Марьяна Романова - Замуж за «аристократа»

– Все блондинки такие, – категорично высказалась Шура.

– Ты не права. Эта поначалу казалась другой. И потом, я за ней так красиво ухаживал! Розы ей шикарные дарил, водил по кабакам. Один раз даже презентовал ей золотой браслетик. Всю стипендию потратил, неделю голодал, но все-таки подарил!

Шура едва не задохнулась от возмущения. Надо же, ее Кирилл голодал ради того, чтобы какая-то бессердечная сука украсила свое тонкое запястье дурацкой побрякушкой!

– Я обещал ей, что мы вместе поедем летом в Турцию.

– На какие шиши? – ехидно поинтересовалась она.

– Думал, устроюсь куда-нибудь, накоплю… В конце концов, отказывать себе буду во всем. А она… Представляешь, она сказала, что на Восьмое марта хочет получить в подарок мобильный телефон. Ну сама подумай, Шур, откуда у меня деньги на мобильник? У самого нет… Вот она и рассердилась. Сказала, что ей нужен настоящий мужик. И больше не звонит.

– Да не расстраивайся так, – Шура робко дернула его за рукав.

– Ничего-то ты не понимаешь, Шурик, – печально вздохнул Кирилл. – Ты же не влюблена, где тебе такое понять…

– Да, где уж мне, – вздохнула Шура, но Кирилл был настолько погружен в свои мрачные мысли, что даже не заметил, как она поскучнела.

– Знаешь, Шурик, – вдруг сказал он, – я хочу напиться. Ты со мной?

– Кирочка, сессия же, – попыталась образумить его Шура. – Потом сам же жалеть будешь.

– Ну как хочешь. Лично я – в гастроном.

И, конечно, она, как преданная собачонка, побежала за ним. И даже одолжила Кире денег – оказалось, что вышеупомянутая блондинка успела виртуозно поработать над его кошельком. Они купили четыре бутылки красного сухого вина, Шуриного любимого, бананов и дешевого «Российского» сыра. И отправились к Шуре, на Арбат.

Сначала Кирилл был печален, как Гамлет. Он пил вино молча, залпом, а Шура суетилась вокруг, заставляя его закусывать.

– Я ведь ее все еще люблю, Шурик, – горько вздыхал он, подливая себе еще вина. – Понимаешь, все время думаю о ней. Она такая красивая, натуральная блондинка, у нее такие ноги…

Но после очередного бокала «романтический герой» заметно повеселел.

– А вообще-то не такая уж она и красавица, – признался он, слегка запинаясь, – а между нами, совсем никакая. Личико невзрачное, зубы кривые. А то, что блондинка, так и что? Сейчас каждая третья блондинка!

Когда последняя бутылка вина подошла к концу, о блондинке вообще никто не вспоминал.

– Весело-то как, Шурка! – говорил Кирилл, и глаза его блестели. – А что, ты не против, если я спляшу? Так танцевать хочется!

– Не против, – рассмеялась Шура, включая радио. Она тоже слегка захмелела, ей было весело.

Сначала Кирилл танцевал под зажигательный рок-н-ролл, хотя то, что он делал, вряд ли можно было назвать танцем. С громким топотом он прыгал вокруг стола, точно веселый молодой козел. А Шура беспечно хохотала, глядя на него, и хлопала в ладоши. А потом рок-н-ролл сменился тягуче-романтичной Патрисией Каас. Кирилл остановился и спросил:

– А что, Шурик, может, вместе станцуем? Песня-то какая красивая…

– Конечно, – с готовностью согласилась она.

И он мягко обнял ее за талию и притянул ее к себе. Их лица были так близко, что Шура чувствовала его винное дыхание на своих губах. Она смутилась, не в силах поверить, что все это происходит на самом деле. Она была счастлива – по-другому и не скажешь. Наконец-то она своего добилась, наконец-то Кира понял, что Шура гораздо умнее, красивее и достойнее всех его блондинок, вместе взятых.

Она уткнулась носом в его пахнущий дешевыми сигаретами свитер и блаженно зажмурилась. Как спокойно ей было в тот момент, как уютно.

– Шурик, а у тебя волосы сладко пахнут, – внезапно сообщил Кирилл.

Она отстранилась от его груди и недоверчиво посмотрела в его раскрасневшееся от вина и танцев лицо. А в следующую секунду они уже целовались – страстно и так долго, словно их жизнь зависела от продолжительности этого случайного поцелуя.

– Шурик, – шептал он, – Шурик…

Кирилл только слегка подтолкнул ее по направлению к спальне, и Шура, даже не пытаясь оказать ему кокетливое сопротивление, рухнула на диван, увлекая его за собой. Ее ноги каким-то непонятным образом оказались на его плечах, а его ищущая рука – в Шуриных трусиках. «Слава богу, что я догадалась надеть приличное белье!» – восторжествовала Шура.

…Вот так все и произошло. Засыпала она счастливой, по-хозяйски уткнувшись носом в его влажное соленое плечо. Счастливой она и проснулась – распахнула глаза и встретила его заспанный встревоженный взгляд. Выглядел Кирилл не самым лучшим образом – он был взъерошен и как-то помят.

– Шурик? – казалось, он удивился, но в тот момент она отчего-то не придала этому никакого значения.

– Кирочка! Проснулся! – Шура легко вскочила и закружилась по комнате. – Тебе что принести, чай или кофе? Может быть, сварить какао?

– Завидую твоей бодрости, – проскрипел Кирилл, приподнимаясь на локте. – От кофе я бы не отказался… Слушай, Шурик… А что вчера было?

