Новые платья! Я забыла, когда кто-то в последний раз задумывался о такой ерунде. Но королева Ленор поступила мудро, пытаясь отвлечь мысли дочери от окружившего ее горя. Впервые после смерти Дориана я почувствовала, что мне хочется улыбнуться.

—  Я ничего не смыслю в моде, — ответила я, — но я с удовольствием взгляну на ткани.

Не успела я произнести эти слова, как осознала, что не покривила дущой. Болтовня о нарядах обещала спасение от мрачных покоев сэра Уолтура и моего собственного уныния. Я могла предаться отчаянию, оплакивая утрату семьи, но я также могла взглянуть в будущее. Ради Розы. Одного взгляда на ее милое встревоженное личико оказалось достаточно, чтобы принять решение.

Она стиснула мои руки и наклонилась ближе, чтобы шепотом поделиться своим секретом:

—  Я пишу новую поэму, воспевающую жертву Дориана. Я надеюсь, что когда-то смогу подарить ее тебе.

Это тронуло меня до глубины души, и я обняла принцессу, пряча слезы в ее волосах. Дориан пришел бы в восторг, узнав, что обрел бессмертие, воплотившись в героической поэме! Он хвастал бы об этом на каждом углу. Мне показалось, что я слышу его голос так же отчетливо, как если бы он стоял рядом со мной, добродушно подтрунивая над моими слезами:

—  Что стряслось, жена? Разве так славят доблестного солдата!

Я буду вечно благодарна судьбе за этот голос, раздавшийся у меня в голове. Он исполнил роль крепкого плеча, прижатого к моей спине и оттесняющего меня от горя. Отныне всякий раз, когда я чувствую, что силы меня покидают, я вспоминаю насмешливую улыбку Дориана и его пренебрежительное отношение к тем, кто позволяет себе упиваться саможалением. Если моему супругу предстояло навеки стать героем, я была обязана превратиться во вдову, достойную его репутации.

Общество Розы тоже служило целительным бальзамом для моих ран. Ее смех и румянец во время пира говорили о том, что унынию, охватившему ее во время войны, пришел конец, и я всячески поощряла ее девичьи причуды.

Тем не менее она по-прежнему надолго уединялась в своей комнате, и мне становилось не по себе, когда я думала о том, как она в одиночестве ходит по этим пустынным коридорам. Стремление защитить принцессу побудило меня придраться к Бесслин, ее служанке, когда однажды вечером я увидела, как она хихикает в Нижнем Зале в компании таких же, как она, бестолковых служанок.

—  Тебе следовало бы одевать свою госпожу к ужину, — резко заметила я.

Она небрежно пожала плечами:

— Она сказала, что оденется сама.

Роза предпочитала носить волосы распущенными по плечам и всегда носила платья простых фасонов. Я не сомневалась в том, что она способна самостоятельно привести себя в порядок, но меня возмутила беспардонность Бесслин.

—  То, что она тебе сказала, не имеет значения. Твое место наверху на тот случай, если ты ей понадобишься.

—  Моя госпожа сказала, что до конца дня я ей не понадоблюсь, — ухмыльнулась Бесслин, радуясь возможности доказать мне мою неправоту.

Роза уже была взрослой девушкой и могла распоряжаться своей служанкой по собственному усмотрению. Все же я поспешила подняться в ее спальню. В королевстве воцарился мир, и королю больше ничто не угрожало. Я была уверена, что Роза откажется от привычки закрываться в своей комнате, и надеялась, что она захочет довериться мне, если ее по-прежнему что-то беспокоит.

Осторожно постучав в дверь Розы, я шагнула внутрь. Я окликнула принцессу, но на мой зов никто не отозвался. Как гостиная, так и спальня были пусты. Я уже хотела уйти и поискать Розу в других местах, как вдруг что-то привлекло мое внимание. Гобелен на стене за ее кроватью был отодвинут в сторону, обнаружив глазу ранее скрытую, а нынче повернутую наружу панель. Я заглянула в нишу, ощутив затхлый и промозглый запах склепа. Узкие неровные ступени лестницы вели куда-то вниз. Потоптавшись в нерешительности, я начала спускаться в темноту, хотя мне было очень страшно. Я боялась того, что может оказаться у подножия этой лестницы.

Я вошла в комнату этажом ниже, в которой не бывала уже много лет, но которую мгновенно вспомнила. Моим глазам предстала сцена, заставившая меня похолодеть от ужаса: красавица Роза, излучая жизнь и взволнованно блестя глазами, сидела на резной кровати Миллисент. Рядом с ней я увидела дряхлую сгорбленную фигуру, закутанную в ветхую зеленую накидку. У их ног стояла прялка...

— Что ты здесь делаешь? — воскликнула я, глядя на Розу.

—  Элиза, — осторожно ответила она, изумленная моим резким тоном, — ты, наверное, знакома с моей двоюродной бабушкой Миллисент?

— Ну, еще бы.

В беззубом рту Миллисент все слова сливались воедино, но в голосе по-прежнему слышались так хорошо знакомые мне повелительные нотки.

—  Бабушка Миллисент рассказывала мне о том, каким был королевский двор в ее время, — продолжала Роза. — Она помнит даже, когда была построена эта башня.

—  Комната Розы должна была стать детской, — подтвердила Миллисент. Ее дряблая кожа обвисла, а подслеповатые глаза слезились. От былой красоты, следы которой ее лицо сохраняло очень долго, уже давно ничего не осталось. — Правда, мой отец поступил хитроумно, встроив в стену эту потайную лестницу, чтобы мать могла навещать ребенка, когда ей вздумается?

—  Я так удивилась, когда она постучала! — воскликнула Роза. — Мама сказала мне, что бабушка Миллисент очень больна и не может принимать гостей, но, судя по всему, это не так. Она показала мне такие удивительные вещи!

Улыбаясь и сверкая глазками, Миллисент махнула рукой в сторону прялки.

— Ты не поверишь, но Роза никогда не видела прялки.

При виде того, как быстро удалось Миллисент завоевать доверие Розы, меня охватил ужас. Я попыталась подавить стремительно захлестывающую меня панику.

— Стража! — позвала я.

Роза смотрела на меня, широко раскрыв глаза. В дверях за моей спиной выросли два солдата, готовые исполнить мои распоряжения. Но что я могла им сказать? Как могла я объяснить, что меня ужасает эта с виду невинная домашняя сценка?

—  Что дурного в том, что я хочу коротать время, занимаясь чем-то полезным? — с преувеличенно невинным видом поинтересовалась Миллисент. — Эти стражники не возражали, когда я попросила служанку принести мне прялку.

Да и с чего бы они стали возражать? Они были слишком молоды и не могли помнить омерзительные слова Миллисент, произнесенные ею на крестинах Розы. Они не видели горы прялок у стены замка и взвившегося над ними пламени.

—  Какая удивительная штука! — воскликнула Роза и протянула руку к резному остову прялки.

Я бросилась вперед с криком:

— Не прикасайся к ней!

Мое внезапное восклицание испугало принцессу, и она, вздрогнув, потеряла равновесие. Пошатнувшись, она попыталась опереться на колесо прялки, и я увидела, как на кончике пальца, наткнувшегося на острое веретено, выступила кровь. Она тут же отшатнулась, вскрикнув от боли, и Миллисент распахнула объятия, чтобы утешить девушку.

Все мое тело пронизал животный ужас, лишивший меня способности мыслить рационально. Я закричала и бросилась на Миллисент, отпихнув ее от Розы. Она упала на кровать, и Роза выпрямилась с воплем:

— Элиза!

Я заслонила от нее Миллисент. Мои руки, действуя как будто по собственной воле, схватили старуху за костлявые плечи.

—  Вот так ты обращаешься с бедной старушкой, — запричитала она, — все еще оплакивающей смерть сестры? Какую грустную историю поведала мне Роза! Это правда, что бедняжка Флора умирала с именем своего давно утраченного возлюбленного на устах?

При виде торжествующего лица Миллисент меня обуял гнев. Я по секрету рассказала Розе, как умирала Флора, но она уже успела поделиться моим рассказом с этой старой каргой. С женщиной, подтолкнувшей сестру к пропасти безумия.

— Флора все мне рассказала, — выкрикнула я и сама услышала нарастающую истерику в своем голосе. — Как ты соблазнила и довела до самоубийства мужчину, которого она любила. Ты не смогла похитить его у нее и поэтому погубила их обоих. Невинного мужчину и свою родную сестру!

— Элиза!

Роза тянула меня за руку, пытаясь оттащить меня от старухи. Я смутно отдавала себе отчет в том, что за дверью толпятся люди, привлеченные моими криками. Все они стали свидетелями моего безумия. Но мне было уже все равно. Самое главное было защитить Розу.

— Поднимись наверх! — приказала я. — Немедленно!

Роза медленно поплелась прочь, обиженно надув губы. Я резко выпустила руки Миллисент, и она сползла в неопрятную кучу у моих ног.

—  Ты больше никогда не увидишь Розу! — закричала я. — Никогда!

Миллисент ответила мне гримасой, в которой смешались боль и торжество. Ее губы дернулись, и я внутренне приготовилась к шквалу проклятий. Вместо этого она захохотала. Эта жуткая издевка, казалось, пляшет в окружившем меня замкнутом пространстве. Этот звук живо напомнил мне о том, что некогда ее называли ведьмой.

Одному из стражников я приказала следить за Миллисент, находясь внутри комнаты, а второму привести каменщика, чтобы тот заложил вход на потайную лестницу. Стражники неуверенно переглянулись.

—  Спросите короля, если хотите! — воскликнула я. — Главное, не медлите! Скорее!

Окончательно убедившись в том, что мои распоряжения будут исполнены, я ринулась наверх, в комнату Розы. Она подслушивала, стоя на верхней ступеньке, и я чуть не сбила ее с ног.

—  Элиза? — вопросительно произнесла она, не зная, гневаться ей или тревожиться.

Я схватила Розу за руку и принялась лихорадочно высматривать следы укола, впустившего яд в ее тело. Я ничего не нашла. Ее кожа была гладкой и чистой, как всегда. О том, что произошло внизу, свидетельствовала лишь крошечная красная точка.

—  Ты больше никогда не должна встречаться с этой женщиной, — твердо заявила я.