Лариса Шкатула - Замуж не напасть

– Может, мне придется у них заночевать. – Его бесстрастный голос прорывался сквозь бушующий в ней огонь. – Ты не возражаешь? Хочешь, мы поедем вместе?

– Мне нужно убрать квартиру. Поезжай один. Вот так они в тот день поговорили.

А в семь часов Евгения пошла к Виктору. Этот исследователь-любитель вытянул из нее все в первый же час.

– Как? – оторопел он. – Ты столько лет живешь с мужиком, который тебя не трахает?! Сгораешь от желания! Болеешь и молчишь? Евгения, ты – дура!.. Посмотри на себя. – Он подвел ее к зеркалу. – Ты красива. У тебя отличная фигура. Шикарный бюст! – Он зачем-то расстегнул кофточку, будто собирался кому-то демонстрировать ее прелести.

Евгения попыталась вырваться, но он, хоть и был невысокий, худощавый, оказался сильнее ее.

– Куда? Стоять! Не любишь правду? Трижды дура! Он помолчал, скрипнув зубами.

– Да ты, если захочешь, любого мужика будешь иметь! Поняла? Любого! Ты почему из себя жертву изображаешь? Ненавижу вас. Рабыни!

– Кого – нас? – Евгения села в кресло и застегнула кофточку; она даже не обиделась, когда он в запале оттолкнул ее от себя.

– Вас – тихих и покорных! Не знающих себе цену! Гнущихся перед каждым ничтожеством! Живущих без любви. И это при том, что любая из вас вполне может себя содержать. А многие вообще кормят семью…

– Что же делать? – вздохнула она обреченно.

– Застрелиться! – заорал он.

И стал целовать ее так, что она чуть не потеряла сознание – так заколотилось сердце. Потом она еле отыскала свои трусики в этой груде смятых, сорванных, брошенных на пол вещей.

На этот раз заснули они часа в четыре. И то потому, что Виктору с утра предстояло идти на дежурство. Когда зазвонил будильник, им обоим показалось, что они только что закрыли глаза.

– Ты спи, – сказал ей Виктор. – Воскресенье все-таки. А захочешь уйти, закроешь квартиру и бросишь ключ в почтовый ящик.

– Нет, я выйду с тобой, – запротестовала она.

Он закрывал дверь, а из квартиры напротив вышла женщина с молочным бидоном в руке. Оглядев Евгению, она буркнула:

– Опять другая, Господи, прости!

– Не обращай внимания! – отмахнулся он, целуя ее. – Вечером жду!

«Ничего себе! – думала она, идя по тропинке к своему дому. – С чего это он решил, что я буду каждую ночь проводить у него? Хватит, погуляла!»

В половине восьмого вечера раздался звонок. Хорошо, Аркадий как раз пошел выносить мусор.

– Ты почему не пришла? – возмутилась трубка голосом Виктора.

– Откуда ты узнал номер моего телефона? – в свою очередь, вознегодовала она.

– Из телефонного справочника, милочка! Но тут зашел Аркадий, и она сказала:

– Девушка, вы ошиблись номером!

И положила трубку, выдернув телефонный штекер из розетки. Но сделала это так, чтобы со стороны не было заметно: штекер гнезда лишь касался, но телефон не был включен.

Правда, надолго ее все равно не хватило. Она представила себе, как Виктор ходит по своей однокомнатной квартире и злится. Она ведь сразу не сказала «нет», потому выходит, что обманула.

– Я уйду ненадолго, – сказала она мужу. Хорошо, через два дома живет ее сотрудница, к которой она изредка ходит!

Евгения вытащила из портфеля законченный отчет и подчеркнуто медленно завернула его в газету. Пусть видит, что причина ухода уважительная.

– В двадцать один сорок – фильм, последняя серия. Ты успеешь?

– Успею, – небрежно ответила она.

Она позвонила в квартиру Виктора, и он тут же открыл, будто ждал ее звонка.

– Явилась – не запылилась!

– Ты зачем звонил?

– А ты не знаешь!

– Я тебе говорила, что я замужем?

– Вспомнила!.. А я тебе рассказывал, почему я развелся с женой? Нет? Потому, что понял: мне со своими потребностями супружески верным не продержаться. Чего жену зря травмировать? Подал на развод.

Он пошел на кухню и принес ей чашку кофе.

– Так и будешь стоять? Садись, выпей кофе – на тебе лица нет!

Он снял с Евгении плащ и усадил в кресло, Подошел к полке с кассетами и нервно их перемешал.

– Знаешь, сколько у меня было женщин? Больше трехсот!

– Я тащусь, – прореагировала она словами сына Никиты. Он не обратил внимания на ее реплику.

– Когда мне скучно, я сажусь в общественный транспорт и еду куда глаза глядят. А по пути рассматриваю женщин. Я всегда знаю, какая из них пойдет со мной…

– На фига мне твоя кухня! – не выдержала Евгения. – Ты напоминаешь девицу из анекдота, которую изнасиловали семеро. «Не волнуйтесь, – говорят ей в милиции, – мы их всех найдем!» А она: «Не надо всех – мне нужны второй, пятый и седьмой…» Или для тебя все мы – на одно лицо?

– А на тебе бы я женился, – сказал он невпопад. – Только мы по комплекции друг другу не подходим. Ты рядом со мной крупнее кажешься…

– Вик! – Она подошла и ткнулась губами ему в щеку.