– А ты как будто бы сам не помнишь! – лукаво рассмеялась она. – Беспамятный ты мой.

– Нет, я помню, конечно, – неуверенно нахмурился Кирилл, – то есть… Шур, я идиот, да? Ты меня ненавидишь?

– Почему, дурачок? – Она подлетела к дивану и нежно взъерошила его и без того лохматые волосы.

– Правда? Шур, я… Ты меня прости…

– Да за что?

– Ну как? Ты и я… Я тебя… Сама понимаешь. Знаешь, я был очень пьян. Ты же сама знаешь, с тобой я всегда держался в рамках приличия. Ничего лишнего не позволял. А вчера… как-то так получилось.

– Да я же сама хотела, глупый.

– Да? – обрадовался он. – Спасибо, Шурик. Ты меня поняла. Поддержала в трудную минуту.

– На то и есть друзья, – развела руками Шура, которая еще так и не поняла, что он имеет в виду.

– Это точно, – слабо улыбнулся Кира, – и все равно спасибо, старушка! А как ты думаешь… может, мне ей все-таки позвонить?

– Что? – похолодела Шура. – Кому?

– Ну как? – смутился он. – Ей. Я подумал, ведь если я сдам сессию на «отлично», то у меня будет повышенная стипендия. Тогда я смог бы откладывать… И еще, если продать магнитофон… Может, я и смогу подарить ей этот дурацкий мобильник?

– Я думала… Думала, ты считаешь, что в ней нет ничего особенного… Ты же вчера сам говорил. Теперь каждая третья блондинка…

– Ну мало ли чего я по пьяни сказать мог… А ты почему такая грустная?

– Просто спать хочется… – Шура мобилизовала все свои силы, чтобы выдавить тусклую улыбку.

А когда Кирилл уже уходил, Шура решилась спросить:

– Кира, помнишь, ты говорил… Скажи, а почему тебе в голову не приходили насчет меня такие мысли?

– О чем ты? – изумился Кирилл.

– Ну ты же говорил, что всегда держался в рамках… В отношениях со мной…

– Шура, но ты же друг, – объяснил он. – Ты же просто мой лучший друг…

Это было как проклятие, как черная метка. Шурочка была лучшим другом, вечным лучшим другом! Лучшим другом самых замечательных, самых сексапильных мужчин! Не любимой женщиной, не случайной любовницей. А лучшим, черт побери, другом! Шура даже и припомнить не могла, когда кто-нибудь смотрел на нее как на красивую женщину. Когда кто-нибудь, хоть кто-нибудь, говорил ей какие-то милые глупости, из тех, что привыкли выслушивать красавицы: что у нее красивые глаза, красивая грудь, соблазнительная походка.

Наверное, поэтому ее так шокировал этот татуированный Егор. «Да ты красавица!» – сказал он и при этом смотрел на нее так… ну как мужики обычно смотрят на Дианку, когда она носит мини. С того показа мод прошло уже три дня, и Шура поймала себя на мысли, что все эти дни она инстинктивно ждет его звонка.

Если честно, с самого начала Егор вовсе ей не понравился. Какой-то он… неадекватный. Но странно устроена человеческая психология. Стоило Дианке показать, как интересен ей этот мужчина, рассказать, какой он романтичный, сексапильный и богатый, как Шура посмотрела на него совсем другими глазами. И теперь, вспоминая обстоятельства их знакомства, она больше не находила его неприятным и пугающе странным. Скорее забавным и милым.

«Вот я дурочка, – думала Шура, то и дело поглядывая на безмолвствующий телефон. – Наверное, он решил, что я постный синий чулок. И никогда, стало быть, не позвонит. А вот если бы я была более остроумной…»

Он позвонил в субботу. В половину одиннадцатого вечера, когда Шура уже уныло готовилась ко сну.

– Алло, я могу поговорить… с Шурой?

Егор не представился, но она сразу поняла, что звонит именно он. Шура подпрыгнула на кровати, словно марионетка, случайно оказавшаяся в неумело-грубоватых ручонках чрезмерно любопытного малыша. При этом она случайно сшибла локтем пустую бутылку из-под виски, неизвестно как оказавшуюся на ее туалетном столике, а ногой вляпалась в баночку с обезжиренным йогуртом, стоявшую под кроватью. Йогурт радостно взорвался, заляпав светло-сиреневый коврик фруктово-сливочными потеками.

– Это я. – Шура пыталась придать голосу бархатистый оттенок, невольно копируя Дианкины интонации. Получилось не очень.

– У тебя что, насморк? – мгновенно отреагировал Егор.

– С чего ты взял?

– Говоришь как-то странно… Шура. Я тут чего подумал… А не сходить ли нам с тобой куда-нибудь? Если ты, конечно, не против?

Театральный интерьер был старомодно-предсказуемым. Высокие лепные потолки, красные ковры на мраморных лестницах, кожаные диваны, пальмы в кадках. Казалось, здесь ничего не изменилось за последние десять, нет, двадцать лет.

Стены центрального холла украшали черно-белые фотографии актеров. Снимки были сделаны в разное время, многих из актеров уже давно не было в живых – их фотографии обрамляли черные траурные рамки. Все актрисы театра были на этих снимках молодыми. Даже одна из примадонн, шестидесятипятилетняя актриса, игравшая в театре роли всяческих бабушек и тетушек, настояла на том, чтобы в холле висела фотография, где она запечатлена двадцатилетней.