«Как глупо выйти замуж по расчету, а потом требовать любви».

Каллум обратил ее внимание на красивые дома, выходившие фасадом к парку. Они остановились полюбоваться на знаменитый Спенсер-Хаус.

— Дома здесь гораздо роскошнее, не то что наш на Хаф-Мун-стрит, — заметил он. — После фамильного гнезда Флэмборо-Холл он наверняка показался тебе довольно убогим.

— Но все равно наш дом расположен в фешенебельном районе, в центре. А что мне делать целый день в одиночестве в таком огромном замке, как Флэмборо-Холл? Неуютно и скучно. Я и не ожидала, что в Лондоне у нас будет большой дом.

— Как только я разберусь с делами, закреплюсь на новом месте, мы подыщем что-нибудь посолиднее, но в любом случае, пока у нас нет большой семьи, этот дом нас устраивает.

При упоминании о семье София удивленно взглянула на него и невольно провела рукой по своему животу:

— Прибавления семьи не случится, пока во всяком случае, — и добавила тихо: — Ты снова можешь… Я имею в виду, если ты хочешь, приходить в мою спальню… — И замолчала.

Его взгляд был таким откровенным и многозначительным, что она испытала легкое потрясение. Вот и ответ на ее вопрос! Когда он так смотрел на нее, она не могла потом сосредоточиться ни на чем, долго пытаясь справиться со своим волнением и вихрем эмоций. Может быть, наконец удастся заставить себя преодолеть барьер, который не позволяет ей выпустить на волю чувства, живущие внутри и жаждущие свободы? Она ему намекнула, что хотела бы от него большой откровенности, но и ей самой придется ответить тем же.

Они снова вернулись на центральную аллею, и София лихорадочно и безуспешно подыскивала нейтральную тему, потому что с трудом удерживалась от вопроса: «Ты хочешь вернуться домой, чтобы мы занялись любовью немедленно, хотя еще светло?»

Но вместо этого она спросила:

— Как ты считаешь, будет прилично, если я как-нибудь приду сюда порисовать, в сопровождении Чиверс, разумеется? Или лучше взять кого-то из лакеев?

— Лучше возьми лакея, на всякий случай, если какой-нибудь нахал станет к тебе приставать, — ответил он. — Смотри, какое прелестное местечко.

Они подошли к небольшой купе деревьев в окружении кустарников, где стояло несколько пустых скамеек. Они сели на одну из них, в укромном уголке среди кустов. Он намеренно выбрал это место? Но когда они сели, он спокойно сказал:

— Расскажи мне о своем увлечении. Ты говорила, что после семьи для тебя это самое важное в жизни.

— Я рисую в основном карандашами, углем или пастелью. Портреты, натюрморты, ландшафты — все что угодно. Но я всего лишь любитель.

Она сознательно утаивала степень своего увлечения — многим мужчинам не понравился бы такой, почти профессиональный, интерес, такое занятие — для леди. Знай Каллум, как она мечтает о выставках, о продаже своих произведений, он бы отшатнулся. Разве такого ждут от воспитанной и благоразумной жены?

— Я припоминаю те времена, когда вы встречались с Даниэлем. У тебя вечно нос был вымазан углем, а пальцы в мелу. Помню, Даниэлю нравились твои рисунки.

— Они были ужасные. — Она не сказала, что до сих пор эти рисунки, включая небольшой портрет Даниэля, хранятся в ее комнате, в родном доме в Хартфордшире.

— Думаю, с тех пор ты улучшила свое мастерство.

— Надеюсь, что это так, хотя боюсь оказаться пристрастной.

— Мы как-нибудь вернемся сюда. Я возьму свои краски, и посмотришь, как я рисую акварелью, да и сама сможешь рисовать. Ты ведь этого хотела?

Он снял свою шляпу с высокой тульей, положил ее на скамейку и повернулся к ней, внимательно вглядываясь в ее профиль.

— Что, у меня на лице мошка?

— Нет, просто разговор об искусстве заставил меня посмотреть на одно произведение, сидящее сейчас рядом со мной.

Она покачала головой, давая понять, что его лесть слишком заметна. Но он продолжал:

— Впрочем, ты не безупречна, я только что заметил маленькую веснушку, вот здесь, под глазом. — Он кончиком пальца дотронулся до веснушки в форме сердечка, потом ласково провел по щеке. — Раньше я ее не замечал, в полумраке спальни ее трудно разглядеть, зато при ярком дневном свете все прекрасно видно.

— Не знаю. Раньше у меня было много веснушек, но мама заставляла меня умываться голландским лосьоном, и все исчезли. — Она пыталась говорить небрежно, но сердце ее вновь забилось. Он придвинулся ближе и впервые был так нежен с ней днем, сбросив свою иронически холодную маску. Впервые она получала от него столь интимные знаки внимания в публичном месте.

— Как жаль! Бедная сиротка, она осталась одна. — Он прижался губами к тому месту, где нашел веснушку. Его волосы, почти такие же темные, как у нее, щекотали ей лицо.

— Ты можешь поискать и другие, — предложила она, осмелев.

— Я это непременно сделаю. Какое заманчивое предложение, милая. — Он приблизил губы к ее губам. — Послушай, я очень соскучился.

— Мне щекотно, — сказала она, и он засмеялся. Она перестала думать о том, что их могут увидеть, и, забыв обо всем на свете, растворилась в необыкновенно приятном и волнующем чувстве близости. Было это просто желание? Или… — Я тоже соскучилась, — прошептала она.

Если бы она сама сделала сейчас смелый шаг, он мог бы расценить это как нескромность: женатые пары не должны так явно проявлять свои чувства, учила мама. Трусиха. Она уловила какое-то движение впереди, но разглядеть, что там, мешала голова Каллума.

— Сюда кто-то идет, — шепнула она.

— Проклятье! Только собрался поцеловать свою жену в романтической обстановке — и вот тебе. — Однако он отстранился и, не глядя в ту сторону, молча пережидал, когда можно будет возобновить свои ласки. — И кто там? Любители пикника, гувернантка с кучей детишек? — поинтересовался он.

— Ни то ни другое. Такая же пара, как мы. Сейчас они пройдут мимо.

Это была явно счастливая пара такого же возраста, как они с Каллумом. Они шли рука в руке, прислонившись головами, и, улыбаясь, заглядывали друг другу в глаза.

— Нет, — прошептала София, — они остановились, она поправляет ленты на своей соломенной шляпке.

— А мне очень нравятся деревенские шляпки. Купи себе такую же.

Она улыбнулась:

— У меня была точно такая же. Помнишь, когда ты сбил меня лошадью около нашего дома? И шляпка тогда погибла.

Она снова посмотрела на пару. Девушка никак не могла справиться со шляпкой, поднявшийся порыв ветра трепал широкие поля, ее спутник стал помогать ей, но укололся о шляпную булавку, выпустил шляпку из рук, и ее понесло ветром. Кавалер бросился вдогонку. Придерживая одной рукой свою шляпу, он едва поспевал за убегающим соломенным кругом, а его дама с улыбкой наблюдала. Но после того как он умудрился потерять и свою шляпу, она не выдержала и рассмеялась звенящим, серебристым смехом. Каллум застыл.

— Эврил? — Он вскочил, глядя в сторону леди. И вдруг побежал к ней, подхватил, весело закружил, а она обвила его руками за шею, и вдруг София увидела, как он поцеловал ее.

Она вскочила, ошеломленная. А эти двое просто как с ума сошли, совершенно беззастенчиво демонстрируя страстную привязанность на виду у всех. Никаких клевков в щеку, принятых между друзьями, о нет, тут было большее. Ей стало так плохо, что она чуть не застонала. Ревность. Боль. Все вместе. А он словно забыл о ней, своей жене! София как будто приросла к земле. Что делать? Уйти? Остаться? Но она не могла сдвинуться с места. Потом ее охватила ненависть к незнакомке. Джентльмен, ее спутник, в это время поймал обе шляпы, вернулся и, подойдя, дотронулся до плеча Каллума. Сейчас он ударит его. Так ему и надо, мстительно подумала она. Надо же, целовать на ее глазах другую женщину, а ведь только что, можно сказать, объяснялся ей в любви. Спутник леди был выше Каллума и шире в плечах, вид у него был очень мужественный. Отлично!

— Чаттертон!

Они вдруг крепко обнялись, в то время как леди просто сияла от счастья.

— Д’Онэ! Когда ты вернулся в Лондон? — воскликнул Каллум.

— Только вчера. — Мужчина обладал мужественной красотой: орлиный нос, сильный подбородок — властное лицо человека, привыкшего повелевать.

— Несмотря на то что благодаря неотложным требованиям лордов Адмиралтейства наш медовый месяц прерывался дважды, — продолжал он весело, — цель была достигнута — Брэндон смирился с потерей своей невесты, убежавшей к «полуфранцузу и авантюристу», то есть ко мне, и мы могли вернуться в общество, когда сплетни утихли и больше не расстраивали Эврил.

— Простите, мы, кажется, нарушили вашу идиллию, — услышала София и увидела, что леди стоит рядом. — Я — графиня д’Онэ. А вы, мисс?..

— Миссис Чаттертон. — Она не смогла удержаться от ледяного тона. — Вы только что целовали моего мужа.

— Мужа! Вы вышли за Каллума? Но он ведь не был помолвлен. Был помолвлен Даниэль…

— Но Даниэль погиб. — София смотрела на нее и не могла ничего понять — не сходит ли она с ума? — Я — София Лэнгли.

— Вы невеста Даниэля!

Эврил Хейден уставилась на нее как на привидение.

Да! Была! София высоко подняла голову — не станет же она объясняться и каяться перед незнакомкой!

— О, мне так жаль, скорблю о вашей утрате. Но вы с Каллумом обрели друг друга, и Даниэль был бы этому рад.

София не видела никакого неодобрения на лице графини, наоборот, та с трудом сдерживала слезы.

София проглотила ком в горле.

— Я на это надеюсь. — Наступила пауза, и обе взглянули в сторону мужчин.

— София, — позвал Каллум, — это Эврил Хейден, она плыла с нами на «Бенгальской королеве». Ее спас вот этот смелый капитан д’Онэ, и теперь они женаты.

— Капитан? Простите, но вы сказали, кажется, вы — графиня? И кто такой Брэндон?

— Люк — французский граф, он эмигрант и служит в Королевском флоте, — объяснила Эврил и доверчиво взяла Софию за локоть. — Я возвращалась из Индии и должна была выйти за человека, которого никогда не видела. Брэндон, мой жених, был, естественно, в гневе: я себя скомпрометировала, потому что предпочла выйти за Люка, бросив жениха. Скандал замяли, но мы на время уехали из города, пока страсти не улягутся.