– Знаешь, Евгения, не тебе меня жалеть!.. Иди, я тебя не держу!

– И мы на прощание даже не поцелуемся?

– Знаю я, как ты целуешься! По-моему, я лет двадцать не ходил с синяком на губе.

– Тогда я пошла.

– Стоять! – Он вдруг судорожно прижал ее к себе и прошептал на ухо: – А может, полежим? Недолго.

– Я обещала вернуться, – беспомощно пробормотала она. Он отодвинул ее от себя и, держа за плечи, вгляделся в глаза.

– И соврать не можешь!

Вернулась она домой как раз к началу фильма. Они чинно сидели рядом с Аркадием на диване. Он с интересом следил за объяснением в любви главных героев, а Евгения подумала: «В понедельник я подам на развод!»

– Женщины из-за этого не разводятся, – говорит ее мудрая подруга Люба. – Он – отец твоего ребенка…

– Ага, родил его в муках! Тоже мне, заслуга: пожертвовать семенем!

Люба недоуменно смотрит на нее.

– Ты чего, мать, вызверяешься? При чем здесь семя? Никита уже не ребенок, но ему тоже нужен отец…

– А мне? Мне ничего не нужно? Или я рыба, которая отметала икру и может умирать? Почему я, не успев родиться, сразу попала в должники? Должна быть послушной дочерью. Должна хорошо учиться. Должна выйти замуж. Должна быть верной мужу. А мне никто ничего не должен? Или моя жизнь не представляет никакой ценности для общества?!

– Да пойми ты, глупая, семья нужна не только Никите, но и тебе самой. Ты не знаешь, что такое жить одной!

– А ты знаешь?

– Я читаю объявления в газетах. Это очень поучительно. Бабы воют без мужей. Пишут, согласны на любого, только без ВП. Чего ты на меня уставилась, темная! Без вредных привычек! Одна даже написала, что согласна на жизнь без секса.

– И правда рабыни! – бурчит Евгения.

– Это что-то новое, – проницательно посмотрела на нее Люба. – А может, ты, мать, просто заелась? У тебя муж – другим на зависть! Не пьет! По бабам не ходит! Всю зарплату отдает! Наверняка даже заначки не имеет.

– А зачем? – пожимает плечами Евгения. – По карманам я не шарю. Карманные деньги считаю само собой разумеющимся.

– Тогда скажи, чего тебе надо?

– Любви!!!

– Думаешь, разведешься и просто не будешь знать, куда от нее деваться? Косяками пойдут мужики, предлагая Лопухиной свое пылающее сердце?

– Знаешь, сытый голодного не разумеет! – взрывается Евгения. – Забыла, как твой Сашенька в командировку на месяц уезжал?

– Помню! – Голос Любы лишается воинственности, а глаза затуманиваются. – Тогда мы сутки пролежали в постели обнявшись. Все не могли оторваться друг от друга.

– А почему ты считаешь, что я хуже тебя?

– Что ты, дурочка, что ты! – пугается Люба. – У меня и в мыслях не было тебя обидеть! Но ты ведь никогда прежде не собиралась взять и пустить свою семью под откос…

Она опять впадает в прежний покровительственный тон. Воистину «чужую беду – руками разведу»…

– А ты все средства перепробовала? – спрашивает Надя, другая ее подруга.

Надо отдать им должное: обе стараются удержать ее от опрометчивого шага. Люба – потому, что у нее есть семья и она хочет того же для Евгении. Надя – потому, что у нее нет семьи и она не хочет, чтобы Евгения шла по ее стопам.

Но никто из них не знает о Викторе. Почему-то Евгения вдруг перестала делиться с ними, знающими всю ее подноготную чуть ли не с материнской утробы. И сейчас они отговаривают ее не по причине своей душевной черствости или невнимательности, а потому, что просто не знают! Даже не представляют себе, как Евгения изменилась!

Пойти на суд Аркадий никак не соглашался. Она его еле уговорила. Пригрозила – со слов юриста, конечно! – что если он не придет два раза, на третий ее все равно разведут, но уже без его участия.

Конечно, судья стал допытываться, в чем причина их развода. Трудно поверить в то, что они не сошлись характерами… после семнадцати лет совместной жизни!

– Не знаю, что с ней случилось! – горестно сказал Аркадий и при всех заплакал.

Судья закашлялся, а женщины-заседатели суровыми взглядами окинули Евгению.

– Спросите мою жену, в чем она может меня обвинить? – продолжал публично горевать Аркадий. – Разве все эти годы я жил не для семьи?

– А вы что на это скажете? – обратился к Евгении судья. Что она скажет? Да уж не правду! Она представила, как округлятся глаза у дам-заседательниц, если она произнесет:

«Мой муж меня не удовлетворяет!» Или: «Хочу развестись, потому что мы не живем как муж и жена».

Она вспомнила, как горько плакала на днях в женском туалете ее сотрудница:

– Эта тварь – любимый муж – во всеуслышание объявил, что я шлюха. Представляешь? Только за то, что я робко… понимаешь, робко намекнула: мол, Коля, мы с тобой совсем перестали заниматься любовью! Фразу эту дурацкую у сверстников дочери подцепила, чтобы не называть вещи своими именами. Зато он не стал стесняться. А ведь я и забыла, когда в последний раз…

Подруга Надя, как человек, с мужем разведенный и в житейских делах опытный, сразу предположила: