—  Война непредсказуема по самой своей природе, — ответила я. — Люди твоего отца самые лучшие солдаты во всем королевстве. Они одержат победу.

—  Обязательно, — поддержала меня Роза, впившись в мое лицо горящими страстью глазами.

Она не была готова взойти на престол. Более того, она была бесконечно далека от этого, и от осознания всего того, что она потеряла, мое сердце болезненно защемило. Все ее мысли должны были занимать поклонники и платья, а не опасения за жизнь отца.

—  Если бы все мужчины были такими сильными, как твой муж, я бы вообще не сомневалась в нашей победе. — Она села на кровать и провела кончиками пальцев по замысловатой вышивке покрывала. — Ты по нему скучаешь?

—  По Дориану? Да, иногда. Но я не могу ставить ему в вину желание участвовать в битве. Он мечтал об этом всю жизнь.

Роза, внезапно смутившись, опустила глаза.

— Это было так, как ты ожидала? Семейная жизнь?

Меня застала врасплох настороженность в ее голосе, которая говорила о том, что она готовится услышать худшее. Я никогда и никому не говорила о своих истинных чувствах к Дориану. Да я и сама не знала, как я к нему отношусь. Мои чувства менялись день ото дня.

— Я успела смириться с тем, что осталась старой девой, — тщательно подбирая слова, ответила я. — И все же замужество подходит мне больше, чем я ожидала.

— Но ведь ты вышла замуж по любви, — со вздохом произнесла Роза.

Это так меня позабавило, что я не удержалась от улыбки. Любовь не играла никакой роли ни в матримониальных планах Дориана, ни в моих ожиданиях. Как бы ни называлась возникшая между нами связь, начиналась она с физической похоти. Но тут я вспомнила, как Дориан поцеловал меня во дворе, на глазах у всей толпы. Прощаясь, он пообещал исправиться и стать хорошим мужем. Что, если не любовь, могло его на все это подвигнуть?

—  Иногда любовь расцветает со временем, — заверила я ее. — По слухам, сэр Хугилл — очень хороший человек.

По тем же самым слухам, это был суровый и скучный человек, лишенный чувства юмора. Я сомневалась, что эти черты характера придутся по вкусу такой темпераментной девушке, как Роза.

—  Я уверена, что он достоин моего уважения, — послушно произнесла Роза. — Просто... — Она отвела глаза, не решаясь продолжать. — Я рассчитывала на большее.

Всем преданным слугам присуща особая интуиция, и меня осенило — она думает о Джоффри. Я помнила, как блестели его темные глаза, обращенные на грациозно танцующую передним Розу. Но для принцессы это могло быть только мимолетным увлечением. Даже если бы королю удалось расторгнуть контракт с сэром Хугиллом, ей никогда не позволили бы выйти замуж за человека, не являющегося отпрыском королевского рода. Но что дурного в том, что Роза вздыхает по красивому молодому человеку? Я радовалась любой возможности развеять царящее при дворе уныние.

—  Я бы ничуть не удивилась, если бы некий посол вернулся, чтобы потанцевать с тобой, как только закончится война, — улыбнулась я. — Но имей в виду, за твою благосклонность ему придется сразиться с сэром Хугиллом. Вот это будет сражение!

— Ах, вот как! — оживилась Роза. — И кто же победит?

— Ну, за Джоффри имеется преимущество юности. Но мы не должны сбрасывать со счетов страсть, бушующую в сердце сэра Хугилла, которая так ясно сквозит в его письмах.

Роза расхохоталась и отошла от окна.

—  Благослови тебя Бог, Элиза! Ты умеешь поднять мне настроение.

— А ты мне, — отозвалась я.

Мы вместе вспомнили вечер визита Джоффри, когда Роза впервые ощутила прикосновение чувства, которое могло перерасти в любовь. Он был первым мужчиной из-за границ королевства, с которым ей удалось побеседовать, и мне было ясно, что ее увлекли его рассказы о путешествиях и заморских странах. Она не пожелала рассказать мне, о чем они говорили, уединившись в Приемном покое. Осознание того, что у нее есть тайна, которой она может наслаждаться в одиночестве, доставляло удовольствие. Точно так же и я, лежа этой ночью в постели, наслаждалась воспоминаниями о Дориане, представляя себе, как он вернется домой и как мы сможем отпраздновать это событие.

* * *

Весенняя оттепель, на которую возлагала надежды наша армия, сопровождалась проливными дождями, превратившими дороги в непролазные грязевые болота. Казалось, сама природа встала на сторону мятежников. Погода нанесла очередной удар по торговцам Сент- Элсипа, чей бизнес уже и без того пострадал из-за войны. Визиты, которые я наносила Дамилле и Приэлле, непроницаемым облаком окутывало уныние. Однажды я отвела Приэллу в сторонку и спросила, как она поживает. Девушка ответила, что, как ей кажется, отец запускает руку в ее приданое, чтобы расплатиться с кредиторами.

—  Что будет со мной, если я останусь без приданого? — спросила она.

