— Похоже, уже отдохнул, — выдохнул он в шею, обдавая жаром.

Нависая надо мной, он целовал невесомо и бережно — в щеки, лоб, губы, шею. Я потянулась к нему бедрами, нашла его губы и проникла языком в его рот.

Он сжал мою грудь через одежду, и я вскрикнула, таким сильным и острым было это ощущение. Грудь словно переполняло изнутри, и я впервые почувствовала, какими болезненными стали соски. Их ощутимо покалывало, пока Алекс ласкал их через одежду.

Даже утром эти движения не ощущались так, как сейчас.

Алекс, впрочем, быстро убрал пальцы с сосков и накрыл всей ладонью сначала одну грудь, потом другую.

— Я думал, мне показалось… Они стали больше, — прошептал он. — Мягче…

Задрал мою футболку и стал целовать грудь, минуя соски, которые болезненно реагировали на такое отсутствие внимание со стороны Алекса. Хотелось, чтобы он втянул их в рот и поиграл ими на языке, и одновременно с этим не хотелось, поскольку приятные ощущения граничили с раздражающими.

— Детка, что не так? — он легко поцеловал меня в губы и навис над моим целом.

— Соски… — выдохнула я. — Они…

— Они великолепны, — шепнул мне Алекс. — Так призывно торчат, посмотри на них…

— Они болят!

— Ясно, мэм. А когда я делаю так?

Он стал аккуратно целовать грудь, подбираясь ближе к центру. А после медленно провел языком по ореолу, глядя на меня, и я выгнулась от удовольствия.

Удивительно, что раньше пульсация удовольствия явственно ощущалась только между ног, а теперь оба соска пульсировали так, что меня разрывало на части. И одновременно с этим я понимала, что касаться их строжайше запрещено. Это было схоже с ощущениями, когда в детстве ковыряешь ранку от выпавшего зуба языком — и приятно, и больно. Только сейчас ощущений, конечно, было в сто крат больше. И они были куда запретнее.

Алекс провел губами по животу до пупка и вернулся. Меня словно поджаривали на медленном огне.

— Хочу тебя, — захныкала я. — Больше не могу терпеть.

— Правда? — удивился он. — Но мы ведь только начали.

И он прочертил круг языком вокруг соска на второй груди, и перед глазами потемнело. Я уперлась руками в его грудь, толкнула на спину. Мне бы ни в жизни не удалось уложить его на лопатки, если бы он сам не позволил этого. Сейчас он был не против, так что растянулся на ковре, глядя на меня с улыбкой снизу вверх.

Я рывком стянула с него джинсы и боксеры. Он потянулся ко мне, но я только прорычала:

— Руки прочь, мистер! Сейчас ты будешь умолять меня о том же.

Я накрыла его член губами и без прелюдий, подготовки и церемоний, позволила ему скользнуть так глубоко, как только было возможно. Я была голодна. Боже, я ощущала какое-то яростное желание, затопившее сознание. Владеть и овладеть. Ощутить его в себе и взорваться.

Это был самый яростный, агрессивный минет, какой мне доводилось делать. Я взяла с места в карьер, и теперь не могло быть и речи о нежных движениях языка, напоминавших порхания бабочки. Я двигалась быстро, требовательно, резко, даже без помощи его руки, которой, обычно, он направлял меня.

Улыбка сошла с его лица. Я почувствовала, как напряглось его тело. Как возбуждение из заигрывания перешло сразу в кульминационную стадию. Алекс застонал, впервые так громко.

— А ты умеешь убеждать… — низко пророкотал он, подхватил меня за руки и уложил перед собой на ковер.

Извиваясь, я стала стягивать с себя одежду, и потом он просто сорвал ее с меня, одним быстрым движением. Развел мои бедра, задержав взгляд ненадолго между ними. От одного только взгляда я прогнулась так, словно он провел там языком.

— Войди в меня, — простонала я и вскрикнула, когда он только провел членом по набухшим влажным складкам.

 — Войти и трахнуть? — уточнил он невозмутимо и снова потерся членом о клитор.

— Да, — выгнулась я.

— Сильно?

Он двигал бедрами сильнее, терся о меня, но я нуждалась в большем. Сейчас. Внутри. Заполнить. Овладеть.

— Да! — крикнула я, чувствуя, что сейчас кончу даже от таких ласк.

— Как скажешь.

И он толкнулся в меня, заполнил всю до отказа, разом, до самого основания. Опустился рядом на локти, ответил на мой лихорадочный жаркий поцелуй и стал двигаться, вбиваться. Глубже. Сильнее.

