Этот день ничем не отличался от трех предыдущих, которые начинались одинаково, несмотря на крекеры, орехи, тосты, бублики (да, Алекс нашел даже бублики в русском магазине) и то, что нашу кровать приходилось ежедневно перестилать после тоны крошек от всех этих снексов.

Выматывающий токсикоз был тут как тут. С невероятным упрямством он каждое утро застилал мое хорошее настроение, совсем как низкие свинцовые тучи обычно синее калифорнийское небо. Оставалось только надеяться, что как и зима, токсикоз однажды тоже закончится, а на смену ему придет весна, а моя ванна по утрам станет зоной свободной от регулярной тошноты.

У нас даже установились определенные ритуалы. Пока меня выворачивало наизнанку, Алекс успевал выпить две чашки крепкого кофе, так как после я не могла даже поцеловать его, если он пил кофе в течение дня. И он заодно подъедал мой бекон, который мне неизменно хотелось, но никак не удавалось съесть ни кусочка.

Тем же утром после утренней тошноты, ведомая плохим предчувствием, я скинула футболку для сна и встала голой перед зеркалом. Низ живота довольно внушительно округлился. Как вчера мне объяснял Алекс, это связано с тем, что мышцы пресса постепенно расслаблялись и даже расходились, чтобы позволить в свое время вырасти животу.

Мышцы пресса могли и подождать денек, думала я, кусая губы. Платье мне подобрали в тон костюма Алекса, и сделали это еще две недели назад стилисты, нанятые Эдвардом. Они выбрали для меня платье цвета бордо, обтягивающее тело до бедер, а ниже колен юбка расширялась русалочьим хвостом.

Теперь же я видела в зеркале, что мой живот предстанет на обозрение публики раньше времени. Куда раньше, чем будут сделаны заявления со стороны мистера Кейна, а значит, станет темой номер один для желтых таблоидов, которые так любят перемывать косточки и обсуждать скрывается ли под свободными платьями животик или это просто лишняя пицца?

Это было катастрофой. Еще и потому что две недели назад Эдвард рассказывал байку об актрисе, которая решила поменять дизайнерское платье за несколько часов до «Оскара». Я и тогда не поняла этой шутки о реалиях Голливуда, а теперь мне и подавно было не смешно. Шутка сводилась к тому, что дизайнерские дома заранее заключают контракты со звездами и после поставляют им наряды на обозначенные мероприятия. И в том, как по-дурацки бывают иногда одеты звезды, виноваты не они сами и не их стилисты, а дизайнеры домов мод, чьи изобретения иногда просто-напросто несовместимы с жизнью, но контракт ведь уже заключен. Не отвертеться.

Такие договора к тому же исключали возможность, что звезды появятся в одинаковых платьях или же все отдадут предпочтение какому-то одному модельному дому.

Короче говоря, менять за несколько часов до выхода платье, было сродни тому, чтобы изобрести машину времени и помочь «Титанику» избежать катастрофы. Одним словом — невозможно.

— Что случилось? Ты так и не спустилась к завтраку.

Я моргнула и пришла в себя. Оказалось, что все это время я так и стояла голая перед зеркалом, держа руки на животе.

Алекс тут же положил свои руки поверх моих, правда, ненадолго. Через миг его руки уже поднялись к груди, избегая, впрочем, сосков, а губы скользнули к голым плечам.

— Детка, что не так? — повторил он.

— Платье, -— выдохнула я, откидываясь назад под его лаской и поцелуями, которые становились все более горячими.

От убрал волосы с моего плечами и спросил:

— И что с ним? — вернулся к поцелуям.

— Все сразу поймут, что я беременна.

Алекс остановился.

— Никто ничего не поймет на этом сроке. Тебе просто кажется.

Я повернулась боком. Внизу живота появился бугорок. Раньше его там не было!

— Смотри! Мне не кажется.

Алекс опустился на колени и поцеловал низ живота.

— Тебе кажется. В книгах пишут, что это просто начинают расслабляться мышцы пресса. И у худых и стройных животик может появляться чуть раньше. Но, фактически, в твои пять или шесть недель сейчас еще ничего не заметно.

Он вдруг отвел трусики в сторону и сказал, перебирая пальцами:

— Посмотри, как ты стонешь, когда я делаю так, — он стал перебирать пальцами. — Детка, когда я увидел это в первый раз, я не смог устоять.

— И тем не менее, — я тяжело дышала, — ты устоял от соблазна взять меня прямо там.

— Я не продержался и сутки, — прошептал он. — Ты знаешь, что стала пахнуть иначе?

— Хуже? — вспыхнула я.

— Кто сказал хуже? Иначе. Ты пахнешь теперь так сладко, как лучший сорт шоколада. Так соблазнительно.

Пальцы вытворяли невероятное в трусиках.

— Устоишь? — спросил он, глядя на меня снизу вверх, но не дождался ответа.

Коснулся губами и провел языком по изнемогающему клитору, а я задохнулся от ощущений и того, что все это по-прежнему происходило перед зеркалом в полный рост.

— Алекс… стой…

— У нас здесь нет такой же тумбы, как там. Так что придется стоять.

