– Ну, если честно, мы вовсе не близки. – Шура меланхолично пожевала коктейльную соломинку. – Она когда-то дружила с моим отцом. Она считает меня легкомысленной… Мы редко видимся, и все же она мне помогает. Без нее я бы не работала так много. Другое дело, что она это делает не из-за меня самой, а из-за папы.

– А кто у нас папа? – полюбопытствовал Егор, на что Шура неопределенно пожала плечами:

– Да так. Ничего особенного, вы вряд ли могли встречаться… Слушай, а почему ты так всем этим интересуешься? – пьяно прищурилась Шура. – Может быть, она тебе нравится? Моя крестная, а? Ты что, ее фанат?

– Я уже вышел из этого возраста, девушка, – снисходительно рассмеялся Егор. – Просто интересно.

– А хочешь, – вдруг предложила Шура, – хочешь, я тебя с ней познакомлю?

Егор нервно сжал руками салфетку. Только бы она не заметила, как он разволновался. Надо же, как просто она это сказала – «хочешь, я тебя с ней познакомлю?». Как можно более небрежно Егор ответил:

– Хочу.

– Нет проблем! – Шура икнула. Несмотря на свое состояние, она заметила, что рассказ о ее родственных связях произвел на Егора неизгладимое впечатление.

– Забавная ты, – усмехнулся он. – Ну что, пойдем?

– Не возражаю.

Она порывисто вытащила из сумки кошелек и с феминистской, как ей показалось, улыбкой предложила оплатить счет поровну. Причем это был чистый блеф – Шурин потрепанный матерчатый кошелек был безнадежно пуст. Впрочем, Егор категорично заявил, что заплатит сам, и на всякий случай она решила не спорить.

«Зря я вообще сюда пришла, – подумала Шура. – Он же явно пригласил меня, потому что я ему понравилась. То есть нет, «понравилась» – это старомодное слово. Он пригласил меня потому, что он хочет со мною переспать. Но я этого сделать не могу, ведь он же Дианкин приятель! Дианка задушит меня диванной подушкой, если узнает. А даже если не узнает, мне будет стыдно. Но, конечно, если бы не Дианка…»

Нет, на тему «если бы не Дианка» Шура даже думать себе запретила. Она вежливо попрощается с Егором – и точка. На этом – эх! – их отношения и закончатся.

Они вышли на улицу. Шура предусмотрительно придерживала его за локоть – ее слегка пошатывало. «Не надо было мешать текилу с коньяком», – грустно подумала она. Вежливо прощаться не хотелось. Хотелось просто куда-нибудь идти бок о бок по пустой улице и чтобы он мягко поддерживал ее за талию.

Шура решила быть пассивной. «Если я с ним прогуляюсь или он просто проводит меня до дома, ничего страшного не случится. Конечно, если он начнет ко мне приставать, придется возмущенно распрощаться. Ради Дианки», – лениво думала она.

– Прохладно, – сказал Егор, не глядя на Шуру.

«Вот и настал сакраментальный момент, – подумала она. – Сейчас он с красноречивой улыбочкой напросится ко мне на чашечку кофе. Или пригласит к себе – под каким-нибудь вполне невинным предлогом». Самым отвратительным было то, что Шуре очень хотелось, чтобы он ее пригласил. Пусть она и твердо решила отказаться, но, черт возьми, как приятно почувствовать себя желанной! Она, Шурка, которую все ошибочно считают «своим парнем», на самом деле настоящая роковая женщина! У нее свидание с красивым мужчиной, сейчас – через пару минут – он робко попытается ее поцеловать, она возмущенно отвернется, и это, безусловно, разобьет ему сердце.

От таких мыслей Шура приободрилась, приосанилась. И даже попыталась крутить попой – как Дианка. Получилось неплохо. Во всяком случае, редкие встречные прохожие смотрели на Шуру, как ей показалось, изумленно-восхищенно.

– Ты стерла ногу? – заботливо поинтересовался Егор.

– С чего ты взял?

– Ты так странно идешь, – пожал он плечами. – Понял. Тебе просто непривычно ходить на каблуках.

– Нормально я иду, – потухла Шура и пошла своей обычной походкой.

– Тогда, может, немного прогуляемся? – предложил Егор. – Мне кажется, свежий воздух тебя отрезвит.

Шура кивнула. Какое-то время они шли молча. Прохладный сентябрьский ветер обнимал ее разгоряченное лицо, а Егор тем временем ненавязчиво обнимал ее за талию – причем в этом жесте, как ей показалось, не было ни малейшего намека на секс. Все было не так, как представляла себе Шура. Егор не пытался ее поцеловать, его рука не норовила пуститься в опасное путешествие по ее телу. Казалось, он просто дружески поддерживал ее, пьяную. И все.

Неужели она ошиблась? Неужели этот тоже считает Шуру не взрослой сексапильной женщиной, а просто забавной девчонкой, с которой интересно провести время – ради разнообразия? Она так близко, он наверняка чувствует запах ее духов (обычно Шура духами не пользовалась, но сегодня обильно сбрызнула волосы «Коко Шанель» – где-то она прочитала, что это очень чувственный аромат). И она совсем его не возбуждает? Ни капельки?

Подумав, Шура придвинулась ближе, откровенно говоря, прямо-таки навалилась на Егора.