Мне хотелось встряхнуть ее родителей и заставить осознать собственную недальновидность и эгоизм. Как же они не понимали того, что их самым драгоценным сокровищем является дочь, и именно ее они должны холить и лелеять? Но Приэлла умоляла меня ничего им не говорить, да я и сама опасалась, что если я подам голос в ее защиту, отец выместит на ней всю свою досаду.

—  Я позабочусь о том, чтобы ты удачно вышла замуж, — пообещала я. — У Дориана много денег. Он будет счастлив оплатить твое приданое, если в этом возникнет необходимость.

Приэлла прижалась ко мне, и я обняла ее за худенькие плечи.

—  Все меняется, Элиза, — грустно произнесла она. — Я уже не знаю, что ждет меня завтра.

—  Этого не знает никто из нас, — отозвалась я. — Но обещаю тебе, что я тебя не покину.

Я надеялась подать своей испуганной юной племяннице пример стойкости, хотя на самом деле недавние события в замке пошатнули мою собственную веру в то, что как только война окончится, все войдет в свою колею. Королева уже почти год правила страной без поддержки супруга, и эта ноша, оказавшись для нее непосильной, подорвала ее и без того шаткое душевное равновесие. Мне уже не удавалось беседовать с ней так же непринужденно, как мы делали это в прошлом. Если верить ее служанке, Хеве, королева спала очень мало и каждое утро вставала еще до рассвета, чтобы приступить к обязательным молитвам. На спине королевы Хева заметила встревожившие ее красные рубцы, в которых она узнала признаки самобичевания, которому обычно предавались самые фанатично настроенные религиозные мистики. Содрогнувшись от известия о подобном самоистязании, я отправилась на розыски отца Габриэля. Королева Ленор ни за что не сделала бы ничего подобного без его поощрения.

К моему удивлению, он выслушал меня довольно сочувственно. Тем не менее он заявил, что бессилен управлять ее действиями.

—  Я точно также не являюсь повелителем королевы, как и вы, — говорил он, сцепив перед собой сплетенные пальцы. Я обратила внимание на черную кайму грязи у него под ногтями, смрад, исходящий от его грязной рясы. Как мог такой тип очаровать королеву, которая всегда славилась своей любовью к красоте? — Если от Святого Духа на нее снисходит потребность в умерщвлении собственной плоти, она будет это делать.

В практически безупречной жизни королевы Ленор было лишь одно событие, способное вызвать подобную ненависть к себе и своему телу. Неужели она рассказала отцу Габриэлю о клятве, к которой ее принудила Миллисент? Если да, то он получил над ней неограниченную власть.

—  Как может радовать Господа обезображенное тело королевы? — спросила я.

—  Вы претендуете на понимание намерений Господа? — высокомерно поинтересовался он. — Королева следует своим собственным путем к искуплению, и я верю в то, что она его обретет. Причем скорее, чем вы полагаете.

И кто же возьмет на себя смелость утверждать, что искупление уже достигнуто? — едва не спросила я. — Не вы ли это сделаете, воспользовавшись удачным, по вашему мнению, моментом? Несмотря на все свои благочестивые разговоры, отец Габриэль успел обнаружить более чем мирское удовлетворение, которое он испытывал, беря надо мной верх. Я в очередной раз задалась вопросом, что удерживает его среди нас. Искренняя духовная забота о королеве? Или возможность пошатнуть неустойчивый рассудок аристократки? Несмотря на все мои подозрения, отец Габриэль не давал повода для осуждения. За проведенные в замке месяцы он не накопил никакого имущества, и миссис Тьюкс заверила меня, что он не получает никаких выплат по счетам на ведение хозяйства. Он даже отказался от собственной спальни, которую ему настойчиво предлагала королева Ленор, предпочитая оставаться в углу, который он облюбовал для себя на кухне. Все же я поклялась себе, что буду зорко следить за его отношениями с королевой. Если бы я заметила новые признаки ухудшения ее состояния, я бы, не задумываясь, возложила вину на отца Габриэля.

Еще один повод для тревоги давал мне сэр Уолтур, стремительно погружавшийся в пучины уныния. При встречах мы обменивались лишь сухими официальными приветствиями. В отличие от других государственных мужей, он никогда не поддерживал разговор лишь из удовольствия послушать свой собственный голос. Большинство вечеров он проводил в нашей гостиной, расположившись перед потрескивающим камином и погрузившись в мысли. Я редко нарушала его уединение. Но однажды вечером я обратила внимание на то, что его плечи ссутулены больше обычного, а лицо обеспокоенно нахмурено. У меня в груди все оборвалось от предчувствия несчастья.

— Какие-то новости от Дориана? — вырвалось у меня.

Сэр Уолтур удивленно обернулся ко мне и покачал головой.

— Нет, ничего не слышно.

—  Простите, — извинилась я. — Я подумала, что, может, вы получили письмо.

Сэр Уолтур покосился в мою сторону, что я вначале истолковала как раздражение. Но потом я поняла, что в его пристальном взгляде светится любопытство.

— Что ты слышала? — поинтересовался он.