Я кричала, потому что время сдержанных стонов в этот раз давно прошло, впивалась в его губы и прикусывала их. Приподнимала к нему бедра, не желая выпускать его ни на миг. Я пила его страсть, растворяясь в его сильных движениях, потому что именно это сейчас было мне жизненно необходимо.

Я терлась о низ его живота клитором, разводила ноги сильнее, и в то же время меня пронзала острая боль даже от мимолетного касания сосков о его грудь.

Удовольствие переплелось в такой тугой узел противоречивых чувств, что больше не было сил терпеть, но недоставало еще какой-то капли, какой-то незначительной детали, без которой, как потерянный паззл, наслаждение была неполным.

Я закусила собственную губу, освободила руку и опустила вниз, касаясь себя пальцем. Алекс накрыл мою руку своей, направляя, словно лучше знал мое тело, и может быть, так и было.

Подушечкой пальца я коснулась напряженной ноющей горошины, провела пальцем вокруг, наслаждаясь мягкостью. А потом вернулась к ней и потерла ее резко и требовательно, желая шагнуть скорее за край, рухнуть с обрыва в реку наслаждения.

Перед глазами потемнело, я почувствовала, как волна дрожи зарождается глубоко внутри меня. Как поднимается и охватывает все тело, как передается Алексу, который так и не умерил движений, и если бы не эти быстрые, резкие, умелые движения, я бы не познала и половины того, что теперь в одну долгожданную секунду катапультировало меня в омут оргазма. Я закричала, обхватывая Алекса руками и ногами, вжимаясь в него каждой клеточкой своего тела.

И почувствовала, как он взрывается следом. Он едва не рухнул сверху, покачнулся, но удержался на локтях после того, как сильно ударил в последний раз бедрами, желая быть еще глубже внутри меня в этот решающий миг.

Я отдала ему всю себя, содрогаясь от собственных ощущений, и почувствовала, как меня сотрясает его громкое стремительное сердцебиение.

Через несколько секунд Алекс рухнул рядом, все еще переплетая пальцы наших рук. Как и я, он быстро и часто дышал.

— Что это было?… — прошептал он через пару минут, едва восстановив дыхание. — У меня руки до сих пор дрожат. И не только руки.

Я тихо засмеялась. Удовольствие растекалось по венам густым спокойствием. Хотелось спать. Вспыхнувший вдруг пожар унялся также внезапно.

— Сможешь когда-нибудь повторить? — Алекс приподнялся на локте.

У него был действительно безумный взгляд. Безумно-счастливый.

— Не знаю, — прошептала я. — Ты стал моим… наваждением. Совершенно внезапно.

Он рухнул на ковер, прижавшись к моему плечу. Его рука, которая легла мне на живот, едва подрагивала.

— Как же охрененно кончать в тебя, детка. Ты мой личный сорт героина, так и знай. Я люблю тебя.

Он поцеловал меня в плечо.

— Ого, — пробормотала я, — ты признался первым. Похоже, это и правда было что-то невероятное.

— Так и было, ты же знаешь. Помочь тебе встать?

— Пожалуйста. А не то усну прямо на ковре.

Алекс поднялся первым, протянул мне руку, помогая встать, а потом подхватил на руки.

— Детка, ты ведь помнишь? Нам надо в ванную.

— Зачем?... Ох, тесты! Я опять обо всем забыла.

Алекс отпустил меня на пороге и включил свет. На всех поверхностях лежали тесты. И со всех сторон, куда ни глянь, плюсики, две полоски, галочки и даже прямолинейное «Yes».

— Ты беременна, — прошептал он, — действительно беременна!

— Ага, — кивнула я, ощущая себя смертельно уставшей. — Я же говорила.

Он снова подхватил меня на руки и закружил по кабинету. За окном уже стемнело, и единственный свет давал слабый огонь в камине. А за окнами переливался подсвечивающийся бассейн.

— Отнести тебя в кровать?

Я смогла только кивнуть.

Глаза закрывались сами по себе. Даже не могла держать их открытыми. Алекс так и вынес меня в холл, голую, и сам был без одежды. Он что-то говорил еще о том, что сейчас позвонит Джейку, Эдварду и всем, кому надо…  но я заснула где-то на середине лестницы, и как он донес меня до спальни и уложил в кровать, я уже не помнила.


*******

Боже.

Какие.... у них песики красивые :)))))


* * *

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.