– О, он для тебя уже Саша. И как давно вы созванивались в последний раз?

Я укоризненно на нее посмотрела:

– Вер, ты же знаешь, что он так и не позвонил. А прошло уже почти две недели…

– И не позвонит, значит. – Вера решила выступить в роли матери-утешительницы. – Мужчина звонит либо на второй день после секса, либо не звонит вообще. Это всем известно.

Я едва не плакала, но мужественно сдерживалась:

– И что мне делать?

– Прекрати о нем думать. Как будто бы его и не было.

– Но он был. Он был, Вер.

– Ну сходи на свидание, развейся, – легкомысленно предложила она. – Вон Сережка Комов из соседней группы давно по тебе сохнет.

– Вера!

– А почему нет?

Должно быть, она издевалась. Я думала, что плачу в жилетку, а на самом деле доверчиво уткнулась носом в ледяные рыцарские латы.

Сережа Комов, тоже будущий физик, действительно страдал по мне еще с первого курса. Он был умный и скромный, отличный, наверное, парень, но в девятнадцать лет девушка мыслит совсем другими категориями. Сережа Комов был невысоким, довольно полным, клоунски-рыжим, носил спортивные штаны с кожаными ботинками и не выговаривал букву «р». Что тут еще скажешь?

– Тогда позвони ему сама, – предложила Верка, сделав при этом простодушное лицо.

Ох, Верка-Верочка! Знала ведь, прекрасно знала, стерва, что я сто, нет, тысячу раз набирала номер, который оставил мне Дашкевич. Я знала эти семь цифр наизусть, они мне даже снились. И ничего. По ту сторону телефонной трубки всегда были длинные гудки. Это с ума меня сводило!

– Ах да, – «вспомнила» Вера, – трубку не берет. Тогда это совсем безнадежный случай. Он дал тебе неправильный номер.

– Но зачем? Мог бы тогда вообще никакой не давать.

– Так ты, наверное, пристала к нему, как банный лист к… сама знаешь чему, – жестоко усмехнулась она. – Вот и назвал тебе первый попавшийся номер. Лично я всегда так делаю.

– Ты ничего не понимаешь! – горячо возразила я. – Тогда, у него дома, он был таким… таким особенным! Мне даже показалось, что он влюблен в меня. Почему же так произошло? Почему? Почему?!

– Потому что у него каждый день новая девчонка, – усмехнулась Вера, – с его-то возможностями. Не давать же всем свой домашний телефон!

Сейчас я понимаю, что Вера, в сущности, была права. Да, стерва она. Да, она мне отчаянно завидовала. Да, она специально подбирала жесткие слова – и не потому, что была правдолюбкой, а чтобы обидеть меня. Но все равно она говорила правду.

Но тогда я ей не верила. Я ее почти ненавидела, мне отчаянно хотелось зажать ладонями уши, чтобы не слышать ее спокойного насмешливого голоса. Но выгнать Веру вон, поссориться у меня все же не хватало сил. Ведь ни с кем, кроме нее, я не могла обсудить Александра. А обсуждать хотелось бесконечно.

– Вер, а ведь у меня есть еще один номер. Помнишь того смешного толстенького очкарика, кинорежиссера? Он записал мне свой служебный телефон. Сказал, что я могу сыграть в его новом фильме.

– Не смеши меня! – фыркнула Вера. – Ты сама-то в это веришь?

– А что? – Краем глаза я посмотрела на себя в большое настенное зеркало: бледное лицо, глаза блестят, волосы гладко уложены и спускаются ниже плеч. – Как ты думаешь, из меня получилась бы актриса? – Затаив дыхание, я ждала ее приговора.

– Конечно, нет! – уверенно заявила Верка. – Думаешь, у него других актрис не нашлось бы? Тех, кто учится во ВГИКе или в ГИТИСе? Зачем ему приглашать на роль физика-недоучку? К тому же актриса… – Вера явно вошла в раж. – Актриса, она должна быть… такой. Как Марлен Дитрих.

– А как же Барбра Стрейзанд? И потом, он же сам сказал, никто его за язык не тянул.

Вера долго еще уговаривала меня, что не стоит звонить кинорежиссеру со смешной фамилией Мордашкин, приводя самые убедительные аргументы: мол, из этого ничего не выйдет, только нервы потрачу.

Какие нервы? За две недели постоянного сидения перед телефоном и ожидания заветного звонка я сама превратилась в сплошной оголенный нерв.

Решиться на этот звонок было совсем нетрудно. Я даже почти не волновалась, ведь это не Александр Дашкевич должен был поднять трубку, а забавный низкорослый толстяк по имени Федор Мордашкин.

На следующее утро я еле дождалась, пока родители и сестра уйдут на работу.

– А ты почему еще не собралась в институт? – поинтересовался отец. – Тебе же по средам к первой паре.

– Преподаватель заболел, – не моргнув глазом, соврала я (хотя на самом деле собиралась пропустить очень важный семинар по высшей математике).

– Да и сама ты что-то сегодня бледная, – он замешкался на пороге, а я внутренне умоляла его: иди скорее, иди же, иди!

…Наконец я осталась одна. Первым делом я подошла к зеркалу и не спеша накрасила губы любимой помадой своей старшей сестры – помада была фирменная, Люда за ней отстояла многочасовую очередь в магазине «Золотая Роза». Наверное, она бы убила меня, если бы узнала, что я трачу драгоценную помаду впустую. Но мне так хотелось чувствовать себя особенной.