— Только, пожалуйста, уйдем от зеркала…

— Я хочу видеть. Помнишь, как ты насаживалась на мой палец впервые? — прошептал он, играя во мне пальцами. — Я помню. Знаешь, как это чертовски завело меня? Разве мог я отпустить тебя после?

— А как ты объяснил тогда Эдварду, из-за чего хочешь поменять рейс? — просила я, отдышавшись.

— Сказал, что пропустил конференцию с главным сценаристом, и теперь мне лучше полететь с тобой, чтобы успеть за восемь часов полета выяснить все, что необходимо для роли.

— А почему ты вообще пропустил ту конференцию? — встрепенулась я. — Я убила весь день на то, чтобы сделать укладку и макияж и вообще хорошо выглядеть.

— Ты определенно выглядела хорошо, когда мы встретились, — хмыкнул он. — Удивительно, что это все было для меня, а я даже не знал об этом, когда увидел тебя на вечеринке.

— Ты так и не ответил, Алекс.

Он тяжело вздохнул, а мне вдруг стало зябко.

— Тебе не нужно этого знать.

Я отстранилась.

— Почему?

Он отвел глаза в сторону.

Сердце снова застучало быстрее, хотя еще минуту назад его ритм в моей груди стих после пережитого удовольствия.

— Скажи мне правду, Алекс. Сейчас же.

— Я не могу, — ответил он. — Просто на хрен не могу сказать тебе этого. Не надо, Ирэн. Все это в прошлом. Это не имеет никакого значения.

— Не имело бы, если бы я не собиралась связывать с тобой свое будущее, Алекс.

— Не могу, — повторил он.

— Не можешьпочему? Что произойдет, если я узнаю? Что, скажи на милость, ты мог сделать такого в Москве, о чем не можешь рассказать мне?

— Это уже не важно, поверь мне.

Я отстранилась.

— Это все еще важно. Мы встретились из-за этого.

Я успела выскользнуть из гардеробной прежде, чем он остановил меня. Я должна была чувствовать голод, ведь так и не позавтракала до сих пор, но внутренности связало узлом, а от страха и отвращения закружилась голова. Вернулась тошнота. Что ж, значит и не буду завтракать, если желудок будет пустым, рвать будет нечем.

Натянув джинсы и толстовку с кроссовками, выскочила из спальни, миновала комнаты и сбежала вниз по лестнице. Деревья в саду качались на ветру, а стекла были мокрыми после недавно прошедшего дождя. Но теперь дождя не было, поэтому я не стала брать зонт и вышла к бассейну.

Было зябко и сыро. Соленая влажность пробиралась холодными пальцами под одежду. Я натянула на влажные волосы капюшон и толкнула дверцу, за которой скрывалась лестница, ведущая к океану.

Было не по себе от прогулки по саду. Во мне бушевала ярость, которая отзывалась с ревом бело-серого океана вдали. Раз помогло Джейку, может быть, поможет и мне.

Я побежала вниз по деревянным ступеням, мимо заросших холмов, перемежавших с камнями. Ветер стал порывистым, на губах стало солено.

Я старалась не думать, но раз за разом возвращалась к разговору и прокручивала его в своей голове. Вариантов было не много.

У него кто-то был там, в Москве. Какая-то другая женщина удержала его от встречи со мной, которая все же состоялась после. В этом и состояла ирония происходящего. Может быть, на моем месте должна была быть другая. Может быть, и не стоило верить ему, что все это время он был примерным семьянином. Ведь он все-таки последовал за мной в тот шкаф и не продержался и сутки, как оттрахал в самолете.

Это ведь не очень похоже на поведение примерного семьянина, верно?

Потребовалось аж четверть часа, чтобы спуститься по длиннющей лестнице, наконец, к пляжу. Дикому, с темным крупным песком и полосами бурых водорослей. Рев океана оглушал. Темные низкие облака, казалось, напирали сверху, клубились вдали скрытой угрозой.

А если у него была любовница в Москве? Не случайная, а постоянная? Сколько раз он вообще летал туда и почему прилетел тогда? Алекс говорил, что прилетел на выставку друга художника, но разве теперь я могла верить? И разве мог он при первой же встрече рассказать мне правду?

Я заорала во всю силу и все равно не услышала своего голоса. Высокая волна налетела вдали на выпирающую скалу и разлетелась сотней брызг.

Меня скрутило от боли. Я обхватила себя обеими руками, чувствуя, как внутри словно плещется жидкое пламя. Меня просто-напросто тошнило, но желудок, как я и рассчитывала, был пуст. А сухие рвотные позывы оказались куда хуже обычных.

Ноги меня не держали. Голод, холод, страх и обида лишили последних сил. Как и оргазмы, которые теперь казались такими далекими. Я рухнула на песок, сгибаясь пополам от боли.

Я должна дать ему шанс? Должна ли согласиться с его словами, что это лишь прошлое? Но кто даст мне гарантию, что он не встретит вновь какую-нибудь другую женщину, пока я размерами буду напоминать выброшенного на берег кита? Только доверие давало подобную гарантию и скорее лишало возможности усомниться, а теперь… не было и того.