– Если она решила уйти, вряд ли ты этим ее удержишь.

– Если бы только уйти, Бог с ней! – машет рукой Толян. – Но она хочет привести в мою квартиру «родного отца Ярослава», как теперь все время подчеркивает, а уйти должен я и «оставить в покое сыновей». Понимаешь, обоих!

Евгения понимает: Шурке уже шестнадцать. Он может решать, с кем ему остаться – с отцом или с матерью.

– Нет! – распаляется между тем Толян. – Ты пойди со своим возлюбленным на квартире поживи! Попробуй, что такое жить на совковую зарплату! А то приведет его на все готовенькое!..

С кем это Аристов разговаривает? Явно не с Евгенией. Выходит, она здесь лишняя?

Она встает и идет в душ. И освежает, и думать помогает. Как удачно, что именно сегодня ей и Маше пришло приглашение на поездку в Филадельфию! Днем она приняла решение отказаться, но нынешнее утро, кажется, расставляет все на свои места.

Евгения и вправду выходит из душа другим человеком. Ненужные теперь эмоции запрятаны глубоко на дно, а на поверхности – чистая, легкая радость: она поедет в Америку!

– Ежели у тебя возникнут трудности с жильем, можешь пожить пока у меня, – мило улыбается она Аристову. – Я оставлю тебе ключи.

– То есть как это – оставишь? – удивляется он, когда наконец осознает ее слова. – Ты собираешься куда-нибудь уезжать?

– Ненадолго. Может, на месяц-два… Как понравится, – говорит она.

– В командировку? Но зачем тебя могут куда-то послать, если в фирму ты только что устроилась? – не может поверить он.

– Я не в командировку собираюсь, – заговорщически улыбается она, – а в Америку.

– В Америку! – все еще не вникает он. – Что ты там будешь делать? В турпоездку?

– По приглашению, – безмятежно поясняет она.

– Я и не знал, что у тебя есть знакомые американцы!

– Конечно, я не успела тебе все рассказать. Мы ведь не так уж много времени провели вместе.

– Ты делаешь это мне назло? – уточняет он. – Небось Мария руку приложила?

– Ты угадал, – соглашается Евгения. – Это ее знакомые.

– Такая была скромница, спасу нет, а тут…

– Что – тут? – начинает закипать Евгения. – И Джеймс, и Майкл – ее коллеги по работе.

– И который из них твой?

– Моего мужчины на этой земле пока нет! – сжав зубы, сообщает она.

– Вот как! А я для тебя кто – эпизод?

– Мой мужчина будет только моим. А ты… ты для меня любовник!

– Один из многих?

А вот это уже прямое оскорбление. Спокойно, Женя, не уподобляйся человеку, который даже в постели говорит не о чувствах к тебе, а о своих проблемах с женой…

Она снимает пеньюар и медленно начинает одеваться. Потом, не оборачиваясь, говорит ему:

– До свидания!

Он еще некоторое время лежит, словно не может поверить ее словам, и наконец вскакивает, хватает одежду и как есть, голый, устремляется в ванную. Видимо, Толян тоже становится под холодный душ, потому что, приложив ухо к двери, она слышит, как он невольно ухает.

И выходит он такой же спокойный, как сама Евгения. Полностью одетый. Преувеличенно галантно кланяется и говорит:

– Мой привет Машиным коллегам!

Евгения закрывает за ним дверь вдруг задрожавшими руками и влезает в выходной костюм. Что бы ни случилось, она должна выглядеть!

Ей нужно срочно повидать Валентина. А для этого, естественно, надо поехать к нему домой. Дверь ей открывает жена Валентина и, зачем-то оглядев лестничную клетку, шепчет:

– Заходи.

Они с Евгенией шапочно знакомы.

– А почему ты шепчешь?

– Мы всем говорим, что Валентина нет, уехал к тетке на Украину. Следователь уже несколько раз приходил.

– Чего ему бояться? Разберутся, – пробует успокоить Евгения.

– Ты не знаешь, в ментовке сейчас все по-другому. Сначала сажают, потом разбираются. Зачем же тогда ему в тюрьме сидеть, пусть лучше дома посидит. Пока не разберутся.

– А если с обыском придут?

– Ой, не говори, – вздыхает Валентинова жена. – Я от окна не отхожу. Чуть что, он к соседке уходит. Она уехала, а нам ключи оставила…

– Наконец-то поговорю со своим человеком! Неужели есть люди, которые могут целыми днями пялиться в этот ящик? – выходит к ней Валентин. – Я-то прежде, кроме новостей, и не смотрел ничего – некогда было. Не подозревал, что у нас теперь такое жвачно-прокладочное телевидение! А это правда, что большинство наших эстрадных звезд перхотью страдают? И даже столь уважаемую мной прежде Гвердцители не миновала эта напасть… Что хотишь, как говорил один мой преподаватель.

– Собственно, я пришла с тобой посоветоваться. – После пережитых событий они вновь, как прежде, перешли на ты. – Мне приглашение из Америки пришло. Может, пока ты не у дел, я съезжу на недельку за океан?

Валентин некоторое время в раздумье смотрит на нее.

– Проектные работы нам пока придется приостановить, это факт. – Он с досадой бьет ладонью о ладонь. – Оказывается, уголовка давно подозревала, что наша фирма под колпаком у мафии! Тебя, возможно, вызовут как свидетеля. Расскажешь, что знаешь. А потом, конечно, поезжай, проветрись!

– Раз ты не возражаешь… В любом случае это произойдет не завтра.

– А я-то думал тебя потихоньку поднатаскать, чтобы ты на время моего отсутствия могла брать управление на себя. Как у авиаторов – второй пилот. Но вообще-то это просто опасно. Кое у кого сейчас трещат головы. Ко мне найти подходы несложно было бы, ведь я в истории с замом как следует запачкался. А ну как придет кто-то новый?..

Они некоторое время молчат, но тут в дверь раздается осторожный стук и просовывается голова его жены Алисы.

– Я не помешаю?

– Мы уже обо всем поговорили.

Она закатывает сервировочный столик:

– Тогда – ленч! – И бросает на колени Валентину стопку газет. – Свежая пресса! Обрати внимание на «Комсомолку». Мужик, без специального химического образования, изобрел наркотик, благодаря которому мог обладать красивейшими женщинами города. Как лечить последствия привыкания к нему, наши медики не могут определить. Богата Россия талантами!.. Я, конечно, к вам напросилась, но вы уж извините, терпеть не могу есть одна! – признается Алиса, разливая кофе. – Кому со сливками?

– Мне, – как в школе, поднимает руку Евгения.

– Расслабьтесь! Что же вы сидите с такими каменными лицами? Вспомните, почему азиаты долго живут? Они умеют отрешаться от сиюминутного и просто созерцать мир.

– Наверное, у них мир не стучит по черепу созерцателя, а у нас только отрешишься, как тебя из-за угла – бабах! – говорит Валентин, намазывая тост повидлом.

– Никто не утверждает, что сейчас лучшие времена, – соглашается Алиса. – Но это только пессимисты говорят, что хуже не бывает. Оптимисты считают, что бывает и хуже!..

Евгения возвращается пешком. Не то чтобы дома ей кто-то мешает думать, но сейчас почему-то на память приходит вечер, когда она сидела подле играющего в преферанс Толяна, а его институтские друзья рассказывали, кто в шутку, кто всерьез, каким Аристов прибыл в институт из глухого села.

Худой, кожа да кости, – у матери-вдовы, кроме него, еще четверо было, мал мала меньше. Школу он окончил с золотой медалью, хотя дома все было на нем, как на кормильце. Отправили его в институт от колхоза. Причем председатель клятвенно пообещал, что над его матерью, братиками и сестренками колхоз возьмет шефство.

Приехал Толян поступать стриженный под «нуль». Парни в армию уходили, стриглись, вот он и решил, что для института тоже нужно «под машинку».

Студенты над ним хихикали, потому с той поры Толян и стрижется так коротко. В знак протеста.

А чтобы уметь за себя постоять, стал боксом заниматься. И так как ничего не умел делать наполовину, то стал чемпионом института. Потом города. Потом края…

На третьем курсе случилось ЧП. Студентка техфака Нина Рюмина пыталась покончить жизнь самоубийством. Ее однокурсник Роман уехал в Москву, где женился на дочери генерала. А Нина была беременна. На счастье, рядом случился Аристов. Вызвал «скорую», ходил в больницу. Потом и женился. Это уже ей рассказал один из друзей Толяна, когда остальные вместе с Аристовым курили на балконе. Вернее, некурящий Толян просто присутствовал, наказав другу развлекать «любимую женщину».

Теперь, выходит, бывшую любимую?

Глава 20

Телефон – это ее проклятие! Он будит по утрам, трезвонит среди ночи. Выдернуть его из розетки не сложно, но сейчас прихварывает мама Евгении Вера Александровна. Евгения вернулась от нее в одиннадцатом часу вечера, и, несмотря на то что сейчас полночь, она все еще не спит и к зазвонившему телефону бросается со всех ног: неужели что-то с мамой? Она хотела остаться, но Вера Александровна ее отослала – мол, ничего страшного с ней не случится.

– Что, суки, доигрались? – зловеще спрашивает ее чей-то хриплый бас. – Американцев им захотелось! Русские мужики уже надоели?..

– Кто это говорит? – осипшим от испуга голосом спрашивает Евгения.

– Подружка-то твоя тю-тю, отъездилась! – продолжает хрипеть незнакомец. – Она решила, что в жизни все просто и легко: фыр, и полетела! Все бросила – семью, любящего мужа…

– Сергей! – наконец узнает она, это же голос Сергея Зубенко. Но почему он так странно хрипит? Напился, что ли? Никогда прежде он ей не звонил, а тут среди ночи… – Сергей, это ты? – осторожно спрашивает она.

– Ну, было, посматривал на сторону, а кто из мужиков без греха? Зато в остальном – разве она в чем-то нуждалась? Все в дом тащил! Чего ей не хватало? Все бабы по природе б…. им всегда мало!

Евгению он не слышит, продолжает жаловаться на неверную Машу. Как будто воет волк над трупом загрызенного им же человека. Она содрогается: что за жуткие аллегории приходят на ум?

– Сергей, ты из дома звонишь? Маша спит?

– Спит. И глаза я ей закрыл, чтобы не отсвечивали! Думала, я шучу. Даже не испугалась. Я все ждал: может, одумается? А она порхала бабочкой! Только бабочки, как известно, долго не живут. Думала, об меня можно ноги вытирать! Об Сергея Зубенко! Дура Машка, жила бы себе, горя не знала! Это ты виновата! Глядя на тебя, и она свободы захотела! Свободной женщине одна дорога – в бордель!