– Ну что, красотка, надралась? – усмехнулся он. – Она любит выпить. Надо этим воспользоваться.

«Ну вот, начинается», – затаив дыхание, подумала Шура. И, интимно понизив голос, поинтересовалась:

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего, – удивился он, – выражение есть такое.

Когда они подходили к Арбату, вдруг начался дождь. Шура удивленно посмотрела вверх – облака были редкими и рваными, кое-где сквозь них даже просвечивали тусклые звезды. Зонтика не было ни у нее, ни у Егора.

– Может, переждем в каком-нибудь подъезде? – предложил он.

«Ага, и там ты изнасилуешь меня на подоконнике», – ядовито подумала она, а вслух произнесла:

– Что ты! Лично я обожаю гулять под дождиком!

– Ну раз так, придется гулять, – усмехнулся Егор.

Шура вела себя как шкодливая первоклашка.

Она пьяно хохотала, прыгая по лужам (плакали дорогие кожаные туфельки, которые когда-то подарила ей Диана. Что ж, и ладно – все равно Шура терпеть не может каблуки!). Она подставляла ледяным каплям смеющееся лицо. Егор наблюдал за ней с насмешливым любопытством.

Через несколько минут они промокли так, словно кто-то вылил на них целое ведро воды.

– Простудишься, – констатировал он.

– Это не самое страшное, что может случиться, – серьезно ответила Шура.

– Что же самое страшное? – удивился Егор.

– То, что у меня потекла тушь, – она показала ему язык.

– Я думал, ты вообще не красишься. Ты вся такая… естественная.

– Ну я все-таки на свидание шла.

– Ко мне-то? – Казалось, он был удивлен. – Что ж, приятно, что ты так долго готовилась.

«Веду себя как полная идиотка, – мрачно решила Шура. – Сама беспардонно строю ему глазки, хотя на двести пятьдесят процентов уверена, что ничего между нами не будет. Поэтому мужики и считают женщин дурами – из-за таких, как я».

– Долго еще до твоего дома? – с независимой улыбкой спросил он.

– Нет, еще чуть-чуть.

«Получайте, Александра Федоровна. То, чего вы и добивались. И что вы теперь ответите? После подобного своего поведения?»

Егор чихнул:

– Я весь промок. Завтра проснусь с температурой сорок два, и ты будешь виновата.

«Браво! Великолепный предлог. Он думает, что я, конечно же, не оставлю его погибать от двустороннего воспаления легких. Предложу воспользоваться горячим душем и выпить чаю с медом. Зря, ох зря я все это затеяла!»

– Почему ты вдруг стала такая серьезная? Я что, чем-то тебя обидел?

– Что ты! Устала просто. И протрезвела, наверное. Знаешь, а ведь мы уже пришли.

Она остановилась перед собственным подъездом и выжидательно на него посмотрела, готовая оказать самое серьезное сопротивление.

– Ну ладно, – улыбнулся Егор, – спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответила Шура, оставшись стоять на месте.

– Ну, я пошел. Поймаю такси.

– Спокойной ночи, – тупо повторила она.

Егор улыбнулся, приветливо помахал ей рукой и пошел по направлению к Смоленской площади. А разочарованная Шура осталась стоять возле подъезда, провожая его взглядом. Его светлая футболка мелькала среди деревьев. И когда он почти уже исчез из поля ее зрения, Шура, собравшись с духом, крикнула в никуда:

– А не хочешь ли ты зайти ко мне выпить чашечку кофе?

…«Той весной я определенно сошла с ума. Мою кровь, мысли и даже сны терзал неизлечимый, как мне казалось, вирус по имени Александр Дашкевич. Вы будете смеяться, но я повесила его фотографию, аккуратно вырезанную из газеты «Театр и кино», над кроватью.

Мне было почти девятнадцать лет! Взрослая девица! Советская студентка! Будущий физик! Наверное, многим кажется, что физики должны быть сухими и прагматичными, как давно и безапелляционно доказанная теорема. Многие из моих бывших одноклассниц уже гордо расхаживали с колясками, из которых улыбались пузатые розовые малыши. А я молилась на газетную вырезку – то плакала над ней, то истерично зацеловывала пахнущий солью и типографской краской листок. В конце концов краска смылась, милые мне черты исказились, выцвели, но я – честное слово! – долго этого не замечала. И продолжала целовать бесформенный газетный лист.

Конечно, я никому об этом не рассказывала. Даже маме. Даже Верке.

Кстати, после того как мы сходили в Дом кино в компании Дашкевича, мои отношения с Веркой заметно ухудшились. Конечно, я понимала, что ей он тоже нравится, и это было естественным, иначе и быть не могло! Она тогда очень старалась привлечь его внимание. Льнула к его рукаву, точно ласковая кошка, смотрела на него, как сладкоежка на кремовый торт. Эти накрашенные глаза, эта медленная улыбка… Вера была чудо как хороша, но по непонятной ей причине Дашкевича привлекла именно я.

И теперь Вера самозабвенно делала вид, что он не нравится ей, да и не нравился никогда.

– Знаешь, Кать, у него нос широковат, – задумчиво нахмурившись, говорила она, – это так неаристократично. Мне нравятся носы, как у Алена Делона.

– Да Ален Делон просто Квазимодо по сравнению с Сашей, – не замечая ее опасно сузившихся глаз, возмущалась я.