Лариса Шкатула - Замуж не напасть

После обеда рабочий день проходит спокойно, никто ей не докучает. Ровно в пять верный рыцарь Виталий свет Всеволодович подает «вольво» к подъезду.

– Отпросилась? – первым делом спрашивает он.

– Отпросилась. Без проблем.

– Я же говорил!

– Вообще, Таля, две вещи в жизни я ненавижу больше всего: просить и быть обязанной.

– Этого никто не любит, – мудро замечает он. – Именно поэтому деловой народ принял такую форму отношений: ты – мне, я – тебе.

– Тогда понятно, почему шеф успокаивал меня. Говорил, что мое появление в фирме ему выгоднее даже больше, чем мне!

– Валик – умница. Он тоже в тебя влюблен?

– Тоже? А кто еще влюблен?

– Присутствующих тебе мало?.. Давай-ка заедем куда-нибудь перекусить, а потом я отвезу тебя в один симпатичный магазинчик… И не смотри на меня так! Перефразируя твоего шефа, и я могу сказать, что твое появление в моей жизни для меня важнее, чем для тебя.

Наверное, он хочет, чтобы Евгения, сраженная его великодушием, запротестовала бы, что и для нее это важно, но она молчит.

Человек быстро привыкает к хорошему. У них с Аркадием не было машины, разве что друзья когда-нибудь подвезут на море или в горы, за грибами. У всех остальных – Ткаченко, Аристовых и Зубенко – машины были, а вот Лопухин считал, что без нее меньше головных болей. И так во всем: этих самых «головных болей» он избегал где только можно… Казалось, общественный транспорт станет средством передвижения для Евгении на всю оставшуюся жизнь. Но вот пересела она с автобуса на «вольво» и никакого неудобства не ощущает!

Столько для нее вдруг открылось всяческих подобных моментов! Оказывается, в ужине в хорошем кафе тоже есть своя прелесть. И вовсе не все женщины носятся по вечерам от плиты к кухонному столу. Можно просто сидеть за двухместным столиком в уютном зале с приглушенной музыкой и не торопясь поглощать приготовленные другими калории.

Одно лишь мешает Евгении поглощать эти самые калории: взгляд Виталия. Он будто сделал стойку и ждет, не выскажет ли она какое-нибудь желание, чтобы тут же бежать и выполнять его.

Неужели она, Евгения, может внушить мужчине чувство такого вот обожания и преданности? Почему раньше за ней ничего подобного не замечалось? Перед ней не останавливались шикарные машины, ее не предлагали подвезти незнакомые мужчины. Будь это в розовой юности, она могла бы подумать, что превращается в лебедя из гадкого утенка, но сейчас-то время для подобных превращений вроде ушло?!

Господи, хоть бы кто ей посоветовал, как себя вести!

Эта поездка в магазин… Рассматривать ее как аванс? Что в этом случае сказала бы Люба?

«Ты его просила? Нет. Он хочет прикупить тебе какую-нибудь одежонку? Пусть покупает. Думаешь, это для тебя? Для себя. Это он будет ходить рядом с тобой и гордиться: вот как я одел женщину!» А расплачиваться? «Не знаешь, чем женщины расплачиваются? Или ты бы хотела взамен ничего не получать?»

Евгения всегда считала, что секс – это удовольствие для обоих. Значит, о какой плате может идти разговор?

В то же время, если вы так близки и вместе вам так хорошо, то надо ли рассматривать взаимные услуги как одолжение? В конце концов, измучившись вопросами, на которые существуют такие противоречивые ответы, она решает махнуть рукой и предоставить событиям развиваться самим по себе.

А магазин называется «Эльдорадо»!

Расположился он не в каком-нибудь старом фонде, не перестроен из магазина «Фототовары» или «Военная книга», а выполнен по индивидуальному заказу, особому проекту. Что было на его месте прежде, теперь не важно. Рядом с проектом «Эльдорадо» его ждала лишь одна судьба – под бульдозер!

Небольшая лестница наверх, над дверью – бегущая строка. У порога, не успевают они войти, их сразу же «берут под колпак» двое молодых, одетых в шикарную униформу продавцов: юноша и девушка.

Так-то, обслуживание будущего! Как бы ни ностальгировали по минувшему времени, никто из нас не тоскует по советскому сервису – сытым, сонным и в разбуженном состоянии агрессивным работникам прилавка. Эти современные ребята представляют собой разительный контраст с теми, у кого улыбка казалась болезненной гримасой…

Впрочем, это только Евгения удивляется про себя да сравнивает – Виталий держится знатоком и хозяином жизни.

– Что вы желаете? – спрашивает девушка-продавец.

– Мою жену надо экипировать для отдыха на море, – доверительно сообщает ей Виталий. – Так что желаем мы спортивный костюм, кроссовки, вечернее платье, – словом, вы, женщины, лучше знаете. У меня просьба одна: все должно быть настоящее. Никаких Эквадоров`, Турции и Эмиратов!

– Понятно, – сразу оживляются продавцы и приглашают Евгению: – Пройдемте!

– Я тоже хочу присутствовать при столь волнующем действие, – шепчет ей Виталий.

– На два дня едем, одумайся! – пытается образумить его она.

– Хоть на два часа! – упрямится он. – Драгоценному камню – достойную оправу!

Ей ничего не остается, как покориться его сокрушающей энергии.

Помнится, у Толяна Аристова есть соответствующий афоризм на тему: «Как говорят в штате Алабама, дай негру палец, откусит всю руку!» Стоило ей один раз уступить Виталию, и вот уже она сдает одну позицию за другой!

Да что эта женщина все время недовольна? Хотела белый спортивный костюм? Получила. Хотела фирменное вечернее платье на бретельках – изволь! Тысячи женщин мечтают о такой жизни и не имеют ее, а у тебя все на тарелочке с голубой каемочкой! Лопухина, расслабься и перестань привередничать! Тебе повезло. Тебе очень хорошо… Только почему на душе кошки скребут?

По пути в дом отдыха Евгения раздумывает, как же это они смогут поселиться в одном номере, если у них не то что фамилии разные, а вообще штамп в паспорте не стоит.

Хорошо, что она промолчала – не спросила об этом у Виталия. Поселили их, не задавая вопросов, очень быстро. Выдали ключ с набалдашником, которым на большой дороге вполне можно пользоваться вместо кистеня, две визитки-пропуска. Администратор лишь, мило улыбнувшись, сообщила, что поужинать они еще успеют, ужин до двадцати часов, а бассейн работает до двадцати трех.

Евгении опять хочется спросить: зачем отдыхающим бассейн, если есть море? Но она лишь как бы между прочим интересуется у Виталия:

– В бассейне морская вода?

– Конечно, – он снисходительно улыбается ей, как несмышленышу, – и подогретая. Не все ведь любят свежий воздух и ночные купания. В море темно и страшно. А вдруг снизу кто-нибудь подплывет?

Он делает страшные глаза, и Евгения смеется. На ней сейчас белые шорты, майка с черной пантерой и белые спортивные туфли из натуральной кожи, удивительно мягкие и легкие.

Украдкой оглядев себя в зеркале, она остается довольна: три часа езды не сильно отразились на ее внешнем виде.

– Может, сначала зайдем поужинаем? – предлагает Виталий. – Время-то к семи идет.

– Ну уж нет! – категорически отказывается Евгения. – Мы приехали сюда отдыхать, и будем делать это медленно, со смаком. Поднимемся, примем душ, переоденемся…

Они уехали из дома раньше, чем собирались. В четверг президент позвонил ей в кабинет часа в два и удивился:

– Как, вы еще здесь?

– Но я же отпросилась на день, а не на полтора.

– Лопухина, вы неисправимы! Немедленно домой! Чемодан не собран, а она еще на работе прохлаждается!

И шефы любят пошутить! Она позвонила Виталию. Оказывается, и он освободился и через пять минут за ней подъехал.

Немудрено, что им до сих пор не хочется есть. Весь путь они жевали. Виталий останавливался везде, где видел что-нибудь аппетитное. Он боялся, что они не успеют к ужину, и старался накормить ее впрок.

Номер у них действительно шикарный: две комнаты, большая ванная, лоджия со стеклянной дверью во всю стену, откуда открывается ослепительный вид на море.

Быстро все осмотрев и обежав, Евгения распаковывает чемоданы и говорит:

– Чур, в душ я первая, мне дольше собираться!

Но когда она встает под душ, Виталий, несмотря на ее сопротивление, проскальзывает следом и берет ее прямо в душе. Евгения злится. Но, вынужденная уступить, она мысленно подначивает себя: «Выходит, Евгения, отрабатываешь номер-люкс и фирменный прикид!»

Впрочем, когда Виталий сам домывает ее, а потом, завернув в большое, как простыня, полотенце, несет на кровать и предлагает полежать и отдохнуть, она перестает думать о насилии, а просто лежит расслабившись.

Выйдя из душа, он шутливо-грозно простирает над ней руку и вопрошает:

– Как, ты до сих пор не одета?

Уловив в его глазах отсвет просыпающегося вожделения, она быстро соскальзывает с кровати и одевается в новое голубое трикотажное платье, которое обтягивает ее, будто эластичный чулок. Продавщица сказала, что это очень модная ткань и называется что-то вроде «стрейч». Подчеркивает платье все, что можно подчеркнуть. Евгения надевает к нему из украшений лишь тонкую золотую цепочку.

Виталий в белых брюках и тоже голубом батнике критически оглядывает ее и остается доволен. Они дополняют друг друга как идеальная пара.

Он подводит Евгению к зеркалу:

– Ну как?

Она смотрит: никуда не денешься, пара! Такое единение зрительного образа дается либо многими годами совместной жизни, либо счастливым совпадением.

«Как жаль, – грустно думает Евгения, – что так же не созвучны наши души!»

Она не ответила бы конкретно, в чем видит это. Просто чувствует. Как в таких случаях говорит народ? Не в свои сани не садись! Вот у нее впечатление, что она сгоряча села не в свои сани…

Виталий закрывает ключом дверь, когда из соседнего номера тоже выходит пара. Они едва переглянулись, почувствовав друг к другу симпатию.

– На ужин? – спрашивает мужчина.

– Говорят, надо, – шутливо вздыхает Виталий.

– Как хорошо, что у нас появились соседи, – щебечет молодая женщина, – мы здесь уже три дня, а еще ни с кем не познакомились.