жизнь. В общем, если хочешь заполучить врага в лице начальника — попроси у него взаймы.

— Знаете, Люба, у меня каждый день начинается с малой войны: между желанием поспать и побриться, — неожиданно признался Каховский. — Чаще побеждает первое.

Люба засмеялась:

— Так вот почему вы такой всегда небритый!

— Ну да, поэтому… — неловко согласился Михаил. — А еще раньше, когда у меня не было экономки, была война с посудой. И чем сильнее я убеждался, что мыть ее все равно придется, да плюс к этому желательно поскорее, тем больше мне не хотелось ее мыть. А вообще-то мне моя небритость нравится… А вам? По-моему, щетина мне идет. Все просто рыдают от восторга…

Люба слегка растерялась.

— Д-да… — пробормотала она. — Мне тоже так кажется… Главное, чтобы Алисе… У меня к вам просьба… Извините…

Вот оно! — стукнуло в набат сердце Каховского. Ну конечно, ей нужны деньги… Интересно, сколько… И для чего это они ей так срочно понадобились… Всем от него нужны только деньги…

— Мама очень скучает без Алисы. И Тёмочку ей тоже очень хочется повидать. А у нее больное сердце… Я не знаю, много ли ей осталось… Пожалуйста, привезите Алису с малышом в Россию хоть на неделю! Мама ведь не может туда поехать, это слишком дорого… Да и я боюсь ее туда одну отпускать…

— Хорошо, — отозвался, помолчав, Михаил. — Я их привезу…

— Спасибо! — обрадовалась Люба. — Я знала, что вы мне не откажете. А что там происходит в Москве?

— Оранжевая революция, — сообщил Каховский.

— В Москве?! — изумилась Люба.

— Ну да… Именно в Москве. На улицах появились оранжевые люди — дворники в такой яркой форме. И сразу расцветили наш блеклый город.

Люба снова засмеялась:

— Когда я говорю с вами, то понимаю, почему сестра выбрала именно вас.

Михаил хотел сказать, что вообще-то совсем не поэтому, но передумал. И правильно. Незачем посвящать родственников жены в его проблемы. А их у него было больше чем достаточно.

— Я хочу тебя познакомить с сестрой, — как-то сказала Алиса.

Каховский снял очки и потер уставшие глаза.

— С сестрой? По-моему, мы с ней знакомы. Очень знакомы…

— Да нет, не с Любой! С Лизой. Это троюродная. Она теперь тоже живет в Англии.

— Добрая старая Англия… — пробормотал Михаил. — Теплый приют для бездомных… Для отказавшихся от родины… А как Тёма?


Сын рос каким-то странным.

В их доме в Лондоне Михаил повесил икону, Спас Нерукотворный, которую когда-то дала ему с собой баба Таня. Он понимал, что сам не христианин в полном смысле этого слова, он — человек, иногда заходящий в церковь. А если мы порой заходим в банк, то это еще не означает, что у нас там огромные вклады.

Но Тёма… Он еще не умел говорить, но Алиса вдруг заметила, что сын часто, даже слишком часто подходит к иконе и начинает с ней о чем-то беседовать на своем непонятом детском языке. Малыш жестикулировал, что-то объяснял Господу, чем-то с Ним делился…

Алиса сначала удивлялась, а потом все рассказала мужу.

Михаил вздрогнул от неожиданности, сразу сжался, съежился, стал еще меньше ростом…

«Баба Таня… — подумал он. — И баба Женя… Это вы сейчас вернулись ко мне… Чтобы таким образом напомнить мне обо всем…»

— Интересно… — пробормотала Алиса, внимательно глядя на уставившегося в пол Каховского. — О чем Тёмка с Ним беседует?..

Едва сын заговорил — а он начал говорить хоть и поздно, зато сразу на двух языках, — Алиса прислушалась к его лепету. И пришла в настоящий ужас. Откуда такие мысли у малыша?!