Конечно, Федор Мордашкин не увидит меня по телефону. Зато он услышит уверенный голос красивой молодой женщины – женщины, на губах которой блестит дорогая помада, волосы которой завиты в крупные блестящие кудри.

Накрасив губы, я даже почувствовала некоторое вдохновение и переоделась в тот самый белый пиджак – пусть он и был безвозвратно испорчен гуталином, но я считала его чем-то вроде приносящего удачу талисмана.

А потом я сняла телефонную трубку и набрала заветный номер. Затаив дыхание, слушала длинные гудки и уже собиралась было положить трубку, как энергичный мужской голос произнес:

– Алло, я слушаю!

– Я… Это… Вы меня слышите? – растерялась я.

– Слышу, я же не глухой, – довольно грубо ответили мне. – Кто это?

– Я хотела бы поговорить с Федором Мордашкиным.

– Это я. Кто это?

О том, что происходило в этот момент по другую сторону телефонной трубки, я узнала много позже. Но, наверное, будет правильным, если я расскажу обо всем этом сейчас.


Федор Мордашкин был кинорежиссером. Не очень известным, но и не из последних. Он снял всего два художественных фильма – злые языки утверждали, что никто бы о его работах не узнал, если бы в главной роли обеих картин не снялся Александр Дашкевич. Оказывается, они когда-то учились на одном курсе и с тех пор были дружны.

Незадолго до того, как мы с ним познакомились, Мордашкин получил неплохой шанс выдвинуться – ему дали грант на съемки комедии о приключениях иностранца в Москве. Конечно, на роль иностранца был утвержден Дашкевич – и это придавало картине дополнительную изюминку: ведь раньше Александр не снимался в комическом амплуа. И вот машина была запущена. Сценарий, декорации и команда готовы, павильоны арендованы.

Тот день Федор планировал посвятить эпизоду о том, как к иностранцу приезжает его иностранная соответственно подруга. Кастинг на роль подруги прошел днем раньше – роль эта была небольшая и неважная, так что сам Федор на кастинг не явился, поручив выбор актрисы своему молодому ассистенту Степану. Степа же, не будь дурак, вообще никакого отбора проводить не стал, а попросту пригласил на роль свою любовницу Леночку – костюмершу, с которой он познакомился в мосфильмовском буфете.

Леночка была девкой ядреной – румяная, здоровая, с грудью, напоминающей две переспелые дыни, и аппетитной задницей. Так что Степана в принципе можно было понять. Наверное, при прочих обстоятельствах Федор вполне мог бы переварить и Леночку – роль-то почти без слов.

Но беда состояла в том, что у Леночки были круглая румяная мордашка и толстая светлая коса через плечо – типично русский типаж. Она органично смотрелась бы в роли какой-нибудь Машеньки или Парашеньки, но в роли иностранки…

Конечно, гримеры постарались на славу. Коса была безжалостно расплетена, начесана и завита на мелкие бигуди, так что Лена стала сильно напоминать молодого Майкла Джексона. Ее небольшие серые глазки гримерша обвела темно-фиолетовым карандашиком – от этого они стали выглядеть еще невыразительней и мельче. Щеки были нарумянены, на губах воинственно блестела темная помада.

Постаралась и костюмерша. Бедная, откуда ей было знать, как должна выглядеть иностранка?! Она и иностранок-то, может быть, ни разу в своей жизни не видела. Для обычной советской женщины иностранка (а тем более парижанка, которую и предстояло сыграть румяной Леночке) была чем-то вроде райской птицы – все знают, что они есть, но мало кто представляет, как они выглядят на самом деле. Поэтому она и напялила на Лену все наиболее чудные вещи, которые попались ей под руку. Объемная клетчатая кепка, гордо возвышающаяся над залакированными волосами. Клеенчатый блестящий плащ.

Сапоги на каблуках такой высоты, что при желании с них можно было бы прыгать с парашютом.

Таким образом, общими стараниями получился гибрид панельной девки и легендарного советского клоуна Олега Попова.

И вот Леночка – при полном параде – явилась в павильон. Свет уже был выставлен, камеры – тоже, Мордашкин маялся в ожидании.

– Здравствуйте, меня зовут Лена, – кокетливо улыбнулась девчонка.

– Она будет играть роль иностранки, – неуверенно подал голос Степан, должно быть, глядя на загримированную любовницу, он понял наконец, какую совершил роковую ошибку, и на всякий случай добавил: – Я выбрал ее из десятка претенденток.

Федор раскрыл рот и выпучил глаза – в этот момент он напоминал случайно выброшенную на берег огромную причудливую рыбу. Леночка продолжала улыбаться, а Степан за ее спиной зажмурился: он-то прекрасно знал, что сейчас произойдет. И не ошибся. В следующую секунду Федор завопил, как сирена на машине реанимации:

– Вы что, с ума все посходили, что ли? Какая же это, на фиг, иностранка?!

– А что? – робко заметил Степан. – По-моему, она не так плоха… Думаешь, во Франции нет круглолицых теток? А я считаю…

– Мне плевать на то, что ты считаешь!!! – перебил Мордашкин. – Сказано было тебе – найти девку, похожую на иностранку. Ты же был в Праге, Степка! Что, иностранок там не видел, что ли?