Марьяна Романова - Замуж за «аристократа»

Граф Эрнест Шульгин был сумасшедшим. Шура не сразу это поняла.

С первого взгляда он казался просто увлеченным человеком. У каждого есть хобби, какая-нибудь милая глупость, которая помогает справиться со скукой. Кто-то марки собирает, кто-то прыгает с парашютом. А вот Эрик Шульгин-Гаврюшин в свободное время (то есть всегда) пытался доказать всему миру свое аристократическое происхождение.

Они были знакомы почти неделю, и все равно он упорно говорил Шуре «вы». Он носил старомодные удлиненные пиджаки и лакированные остроносые ботинки – казалось, что идеалом элегантности для него были щеголеватые ветреники из модных парижских журналов начала века. В его кармане всегда можно было найти нюхательный табак в старинной бронзовой табакерке. Наручных часов он не носил – предпочитал карманные часики-луковку на массивной золотой цепочке, как будто бы часы могли быть признаком аристократизма!

А уж когда Шура впервые согласилась прийти к нему в гости, ей показалось, что она ненароком попала в элитный сумасшедший дом. На входной двери не было звонка – только бронзовый колокольчик. Эрнест довольно раздраженно позвонил, и к ним навстречу выбежала запыхавшаяся пожилая женщина с простым испуганным лицом. Она была одета в черное платье и белый кружевной передник.

– Проходите, граф, – сказала она Эрику, причем в голосе ее не было ни капли здорового юмора.

– Дунька, пальто возьми, – он небрежно бросил ей на руки свое тяжелое пальто с массивным каракулевым воротником, – и проводи госпожу в залу.

Шура глупо улыбнулась и попробовала самостоятельно водрузить свою куртку на антикварную вешалку, но «Дунька» ее опередила – буквально вырвала одежду из рук «госпожи».

– Эрнест, это какой-то спектакль? – спросила она, но Эрнеста уже в коридоре не было.

– Скажите, пожалуйста, Дуня, – вежливо обратилась Шура к бессловесной женщине, – что происходит? Почему в этом доме все так странно?

– Пройдите в комнату, госпожа, – мягко улыбнулась она. – Граф Шульгин вам сам все расскажет.

И пришлось «госпоже» пройти в гостиную и усесться в глубокое кожаное кресло, старательно поджимая под себя одну ногу, чтобы спрятать дырку на чулке.

Это была странная комната. Не комната, а настоящий музей. Рассматривая интерьер, можно было получить полное представление о быте дворян девятнадцатого века. Электрического света здесь не было вовсе – только свечи. Нарядные белые свечи, приятно пахнущие корицей и ванилью, установленные в старинные бронзовые канделябры. В углу уютно потрескивал камин – настоящий камин с витиеватой чугунной решеткой. Должно быть, граф Шульгин опустошил не одну антикварную лавку, когда обустраивал интерьер своей квартиры.

– Александра, вы предпочитаете чай или кофий? – Он так и сказал – «кофий» и даже при этом не улыбнулся!

– Чай, – на всякий случай ответила она. – Эрнест, у вас такой интересный дом…

– Благодарю, – он польщенно улыбнулся, – это подарок отца. Мой отец со своей супругой проживает в Европе.

– Вы работаете? – Шура решила поддержать светскую беседу.

– Официально – нет, – улыбнулся граф, – но у меня много дел. Каждую неделю я бываю в Дворянском собрании. Иногда устраиваю домашние балы. Занимаюсь благотворительностью. Иногда выезжаю на охоту в компании своих друзей. В общем, обычная жизнь холостого дворянина. Александра, хотите посмотреть мой альбом?

– Какой альбом?

Вместо ответа он поднялся и достал из шкафа массивный альбом в старинном кожаном чехле.

– Здесь история всей моей семьи, – его голос задрожал. – Я специально нанимал историка. Он несколько лет провел в архивах, разыскивая информацию о Шульгиных.

Шура перелистнула несколько страниц. Пожелтевшие от времени старинные фотографии, на которых были запечатлены красивые строгие лица, какие-то интерьеры, парковые аллеи, красивый особняк.

– Это наше родовое имение, оно давно разрушено, – увлеченно комментировал Эрнест. – Оно находилось недалеко от Царицына.

В комнату вошла Дуня с подносом в руках.

– Ваш чай, господа, – тихо объявила она, – а вам, Эрнест Павлович, пора таблетки принимать.

– Приму, – раздраженно поморщился он.

– Таблетки? Вам нездоровится? – спросила Шура. – Может быть, я тогда пойду?

– Ни в коем случае, – улыбнулся Эрнест. Однако от Шуры не укрылось, что он бросил уничтожающий взгляд на домработницу. – Просто у меня хронический гастрит. Нет, я не хочу, чтобы вы сейчас уходили, милая Александра. Хочу показать вам дом. Вы не против?

Она была не против, и они отправились осматривать его шикарную двухэтажную квартиру, стилизованную под дворянский особняк: декоративные колонны, свечи, картины в тяжелых бронзовых рамах…

– На этой картине моя прапрабабушка, – комментировал Шульгин. – Между прочим, рама покрыта настоящим золотом. Говорят, эта рама когда-то принадлежала царской семье. Я приобрел ее на аукционе, она стоила… впрочем, неважно, главное, что дорого… А вот это пианино стояло в особняке Шульгиных. Вы играете, Александра?

– Немного, – сказала Шура, которая действительно умела «настукивать» одним пальцем собачий вальс.

– Может быть, сыграете для меня? Мне будет приятно.

Шура представила, как вытянется его лицо, и отказалась, сославшись на легкую головную боль. Но ее заявление обеспокоило графа:

– Как, милая Александра, у вас болит голова? Почему же вы не сказали раньше? Ах, какой я дурак. Пойдемте. Вот спальня. Вы можете прилечь.

Он подтолкнул ее к роскошной кровати. Шура обернулась, посмотрела на него и догадалась, что ее головная боль здесь ни при чем. И спальня оказалась на их пути отнюдь не случайно. Она вздохнула. Ей не нравился граф Шульгин. И ей не нравилось, что он называл ее «милой Александрой». Но аукцион…

– С удовольствием прилягу, – улыбнулась она, усаживаясь на кровать.

Он все понял правильно. Он закрыл дверь, подошел к кровати и сел рядом с Шурой, предварительно сняв сюртук.

– Вы так прекрасны, – прошептал он.

И вскарабкался на нее – проворно, точно бродячий пес.

Егор сразу почувствовал: что-то не так. Слишком уж хорошо он знал женщин, чтобы ошибиться. Почти неделю Шура не отвечала на его звонки. Он звонил ей рано утром, несколько раз днем и поздно вечером, когда возвращался с работы. И всегда телефонная трубка отвечала лишь длинными гудками. В конце недели Егор заволновался: не случилось ли чего? Он даже позвонил своей бывшей девушке и Шуриной лучшей подруге Дианке.

Заспанным недовольным голосом (она все еще никак не могла простить «перебежчика») Дианка сообщила:

– Насколько я знаю, Шурик жива, здорова и вполне даже счастлива. Позавчера я встретила ее в ресторане «Максим». При ней был высокий блондин в костюме от «Хуго Босс».

Диана многозначительно помолчала, а потом ядовито поинтересовалась: не кажется ли Егору, что Шура может не брать трубку специально?

Ему ничего не стоило навести справки у общих знакомых. Выяснилось, что «высокий блондин в костюме от «Хуго Босс» – это не кто иной, как эксцентричный и невероятно состоятельный Эрнест Шульгин. Как ни странно, у Егора немного отлегло от сердца. Много он слышал об этом Шульгине – об Эрике не сплетничал только ленивый. Егор знал, что у Шульгина не дом, а антикварный салон, что ничего, кроме русской истории, графа не интересует, что девушки охотно с ним знакомятся, но долго его общества не выдерживают. «Он ни за что не смог бы понравиться такой девчонке, как моя Шура, – подумал Егор. – Скорее всего, их просто связывают какие-то общие дела…»

За день до долгожданного аукциона Шура спохватилась: а как же платье?! Она совершенно забыла о нем. А ведь она будет хозяйкой вечера, она попадет во все газеты и телепрограммы. В чем же она будет встречать знаменитых гостей?

Шура посмотрела на часы – золотые старинные часы, которые ей на днях презентовал Шульгин. Половина восьмого. В девять она обещала навестить Эрнеста – граф становился требовательным: ему, видите ли, срочно понадобилась порция Шуриной ласки. Ну ничего, она успеет. Шура выскочила на улицу, поймала такси и понеслась в центр, на Манежную площадь. Там, в огромном подземном магазине, она непременно найдет что-нибудь подходящее.

Покупка наряда не заняла много времени. Шура задумчиво шла, рассматривая стеклянные витрины, когда в одной из них ярким пятном мелькнуло платье ее мечты. Атласное, алое, струящееся до самого пола, на тоненьких бретельках. Платье-комбинация – подобный фасон украсит только стройную девушку, такую, как Шура. Не задумываясь, Шура вручила надменной продавщице несколько стодолларовых купюр. Платье сняли с манекена и упаковали в нарядный золотистый пакет.

В такси Шура улыбалась. Как правильно она сделала, что не поленилась поехать в магазин. Какой красивой она будет завтра! Самой красивой. Что за чудесное платье она купила! Торжество простоты и роскоши. Катя Лаврова непременно похвалила бы ее. Шура нахмурилась. Катя Лаврова…

Ни Катю, ни Егора на аукцион не пригласили. Шура внесла было их в список гостей, но Шульгин решительно вычеркнул их фамилии.

– Александра, я, конечно, уважаю ваши желания! Но и вы уважайте деньги, которые я вкладываю в это мероприятие. Я хочу, чтобы были только самые сливки. А кто такая ваша Лаврова? В последнее время она вообще нигде не снимается.

И Шура не стала возражать. «Вот когда я стану звездой, настоящей звездой, тогда и буду приглашать кого захочу, – мечтательно подумала она. – А Эрика этого, может быть, вообще не позову».

…Она ворвалась в дом графа – восторженная, веселая, шуршащая фирменными пакетами. И зачем она решила похвастаться платьем Шульгину?

После того как он, по обыкновению, с тихим вздохом отстранился от нее, Шурочка с криком: «Что я тебе сейчас покажу!» – ринулась в ванную. Она выбежала из комнаты узкобедрой девчонкой, немного угловатой и резковатой, а вернулась прекрасной женщиной, женщиной мечты в роковом красном платье.